исключением того времени, когда они находятся на излечении в Сен-Лазаре
или в Лурсине.
Дюруа не слушал. Одна из таких женщин, прислонившись к их ложе, уста-
вилась на него. Это была полная набеленная брюнетка с черными подведен-
ными глазами, смотревшими из-под огромных нарисованных бровей. Пышная ее
грудь натягивала черный шелк платья; накрашенные губы, похожие на крово-
точащую рану, придавали ей что-то звериное, жгучее, неестественное и
вместе с тем возбуждавшее желание.
Кивком головы она подозвала проходившую мимо подругу, рыжеватую блон-
динку, такую же дебелую, как она, и умышленно громко, чтобы ее услышали
в ложе, сказала:
- Гляди-ка, правда, красивый малый? Если он захочет меня за десять
луидоров, я не откажусь.
Форестье повернулся лицом к Дюруа и, улыбаясь, хлопнул его по колену:
- Это она о тебе. Ты пользуешься успехом, мой милый. Поздравляю.
Бывший унтер-офицер покраснел; пальцы его невольно потянулись к жи-
летному карману, в котором лежали две золотые монеты.
Занавес опустился. Оркестр заиграл вальс.
- Не пройтись ли нам? - предложил Дюруа.
- Как хочешь.
Не успели они выйти, как их подхватила волна гуляющих. Их жали, тол-
кали, давили, швыряли из стороны в сторону, а перед глазами у них
мелькал целый рой шляп. Женщины ходили парами; скользя меж локтей, спин,
грудей, они свободно двигались в толпе мужчин, - видно было, что здесь
для них раздолье, что они в своей стихии, что в этом потоке самцов они
чувствуют себя, как рыбы в воде.
Дюруа в полном восторге плыл по течению, жадно втягивая в себя воз-
дух, отравленный никотином, насыщенный испарениями человеческих тел,
пропитанный духами продажных женщин. Но Форестье потел, задыхался, каш-
лял.
- Пойдем в сад, - сказал он.
Повернув налево, они увидели нечто вроде зимнего сада, освежаемого
двумя большими аляповатыми фонтанами. За цинковыми столиками, под тисами
И туями в кадках, мужчины и женщины пили прохладительное.
- Еще по кружке? - предложил Форестье.
- С удовольствием.
Они сели и принялись рассматривать публику.
Время от времени к ним подходила какая-нибудь девица и, улыбаясь зау-
ченной улыбкой, спрашивала: "Чем "гостите, сударь?" Форестье отвечал:
"Стаканом воды из фонтана", - и, проворчав: "Свинья!" - она удалялась.
Но вот появилась полная брюнетка, та самая, которая стояла, присло-
нившись к их ложе; вызывающе глядя по сторонам, она шла под руку с пол-
ной блондинкой. Это были бесспорно красивые женщины, как бы нарочно по-
добранные одна к другой.
При виде Дюруа она улыбнулась так, словно они уже успели взглядом
сказать друг другу нечто интимное, понятное им одним. Взяв стул, она
преспокойно уселась против него, усадила блондинку и звонким голосом
крикнула:
- Гарсон, два гренадина!
- Однако ты не из робких, - с удивлением заметил Форестье.
- Твой приятель вскружил мне голову, - сказала она. - Честное слово,
он душка. Боюсь, как бы мне из-за него не наделать глупостей!
Дюруа от смущения не нашелся, что сказать. Он крутил свой пушистый ус
и глупо ухмылялся. Гарсон принес воду с сиропом. Женщины выпили ее зал-
пом и поднялись. Брюнетка, приветливо кивнув Дюруа, слегка ударила его
веером по плечу.
- Спасибо, котик, - сказала она. - Жаль только, что из тебя слова не
вытянешь.
И, покачивая бедрами, они пошли к выходу.
Форестье засмеялся.
- Знаешь, что я тебе скажу, друг мой? Ведь ты и правда имеешь успех у
женщин. Надо этим пользоваться. С этим можно далеко пойти.
После некоторого молчания он, как бы размышляя вслух, задумчиво про-
говорил:
- Женщины-то чаще всего и выводят нас в люди.
Дюруа молча улыбался.
- Ты остаешься? - спросил Форестье. - А я ухожу, с меня довольно.
- Да, я немного побуду. Еще рано, - пробормотал Дюруа.
Форестье встал.
