двух конфирмантов, мальчика и девочку! Я говорю родителям, а они мне в
ответ: "Что поделаешь, господин кюре, не мы их этим пакостям учили, не
нам их и отучать!" Вот так-то, сударь! И горничная ваша не отстала от
других...
Но барон, весь дрожавший от раздражения, прервал его:
- Она? Мне до нее дела нет! Меня Жюльен возмущает. Он поступил подло,
и я увезу от него свою дочь.
Он шагал по комнате, кипя от негодования и взвинчивая себя все
сильнее:
- Он подло обманул мою дочь! Слышите, подло! Негодяй, мерзавец, разв-
ратник! Я все ему в лицо выскажу, я ему пощечин надаю, я его убью
собственными руками.
Священник, медленно заправляя себе в нос понюшку табаку, обдумывал
подле плачущей баронессы, как ему выполнить свою миссию миротворца; те-
перь он вмешался.
- Постойте, сударь, между нами будь сказано, он поступил, как все
поступают. Много вы видели верных мужей? - И он добавил с простодушным
лукавством: - Сами вы тоже, я поручусь, пошалили в свое время. Ну, соз-
навайтесь положа руку на сердце, правду я говорю?
Барон, пораженный, остановился перед священником, а тот продолжал:
- Ну да, и вы поступали, как другие. Может статься, и вам случалось
поблудить с такой вот служаночкой. Говорю я вам, все так поступают. А
жену свою вы от этого не меньше холили и любили, так ведь?
Барон застыл на месте, он был потрясен.
Ведь это правда, черт побери, что и он поступал так, и даже час-
тенько, всякий раз, когда мог; и супружеского очага он тоже не щадил;
перед смазливыми горничными жены не мог устоять! И что же, он из-за это-
го - подлец? Почему же он так строго судит поведение Жюльена, когда свое
собственное ни на миг не считал преступным?
А у баронессы хотя еще не просохли слезы, но при воспоминании о муж-
ниных проказах на губах мелькнула тень улыбки, ибо она была из тех сен-
тиментальных, чувствительных и благодушных натур, для которых любовные
дела - неотъемлемая часть существования.
Жанна без сил лежала на спине, вытянув руки, и, глядя в пространство,
мучительно думала. Ей вспоминались слова Розали, которые ранили ей душу
и, точно бурав, впивались в сердце: "Я смолчала, потому что очень он мне
приглянулся".
Ей он тоже приглянулся; и только из-за этого она отдалась ему, связа-
ла себя на всю жизнь, отрезала пути всем другим надеждам, всем возмож-
ностям, всему тому неизвестному, чем богат завтрашний день. Она ринулась
в этот брак, в эту бездонную пропасть, и вот очнулась в таком горе, в
такой тоске, в таком отчаянии, и все потому, что он приглянулся и ей,
как Розали!
Дверь распахнулась от яростного толчка. Появился взбешенный Жюльен Он
встретил на лестнице всхлипывающую Розали, понял, что тут против него
строят козни, что горничная, вероятно, проболталась, и пришел узнать. Но
при виде священника он остановился как вкопанный
Дрожащим голосом, но с виду спокойно, он спросил:
- Что это? Что тут такое?
Барон, только что пылавший гневом, не смел ничего сказать из страха,
что зять приведет доводы кюре и тоже сошлется на его собственный пример.
У маменьки слезы потекли сильнее. Но Жанна приподнялась на локтях и, за-
дыхаясь, смотрела на того, кто причинил ей столько страданий.
Она заговорила прерывистым голосом:
- А то, что мы теперь все знаем, нам известны все ваши гнусности... с
тех пор, с того дня... как вы вошли в этот дом... и что у горничной ре-
бенок от вас, как... как у меня, они будут братья...
При этой мысли горе захлестнуло ее, и она упала на подушки, исступ-
ленно рыдая.
Он стоял огорошенный и не знал, что делать, что сказать Тут опять
вмешался кюре:
- Ну, ну, не надо так убиваться, милая дамочка, будьте умницей.
Он поднялся, подошел к кровати и положил свою теплую руку на лоб от-
чаявшейся женщины. И эта простая ласка удивительным образом смягчила ее:
она сразу ощутила какую-то истому, словно эта сильная крестьянская рука,
привыкшая отпускать грехи, вселять бодрость своим касанием, принесла ей
таинственное умиротворение.
