- Простите... я думал... я полагал... - вспыхнув, пролепетал Дюруа и
вдруг отчетливо произнес: - Приношу вам тысячу извинений, сударыня, и
еще раз горячо благодарю за прелестный фельетон, который вы за меня на-
писали вчера. - Он поклонился, сказал Шарлю: - В три часа я буду в ре-
дакции.
И вышел.
Быстрым шагом идя домой, он ворчал себе под нос: "Ладно, сами сейчас
напишем, вот увидите..."
Вдохновляемый злобой, Дюруа вошел к себе в комнату и тут же сел за
работу.
Он развивал сюжет, намеченный г-жой Фсфестье, нагромождая детали, за-
имствованные из бульварных романов, невероятные происшествия, вычурные
описания, мешая дубовый язык школьника с унтер-офицерским жаргоном. За
час он успел написать статью и, довольный собою, понес этот ералаш в ре-
дакцию.
Сен-Потен, первый, кого он там встретил, с видом заговорщика крепко
пожал ему руку.
- Читали мою беседу с индусом и китайцем? - спросил он. - Не правда
ли, забавно? Париж от нее в восторге. А ведь я их и в глаза не видел.
Дюруа еще ничего не читал; он тотчас же взял газету и стал просматри-
вать длинную статью под заглавием "Индия и Китай", а Сен-Потен в это
время показывал ему и подчеркивал наиболее интересные места.
С деловым, озабоченным видом, отдуваясь, вошел Форестье.
- Вы уже здесь? Весьма кстати. Вы мне оба нужны.
И он дал им указания насчет того, какие именно сведения политического
характера они должны раздобыть к вечеру.
Дюруа протянул ему свою рукопись.
- Вот продолжение статьи об Алжире.
- Очень хорошо, давай, давай, я покажу патрону.
На этом разговор кончился.
Сен-Потен увел своего нового коллегу и, когда они были уже в коридо-
ре, спросил:
- Вы заходили в кассу?
- Нет. Зачем?
- Зачем? Получить деньги. Жалованье, знаете ли, всегда нужно забирать
за месяц вперед. Мало ли что может случиться.
- Что ж... Я ничего не имею против.
- Я вас познакомлю с кассиром. Он не станет чинить препятствия. Пла-
тят здесь хорошо.
Дюруа получил свои двести франков и, сверх того, двадцать восемь
франков за вчерашнюю статью; вместе с остатком жалованья, которое ему
выдали в канцелярии, это составляло триста сорок франков.
Никогда еще не держал он в руках такой суммы, и ему казалось, что
этого богатства должно хватить бог знает на сколько.
Сен-Потен, в расчете на то, что другие уже успели раздобыть нужные
ему сведения и что при его словоохотливости и уменье выспрашивать ему
ничего не будет стоить выпытать их, предложил Дюруа походить с ним по
редакциям конкурирующих между собою газет.
Вечером Дюруа освободился и решил махнуть в Фоли-Бержер. Задумав
пройти наудачу, он отрекомендовался контролю:
- Я Жорж Дюруа, сотрудник "Французской жизни". На днях я был здесь с
господином Форестье, и он обещал достать мне пропуск. Боюсь только, не
забыл ли он.
Просмотрели список. Его фамилии там не оказалось. Тем не менее конт-
ролер был так любезен, что пропустил его.
- Ничего, проходите, сударь, - сказал он, - только обратитесь лично к
директору - он вам, конечно, не откажет.
Войдя, Жорж Дюруа почти тотчас же увидел Рашель, - ту женщину, с ко-
торой он отсюда ушел в прошлый раз.
Она подошла к нему.
- Здравствуй, котик. Как поживаешь?
- Очень хорошо, а ты?
- Тоже недурно. Знаешь, за это время я два раза видела тебя во сне.
Дюруа был польщен.
- Ах, ах! К чему бы это? - спросил он, улыбаясь.
- А к тому, что ты мне нравишься, дурашка, и что мы можем это повто-
рить, когда тебе будет угодно.
- Если хочешь - сегодня.
- Очень даже хочу.
- Ладно, но только вот что...
Дюруа замялся, - его несколько смущало то, что он собирался сказать
ей.
- Дело в том, что я нынче без денег: был в клубе и проигрался в пух.
