Поцелует ли она мать с тем же благоговением? Будет ли по-прежнему богот-
ворить ее, как святыню? Нет. Прежнее не вернется! И от этого сознания у
нее разрывалось сердце.
Ночь кончалась, звезды тускнели; наступил час предутренней прохлады.
Луна спустилась к горизонту и, перед тем как окунуться в море, заливала
перламутром всю его поверхность.
И Жанной овладело воспоминание о ночи, проведенной у окна, после ее
приезда в Тополя. Как это было далеко, как все переменилось, как обману-
ло ее будущее!
Но вот небо стало розовым, радостно, нежно, пленительно розовым. Она
смотрела теперь в изумлении, точно на чудо, на это сияющее рождение дня
и не могла понять, как возможно, чтобы в мире, где занимаются такие зо-
ри, не было ни радости, ни счастья.
Стук двери заставил ее вздрогнуть. Это был Жюльен. Он спросил:
- Ну как? Очень измучилась?
Она тихо сказала "нет" и была рада избавиться от одиночества.
- Теперь ступай отдохни, - сказал он.
Она поцеловала мать долгим, горестным и скорбным поцелуем и ушла к
себе в спальню.
День был посвящен печальным хлопотам, связанным со смертью. Барон
приехал к вечеру. Он очень горевал.
Похороны состоялись на другой день. После того как Жанна в последний
раз прижалась губами к ледяному лбу покойницы, обрядив ее, и после того
как забили крышку гроба, она удалилась к себе. Вскоре должны были при-
быть приглашенные.
Жильберта приехала первой и, рыдая, бросилась на грудь подруге. Из
окна видно было, как подкатывали и сворачивали в ворота экипажи. В вес-
тибюле раздавались голоса. В комнату одна за другой входили женщины в
черном, незнакомые Жанне. Маркиза де Кутелье и виконтесса де Бризвиль
поцеловали ее.
Неожиданно она заметила, что тетя Лизон жмется за ее спиной. Она неж-
но обняла ее, отчего старая дева едва не лишилась чувств.
Вошел Жюльен в глубоком трауре, элегантный, озабоченный, довольный
таким съездом. Он шепотом обратился к жене за советом. И добавил конфи-
денциальным тоном:
- Вся знать собралась. Похороны будут вполне приличные.
И пошел дальше, с достоинством поклонившись дамам.
Тетя Лизон и графиня Жильберта одни остались с Жанной на все время
похоронного обряда. Графиня непрерывно целовала ее и твердила:
- Бедняжка моя, бедняжка моя!
Когда граф де Фурвиль вернулся за женой, он сам плакал так, словно
похоронил собственную мать.
X
Печальны были последующие дни, унылые дни в доме, который кажется
пустым из-за отсутствия близкого существа, исчезнувшего навеки, дни,
когда при виде каждого предмета из обихода умершего ощущаешь укол боли.
Поминутно на сердце падает воспоминание и ранит его. Вот ее кресло, ее
зонтик, оставленный в прихожей, ее стакан, который горничная забыла уб-
рать... И во всех комнатах разбросаны ее вещи: ножницы, перчатки, книж-
ка, страницы которой истерты ее отекшими пальцами, и множество других
мелочей, приобретающих мучительный смысл оттого, что они напоминают мно-
жество ничтожных событий.
И голос ее как будто слышится повсюду; и хочется бежать из дому, из-
бавиться от этого наваждения! А надо оставаться, потому что другие оста-
ются тут и страдают тоже.
Кроме того, Жанна все еще была подавлена своим открытием. Это воспо-
минание гнетом лежало на ней, - рана в сердце не заживала. Страшная тай-
на еще усугубляла ее одиночество; последнее доверие к людям рухнуло в
ней вместе с последней верой.
Отец спустя некоторое время уехал, ему необходимо было двигаться, пе-
ременить обстановку, стряхнуть с себя мрачную тоску, томившую его все
сильнее.
И большой дом, время от времени провожавший навеки кого-нибудь из
своих хозяев, снова вошел в колею мирной неразмеренной жизни.
А потом вдруг заболел Поль. Жанна совсем обезумела, двенадцать суток
не спала и почти не ела.
Он выздоровел; но в ней засела страшная мысль, что он может умереть.