Толстяк, все так же стоя возле нее, произнес?
- Сударыня, надо всегда прощать. Большое горе постигло вас, но гос-
подь, в милосердии своем, вознаградил вас за него великим счастьем мате-
ринства Ребенок будет вам утешением. И во имя его я умоляю, я заклинаю
вас простить господину Жюльену его проступок. Ведь это новые узы, связу-
ющие вас, это залог его верности в дальнейшем. Как можете вы сердцем
жить розно с тем, чье дитя носите во чреве?
Она не отвечала, она была сломлена, истерзана, измучена вконец, не
находила сил даже для гнева и обиды. Нервы ее совсем сдали, как будто их
незаметно подсекли, и жизнь еле теплилась в ней.
Баронесса, решительно не умевшая помнить зло и не способная на дли-
тельное душевное напряжение, шепнула ей:
- Полно, Жанна.
Тогда кюре подвел молодого человека к постели и вложил его руку в ру-
ку жены.
При этом он прикрыл обе их руки своею, как бы соединяя их навеки, и,
отбросив официальный нравоучительный тон, заметил с довольным видом:
- Ну, дело сделано; поверьте мне, так будет лучше.
VIII
Розали покинула дом, а Жанна дотягивала срок своей мучительной бере-
менности. В душе она не ощущала радости материнства, слишком много горя
обрушилось на нее. Она ожидала ребенка без нетерпения, угнетенная бо-
язнью непредвиденных несчастий.
Незаметно подошла весна. Оголенные деревья раскачивались под порывами
все еще холодного ветра, но во рвах, где догнивали осенние листья, из
влажной травы пробивались первые желтые баранчики. От всей равнины, от
дворов ферм, от размытых полей тянуло сыростью, пахло бродящими соками.
И множество зелененьких трубочек выглядывало из бурой земли и блестело в
лучах солнца.
Толстая женщина могучего телосложения заменяла Розали и поддерживала
баронессу во время ее неизменных прогулок по аллее, где след ее ноги,
ставшей еще тяжелее, не просыхал от слякоти.
Папенька водил под руку Жанну, отяжелевшую теперь и постоянно недомо-
гавшую; тетя Лизон, обеспокоенная, озабоченная предстоящим событием,
держала другую ее руку, в полном смятении перед тайной, которую ей самой
не суждено было познать.
Так они бродили часами, почти не разговаривая между собой, а Жюльен,
внезапно увлекшись верховой ездой, рыскал тем временем по окрестностям.
Ничто не нарушало их унылой жизни. Барон с женой и виконт нанесли ви-
зит Фурвилям, причем оказалось, что Жюльен успел, неизвестно каким обра-
зом, близко познакомиться с ними Произошел также обмен официальными ви-
зитами с Бризвилями, по-прежнему жившими взаперти в своем сонном замке.
Как-то после обеда, часов около четырех, во двор дома рысью въехали
два всадника - мужчина и женщина, и Жюльен в сильном возбуждении прибе-
жал к Жанне.
- Спустись скорей, скорей, Фурвили здесь! Они приехали запросто,
по-соседски, ввиду твоего положения. Скажи, что меня нет, но я скоро
вернусь. А я пойду переоденусь.
Жанна удивилась, однако сошла вниз Молодая женщина, бледная, миловид-
ная, с болезненным лицом, лихорадочно блестящими глазами и такими блек-
лыми белокурыми волосами, как будто их никогда не касался солнечный луч,
непринужденно представила ей своего мужа, настоящего великана, какое-то
пугало с рыжими усищами. Затем она пояснила:
- Нам случалось несколько раз встречаться с господином де Ламар. Мы
знаем от него, что вы хвораете, и решили, не мешкая, навестить вас без
всяких церемоний, по-соседски. Впрочем, вы сами видите - мы приехали
верхом. Кроме того, на днях я имела удовольствие принимать у себя вашу
матушку и барона.
Она говорила с неподражаемой, изысканной простотой, Жанна сразу же
была очарована и покорена ею. "Вот кто будет мне другом", - подумала
она.