Учуяв ложь инстинктом опытной проститутки, привыкшей к торгашеским
уловкам мужчин, она посмотрела ему прямо в глаза.
- Лгунишка! - сказала она. Нехорошо так со мной поступать.
Дюруа сконфуженно улыбнулся:
- У меня осталось всего-навсего десять франков, хочешь - возьми их.
С бескорыстием куртизанки, исполняющей свою прихоть, она прошептала:
- Все равно, миленький, я хочу только тебя.
Не отводя восхищенного взора от его усов, Рашель с нежностью влюблен-
ной оперлась на его руку.
- Выпьем сперва гренадину, - предложила она. - А затем пройдемся ра-
зок. Мне бы хотелось пойти с тобой в театр, просто так, - чтобы все ви-
дели, какой у меня кавалер. Мы скоро пойдем ко мне, хорошо?
Он вышел от нее поздно. Было совсем светло, и он тотчас же вспомнил,
что надо купить "Французскую жизнь". Дрожащими руками развернул он газе-
ту - его статьи там не было. Он долго стоял на тротуаре и, все еще наде-
ясь найти ее, жадно пробегал глазами печатные столбцы.
Какая-то тяжесть внезапно легла ему на сердце. Он устал от бессонной
ночи, и теперь эта неприятность, примешавшаяся к утомлению, угнетала
его, как несчастье.
Придя домой, он, не раздеваясь, лег в постель и заснул.
Несколько часов спустя он явился в редакцию и прошел в кабинет изда-
теля.
- Меня крайне удивляет, господин Вальтер, что в сегодняшнем номере
нет моей второй статьи об Алжире.
Издатель поднял голову и сухо сказал:
- Я просил вашего друга Форестье просмотреть ее. Он нашел, что она
неудовлетворительна. Придется вам переделать.
Дюруа был взбешен, он молча вышел из кабинета и бросился к Форестье.
- Почему ты не поместил сегодня моей статьи?
Журналист, откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол, прямо
на свою рукопись, курил папиросу. С кислым выражением лица он раздельно
и невозмутимо произнес глухим, словно доносившимся из подземелья голо-
сом:
- Патрон признал ее неудачной и поручил мне вернуть ее тебе для пере-
делки. Вот она, возьми.
И он показал пальцем на листы, лежавшие под пресспапье.
Дюруа не нашелся, что на это ответить, - до того он был удручен. Он
сунул свое изделие в карман, а Форестье между тем продолжал:
- Отсюда ты пойдешь прямо в префектуру...
Он назвал еще несколько присутственных мест, куда надлежало зайти, и
указал, какого рода сведения ему нужны сегодня Дюруа, так и не найдя,
чем уколоть Форестье, удалился.
На другой день он опять принес статью. Ему ее снова вернули. Переде-
лав ее в третий раз и снова получив обратно, он понял, что поторопился и
что только рука Форестье способна вести его по этой дороге.
Он уже не заговаривал о "Воспоминаниях африканского стрелка", он дал
себе слово быть покладистым и осторожным, поскольку это необходимо, и, в
чаянии будущих благ, добросовестно исполнять свои репортерские обязан-
ности.
Он проник за кулисы театра и политики, в кулуары палаты депутатов и в
передние государственных деятелей, он изучил важные физиономии чиновни-
ков особых поручений и хмурьте, заспанные лица швейцаров.
Он завязал отношения с министрами, привратниками, генералами, сыщика-
ми, князьями, сутенерами, куртизанками, посланниками, епископами, свод-
никами, знатными проходимцами, людьми из общества, извозчиками, официан-
тами, шулерами, он сделался их лицеприятным и в глубине души равнодушным
другом, и, беспрестанно, в любой день и час, сталкиваясь то с тем, то с
другим, толкуя с ними исключительно о том, что интересовало его как ре-
портера, он мерил их всех одной меркой, на всех смотрел одинаково, всем
давал одну и ту же цену. Сам себя он сравнивал с человеком, перепробо-
вавшим одно за другим всевозможные вина и уже не отличающим шатомарго от
аржантейля.
В короткий срок из него вышел замечательный репортер, который мог ру-
чаться за точность своей информации, изворотливый, сообразительный, рас-
торопный, настоящий клад для газеты, как отзывался о нем разбиравшийся в
сотрудниках, старик Вальтер.