- В таком случае прощай. До завтра. Не забыл? Улица Фонтен, семнад-
цать, в половине восьмого.
- Хорошо. До завтра. Благодарю.
Они пожали друг другу руку, и журналист ушел.
Как только он скрылся из виду, Дюруа почувствовал себя свободнее. Еще
раз с удовлетворением нащупав в кармане золотые монеты, он поднялся и
стал пробираться в толпе, шаря по ней глазами.
Вскоре он увидел обеих женщин, блондинку и брюнетку, с видом нищих
гордячек бродивших в толчее, среди мужчин.
Он направился к ним, но, подойдя вплотную, вдруг оробел.
- Ну что, развязался у тебя язык? - спросила брюнетка.
- Канальство! - пробормотал Дюруа; больше он ничего не мог выгово-
рить.
Они стояли все трое на самой дороге, и вокруг них уже образовался во-
доворот.
- Пойдем ко мне? - неожиданно предложила брюнетка.
Трепеща от желания, он грубо ответил ей:
- Да, но у меня только один луидор.
На лице женщины мелькнула равнодушная улыбка.
- Ничего, - сказала она и, завладев им, как своей собственностью,
взяла его под руку.
Идя с нею, Дюруа думал о том, что на остальные двадцать франков он,
конечно, достанет себе фрак для завтрашнего обеда.
II
- Где живет господин Форестье?
- Четвертый этаж, налево.
В любезном тоне швейцара слышалось уважение к жильцу. Жорж Дюруа стал
подниматься по лестнице.
Он был слегка смущен, взволнован, чувствовал какую-то неловкость.
Фрак он надел первый раз в жизни, да и весь костюм в целом внушал ему
опасения. Он находил изъяны во всем, начиная с ботинок, не лакированных,
хотя довольно изящных, - Дюруа любил хорошую обувь, - и кончая сорочкой,
купленной утром в Лувре за четыре с половиной франка вместе с манишкой,
слишком тонкой и оттого успевшей смяться. Старые же его сорочки были до
того изношены, что он не рискнул надеть даже самую крепкую.
Брюки, чересчур широкие, плохо обрисовывавшие ногу и собиравшиеся
складками на икрах, имели тот потрепанный вид, какой сразу приобретает
случайная, сшитая не по фигуре вещь. Только фрак сидел недурно - он был
ему почти впору.
С замиранием сердца, в расстройстве чувств, больше всего на свете бо-
ясь показаться смешным, медленно поднимался он вверх по ступенькам, как
вдруг прямо перед ним вырос элегантно одетый господин, смотревший на не-
го в упор. Они оказались так близко друг к другу, что Дюруа отпрянул - и
замер на месте: это был он сам, его собственное отражение в трюмо, сто-
явшем на площадке второго этажа и создававшем иллюзию длинного коридора.
Он задрожал от восторга, - в таком выгодном свете неожиданно представил-
ся он самому себе.
Дома он пользовался зеркальцем для бритья, в котором нельзя было уви-
деть себя во весь рост, кое-как удалось ему рассмотреть лишь отдельные
детали своего импровизированного туалета, и он преувеличивал его недос-
татки и приходил в отчаяние при мысли, что он смешон.
Но вот сейчас, нечаянно взглянув в трюмо, он даже не узнал себя, - он
принял себя за кого-то другого, за светского человека, одетого, как ему
показалось с первого взгляда, шикарно, безукоризненно.
Подвергнув себя подробному осмотру, он нашел, что у него в самом деле
вполне приличный вид.
Тогда он принялся, точно актер, разучивающий роль, репетировать перед
зеркалом. Он улыбался, протягивал руку, жестикулировал, старался изобра-
зить на своем лице то удивление, то удовольствие, то одобрение и найти
такие оттенки улыбки и взгляда, по которым дамы сразу признали бы в нем
галантного кавалера и которые убедили бы их, что он очарован и увлечен
ими.
Внизу хлопнула дверь Испугавшись, что его могут застать врасплох и
что кто-нибудь из гостей его друга видел, как он кривлялся перед зерка-
лом, Дюруа стал быстро подниматься по лестнице.