Что ей тогда делать? Что с ней станется? И потихоньку в душу ее прокра-
лось смутное желание иметь второго ребенка. Вскоре ее уже целиком погло-
тила прежняя мечта видеть возле себя двух детей, мальчика и девочку.
Мечта превратилась в навязчивую идею.
Однако после истории с Розали она жила отдельно от Жюльена. А сближе-
ние казалось даже невозможным при существующих обстоятельствах. Жюльен
имел связь на стороне, она знала это; и одна мысль об его объятиях вызы-
вала у нее дрожь отвращения.
И все же она претерпела бы их, так мучило ее желание стать матерью;
но она не представляла себе, как могут возобновиться их ласки. Она умер-
ла бы от унижения, если бы он догадался о ее намерениях; а он явно не
думал о ней.
Возможно, она отказалась бы от своей мечты; но теперь что ни ночь ей
снилась дочка, - будто бы она вместе с Полем резвится под платаном; и
временами ее неудержимо тянуло встать и, не говоря ни слова, пойти к му-
жу в спальню. Два раза она даже прокрадывалась к самой двери, но тотчас
же торопливо убегала, и сердце у нее колотилось от стыда.
Барон уехал; маменька умерла; Жанне некому теперь было довериться, не
с кем посоветоваться о своих интимных делах.
Тогда она решила пойти к аббату Пико и под тайной исповеди поведать
ему о своих трудных замыслах.
Она застала его за чтением требника в маленьком садике, засаженном
плодовыми деревьями.
Поболтав несколько минут о том, о сем, она проговорила, краснея и за-
пинаясь:
- Господин аббат, я хочу исповедаться.
Он изумился и даже поднял очки, чтобы лучше рассмотреть ее, потом
засмеялся:
- Однако же у вас на совести вряд ли очень тяжкие грехи.
Она смутилась окончательно и объявила:
- Нет, но мне нужно спросить у вас совета по такому... такому щекот-
ливому делу, что говорить так вот, прямо, я не решаюсь.
Он тотчас сменил обычный свой добродушный вид на осанку священнослу-
жителя.
- Ну что же, дитя мое, пойдемте, я выслушаю вас в исповедальне.
Но она остановилась в нерешительности, ей стало вдруг совестно гово-
рить на такие как будто бы непристойные темы посреди благочиния пустого
храма.
- Лучше не надо, господин кюре, лучше... если можно, я здесь вам ска-
жу, зачем я пришла. Знаете, пойдемте сядем у вас в беседке.
Оба пошли туда медленными шагами. Она не знала, как выразить свою
мысль, с чего начать. Они уселись.
И тут она начала, словно на исповеди:
- Отец мой...
Потом замялась, повторила еще раз: "Отец мой..." - и умолкла, смешав-
шись.
Он ждал, сложив руки на животе. Увидя ее смущение, он ободрил ее:
- Что это, дочь моя, вы как будто робеете; да ну же, говорите смелее.
И она отважилась сразу, как трус, который бросается навстречу опас-
ности.
- Отец мой, я хочу второго ребенка.
Он ничего не понял и потому не ответил ей. Тогда она стала объяснять,
волнуясь, не находя слов:
- Я теперь одна на свете; отец и муж не очень ладят между собой, мама
умерла; а тут, тут...
Она произнесла шепотом, содрогнувшись:
- На днях я чуть не лишилась сына! Что бы со мной сталось тогда?
- Она замолчала. Священник в недоумении смотрел на нее.
- Ну, так чего же вы хотите?
- Я хочу второго ребенка, - повторила она.
Тогда он заулыбался, привычный к сальным шуткам крестьян, которые при
нем не стеснялись, и ответил, лукаво покачивая головой:
- Что ж, мне кажется, дело за вами.
Она подняла на него свои невинные глаза и пролепетала в смущении:
- Да ведь... ведь... после того... вы знаете... после того, что слу-
чилось... с этой горничной... мы с мужем живем... совсем врозь.
Он привык к распущенным, лишенным достоинства нравам деревни и уди-
вился такому признанию, но потом решил, что угадывает скрытые побуждения
молодой женщины. Он поглядел на нее искоса с благожелательством и со-
чувствием к ее беде.
- Так, так, я понял вас. Вам в тягость ваше... ваше вдовство. Вы жен-
щина молодая, здоровая. Словом, это естественно, вполне естественно.