Тем не менее он получал всего лишь десять сантимов за строчку и двес-
ти франков жалованья, а так как в кафе, в ресторанах все очень дорого,
то он вечно сидел без денег и приходил в отчаяние от своей бедности.
"В чем тут секрет?" - думал он, видя, что у некоторых его коллег кар-
маны набиты золотом, и тщетно старался понять, какие неизвестные ему
средства применяют они, чтобы обеспечить себе безбедное существование.
Зависть снедала его, и ему все мерещились какие-то необыкновенные подоз-
рительные приемы, оказанные кому-то услуги, особого рода контрабанда,
общепринятая и дозволенная. Нет, он должен во что бы то ни стало разга-
дать эту тайну, вступить в этот молчаливый заговор, раздвинуть локтями
товарищей, не приглашающих его на дележ добычи.
И часто по вечерам, следя из окна за проходящими поездами, он обдумы-
вал план действий.
V
Прошло два месяца. Приближался сентябрь, а начало головокружительной
карьеры, о которой мечтал Дюруа, казалось ему еще очень далеким. Он все
еще прозябал в безвестности, и самолюбие его от этого страдало, но он не
видел путей, которые привели бы его на вершину житейского благополучия.
Он чувствовал себя заточенным, наглухо замурованным в своей жалкой про-
фессии репортера. Его ценили, но смотрели на него свысока. Даже Фо-
рестье, которому он постоянно оказывал услуги, не приглашал его больше
обедать и обращался с ним, как с подчиненным, хотя продолжал говорить
ему по-приятельски "ты".
Правда, Дюруа не упускал случая тиснуть статейку. Отточив на хронике
свое перо и приобретя такт, недостававший ему прежде, когда он писал
вторую статью об Алжире, он уже не боялся за судьбу своих злободневных
заметок. Но отсюда до очерков, где можно дать полную волю своей фанта-
зии, или до политических статей, написанных знатоком, расстояние было
громадное: одно дело править лошадьми на прогулке в Булонском лесу, бу-
дучи простым кучером, и совсем другое дело - править ими, будучи хозяи-
ном. Особенно унижало его в собственных глазах то обстоятельство, что
двери высшего общества были для него закрыты, что никто не держал себя с
ним на равной ноге, что у него не было друзей среди женщин, хотя некото-
рые известные актрисы в корыстных целях время от времени принимали его
запросто.
Зная по опыту, что все они, и светские львицы, и третьестепенные акт-
рисы, испытывают к нему особое влечение, что он обладает способностью
мгновенно завоевывать их симпатию, Дюруа с нетерпением стреноженного
скакуна рвался навстречу той, от которой могло зависеть его будущее.
Ему часто приходила в голову мысль посетить г-жу Форестье, но оскор-
бительный прием, который ему оказали прошлый раз, удерживал его от этого
шага, а кроме того, он ждал, чтобы его пригласил муж. И вот наконец,
вспомнив о г-же де Марель, вспомнив о том, что она звала его к себе, он
как-то днем, когда ему нечего было делать, отправился к ней.
"До трех часов я всегда дома", - сказала она ему тогда.
Дюруа позвонил к ней в половине третьего.
Она жила на улице Верней, на пятом этаже.
На звонок вышла молоденькая растрепанная горничная и, поправляя чеп-
чик, сказала:
- Госпожа де Марель дома, только я не знаю, встала ли она.
С этими словами горничная распахнула незапертую дверь в гостиную.
Дюруа вошел. Комната была довольно большая, скудно обставленная, не-
ряшливо прибранная. Вдоль стен тянулись старые выцветшие кресла, - долж-
но быть, их расставляла по своему усмотрению служанка, так как здесь
совсем не чувствовалось искусной и заботливой женской руки, любящей до-
машний уют. На неодинаковой длины шнурах криво висели четыре жалкие кар-
тины, изображавшие лодку, плывшую по реке, корабль в море, мельницу сре-
ди поля и дровосека в лесу. Было видно, что они давно уже висят так и
что по ним равнодушно скользит взор беспечной хозяйки.
Дюруа сел в ожидании. Ждать ему пришлось долго. Но вот дверь отвори-
лась, и вбежала г-жа де Марель в розовом шелковом кимоно с вышитыми зо-
лотом пейзажами, голубыми цветами и белыми птицами.