Зато граф де Фурвиль казался медведем, попавшим в гостиную. Усевшись,
он положил шляпу на соседний стул, некоторое время не знал, что делать с
руками, упер их в колени, потом в локотники кресла и наконец, сложил
пальцы, как для молитвы.
Неожиданно появился Жюльен. Жанна не верила своим глазам. Он побрил-
ся. Он был красив, элегантен и обольстителен, как в пору жениховства. Он
пожал мохнатую лапу графа, который встрепенулся при его приходе, потом
поцеловал руку графини, и ее матовые щеки порозовели, а ресницы затрепе-
тали.
Он заговорил. Он был любезен, как прежде. Большие глаза его снова ка-
зались зеркалом любви, снова излучали ласку, а волосы, только что туск-
лые и жесткие, от щетки и помады легли мягкими блестящими волнами.
Когда Фурвили собрались уезжать, графиня повернулась к нему:
- Дорогой виконт, хотите в четверг покататься верхом?
И в то время как он, склонившись, бормотал: "Разумеется, сударыня", -
она взяла руку Жанны и ласковым, задушевным голосом с нежной улыбкой
проговорила:
- Ну, а когда вы поправитесь, мы будем скакать по окрестностям втро-
ем. Это будет чудесно, правда?
Ловким движением она приподняла шлейф своей амазонки, потом вспорхну-
ла в седло с легкостью птички; а муж ее неуклюже откланялся и, едва
только сел на своего рослого нормандского коня, как прирос к нему, слов-
но кентавр.
Когда они скрылись за углом ограды, Жюльен в полном восхищении воск-
ликнул:
- Милейшие люди! Вот поистине полезное для нас знакомство.
Жанна, тоже довольная, сама не зная чем, отвечала:
- Графиня - прелестное создание, я уверена, что полюблю ее, но у мужа
прямо зверский вид. А где ты с ними познакомился?
Он весело потирал руки.
- Я случайно встретил их у Бризвилей. Муж немного мешковат. Он занят
только охотой, но зато аристократ самый настоящий.
И обед прошел почти весело, как будто затаенное счастье незаметно
вошло в дом.
И больше ничего нового не произошло вплоть до последних чисел июля
месяца.
Во вторник вечером, когда все сидели под платаном вокруг дощатого
стола, на котором стояли две рюмки и графинчик с водкой, Жанна вдруг
вскрикнула, страшно побледнела и прижала обе руки к животу. Мгновенная
острая боль внезапно пронизала ее и отпустила, но минут через десять ее
схватила новая, более длительная, хотя и менее резкая боль. Она с трудом
добралась до дома, отец и муж почти несли ее. Короткий путь от платана
до спальни показался ей нескончаемым; она стонала против воли, просила
посидеть, подождать, так мучительно было ей ощущение нестерпимой тяжести
в животе. Срок беременности еще не истек, роды ожидались только в сен-
тябре, но из страха непредвиденной случайности велели дяде Симону зап-
рячь двуколку и мчаться за доктором.
Доктор приехал около полуночи и с первого же взгляда определил преж-
девременные роды.
В постели страдания Жанны несколько утихли, но теперь она испытывала
жестокий страх, полнейший упадок духа, как бы таинственное предчувствие
смерти. Бывают минуты, когда она так близко от нас, что дыхание ее леде-
нит сердце.
Спальня была полна народа, маменька задыхалась, полулежа в кресле.
Барон метался во все стороны как потерянный, дрожащими руками подавал
какие-то вещи, то и дело обращался к доктору. Жюльен шагал по комнате из
конца в конец, озабоченный с виду, но невозмутимый в душе, а в ногах
постели стояла вдова Дантю с подобающим случаю выражением лица, выраже-
нием многоопытной женщины, которую ничем не удивишь. Будучи повивальной
бабкой и нанимаясь для ухода за больными и бдения над покойниками, она
встречала тех, кто входит в жизнь, принимала их первый крик, впервые
омывала водой детское тельце, обертывала его в первые пеленки и потом с
такой же безмятежностью слушала последние слова, последний хрип, послед-
нее содрогание тех, кто уходит из жизни, обряжала их в последний раз,
обтирала уксусом их отжившее тело, окутывала его последней пеленой и так
выработала в себе несокрушимое равнодушие ко всем случаям рождения и