На площадке третьего этажа тоже стояло зеркало, и Дюруа замедлил шаг,
чтобы осмотреть себя на ходу. В самом деле, фигура у него стройная. По-
ходка тоже не оставляет желать лучшего. И безграничная вера в себя мгно-
венно овладела его душой. Разумеется, с такой внешностью, с присущим ему
упорством в достижении цели, смелостью и независимым складом ума он сво-
его добьется. Ему хотелось взбежать, перепрыгивая через ступеньки, на
верхнюю площадку лестницы. Остановившись перед третьим зеркалом, он при-
вычным движением подкрутил усы, снял шляпу, пригладил волосы и, пробор-
мотав то, что он всегда говорил в таких случаях: "Здорово придумано",
нажал кнопку звонка.
Дверь отворилась почти тотчас же, и при виде лакея в черном фраке и
лакированных ботинках, бритого, важного, в высшей степени представи-
тельного, Дюруа вновь ощутил смутное, непонятное ему самому беспо-
койство: быть может, он невольно сравнил свой костюм с костюмом лакея.
Взяв у Дюруа пальто, которое тот, чтобы скрыть пятна, держал перекинув
на руку, лакей спросил:
- Как прикажете доложить?
Затем приподнял портьеру, отделявшую переднюю от гостиной, и отчетли-
во произнес его имя.
Дюруа мгновенно утратил весь свой апломб, он оцепенел, он едва дышал
от волнения. Ему предстояло перешагнуть порог нового мира, того мира, о
котором он мечтал, который манил его к себе издавна. Наконец он вошел.
Посреди большой, ярко освещенной комнаты, изобилием всевозможных расте-
ний напоминавшей оранжерею, стояла молодая белокурая женщина.
Он остановился как вкопанный. Кто эта улыбающаяся дама? Но тут он
вспомнил, что Форестье женат. И мысль о том, что эта хорошенькая, изящ-
ная блондинка, - жена его друга, привела его в полное замешательство.
- Сударыня, я... - пробормотал он.
Она протянула ему руку.
- Я знаю, сударь. Шарль рассказал мне о вашей вчерашней встрече, и я
очень рада, что ему пришла счастливая мысль пригласить вас пообедать се-
годня с нами.
Он не нашелся, что ей ответить, и покраснел до ушей, он чувствовал,
что его осматривают с ног до головы, прощупывают, оценивают, изучают.
Ему хотелось извиниться за свой туалет, как-нибудь объяснить его пог-
решности, но он ничего не мог придумать и так и не решился затронуть
этот щекотливый предмет.
Он опустился в кресло, на которое ему указала хозяйка, и как только
под ним прогнулось мягкое и упругое сиденье, как только он сел поглубже,
откинулся и ощутил ласковое прикосновение спинки и ручек, бережно заклю-
чавших его в свои бархатные объятия, ему показалось, что он вступил в
новую, чудесную жизнь, что он уже завладел чем-то необыкновенно прият-
ным, что он уже представляет собою нечто, что он спасен И тогда он
взглянул на г-жу Форестье, не спускавшую с него глаз.
На ней было бледно-голубое кашемировое платье, четко обрисовывавшее
ее тонкую талию и высокую грудь. Голые руки и шея выступали из пены бе-
лых кружев, которыми был отделан корсаж и короткие рукава. Волосы, соб-
ранные в высокую прическу, чуть вились на затылке, образуя легкое, свет-
лое, пушистое облачко.
Взгляд ее, чем-то напоминавший Дюруа взгляд женщины, встреченной им
накануне в. Фоли-Бержер, действовал на него ободряюще. У нее были серые
глаза, серые с голубоватым оттенком, который придавал им особенное выра-
жение, тонкий нос, полные губы и несколько пухлый подбородок, - непра-
вильное и вместе с тем очаровательное лицо, лукавое и прелестное. Это
было одно из тех женских лиц, каждая черта которого полна своеобразного
обаяния и представляется значительной, малейшее изменение которого слов-
но и говорит и скрывает что-то.
Выдержав короткую паузу, она спросила:
- Вы давно в Париже?
- Всего несколько месяцев, сударыня, - постепенно овладевая собой,
заговорил он. Я служу на железной дороге, но Форестье меня обнадежил:
говорит, что с его помощью мне удастся стать журналистом.
Она улыбнулась, на этот раз более радушной и широкой улыбкой, и, по-
низив голос, сказала:
- Я знаю.
Снова раздался звонок. Лакей доложил:
- Госпожа де Марель.
Вошла маленькая смуглая женщина, из числа тех, о которых говорят:
жгучая брюнетка.
Походка у нее была легкая. Темное, очень простое платье облегало и