Он снова заулыбался, давая волю присущей ему игривости деревенского
кюре, и ласково похлопал Жанну по руке.
- Заповедями это дозволено, совершенно дозволено: "Только в браке по-
желаешь себе мужа". Вы ведь состоите в браке, правда? Так не затем же,
чтобы сажать репу.
Теперь она, в свой черед, не понимала его намеков. Но как только
смысл их стал ей ясен, она залилась краской и разволновалась до слез:
- Ах, что вы, господин кюре? Как вы могли подумать? Клянусь вам...
клянусь...
Она захлебнулась от рыданий.
Он был поражен и стал успокаивать ее:
- Ну, что вы, я не хотел вас обидеть. Я только пошутил немножко; по-
чему не пошутить честному человеку? Но положитесь на меня, положитесь
смело. Я побеседую с господином Жюльеном.
Она не знала, что ответить. Теперь ей хотелось уклониться от его вме-
шательства, которое могло оказаться бестактным, а потому вредным. Но она
не посмела и поспешила уйти, пробормотав:
- Благодарю вас, господин кюре.
Прошла неделя. Жанна провела ее в томительной тревоге.
Как-то вечером Жюльен весь обед посматривал на нее странным взглядом,
посмеиваясь, как всегда, когда бывал игриво настроен. Он даже слегка
ухаживал за ней с чуть заметной иронией, а когда они гуляли потом по
большой маменькиной аллее, он шепнул ей на ухо:
- Говорят, между нами мир?
Она не ответила. Она всматривалась в черту на земле, почти уже заглу-
шенную травой. Это был след маменькиной ноги, и он стирался, как стира-
ется воспоминание. А у Жанны сердце сжималось от тоски, ей казалось, что
она затеряна в жизни, безмерно одинока.
- Я лично очень рад, - продолжал Жюльен. - Я только не желал навязы-
ваться.
Солнце садилось, вечер был теплый и тихий. Жанне хотелось плакать,
хотелось излить душу другу, прижаться к нему и пожаловаться на свое го-
ре. Рыдания подступили ей к горлу. Она раскрыла объятия и упала на грудь
Жюльену.
Она плакала. А он в недоумении смотрел на ее затылок, потому что лицо
было спрятано у него на груди. Он решил, что она по-прежнему любит его,
и запечатлел снисходительный поцелуй на ее волосах.
Вернулись они молча. Он вошел с ней в ее спальню и провел у нее ночь.
Так возобновились их былые отношения. Он осуществлял их как обязан-
ность, однако довольно приятную, она же терпела их как тягостную и мучи-
тельную необходимость, с твердым намерением прекратить их навсегда, едва
только забеременеет вторично.
Но вскоре она заметила, что ласки мужа не похожи на прежние. Они ста-
ли, пожалуй, искуснее, но сдержаннее. Он обращался с ней, как осторожный
любовник, а не как безмятежный супруг.
Она удивилась, стала наблюдать и вскоре заметила, что ласки его неиз-
менно обрываются до того, как она может быть оплодотворена.
Однажды ночью она прошептала ему, уста к устам:
- Почему ты не отдаешься мне всецело, как прежде?
Он захохотал:
- Понятно почему, - чтобы ты не забеременела.
Она вздрогнула.
- Почему ты не хочешь больше детей?
Он застыл от изумления.
- Как? Что ты говоришь? Ты с ума сошла? Еще ребенка? Ну нет, увольте.
Довольно, что один тут пищит, отвлекает всех и стоит денег. А еще второ-
го? Благодарю покорно!
Она обхватила его, осыпала поцелуями и между ласками шепнула:
- Милый, умоляю тебя, сделай меня еще раз матерью.
Но он рассердился, как будто она оскорбила его.
- Право же, ты не в своем уме. Прошу тебя, прекрати эти глупости.
Она замолчала и про себя решила хитростью добиться от него желанного
счастья.
Теперь она старалась продлить его ласки, разыгрывала комедию безумной
страсти, судорожно прижимая его к себе в притворном упоении. Она прибе-
гала ко всяческим уловкам, но он не терял самообладания и не забылся ни
разу.
И тут, когда неотступное желание совсем истерзало ее, когда она дошла
до предела и готова была всем пренебречь, на все дерзнуть, она снова
