"Дорогая мама, не беспокойся обо мне. Я нахожусь в Лондоне, вполне
здоров, но очень нуждаюсь в деньгах. У нас не осталось ни гроша, и мы не
каждый день бываем сыты. Спутница моя, которую я люблю всей душой, ист-
ратила все, что имела, - пять тысяч франков, - лишь бы не расстаться со
мной. Ты понимаешь, что честь обязывает меня прежде всего возместить ей
эту сумму. Будь так добра, не откажи одолжить мне тысяч пятнадцать из
наследства, оставленного папой, так как все равно я скоро буду совершен-
нолетним. Ты выручишь меня из большого затруднения.
Прощай, дорогая мама, от всего сердца целую тебя, а также дедушку и
тетю Лизон. Надеюсь, до скорого свидания.
Твой сын
виконт Поль де Ламар".
Он написал ей! Значит, он не забыл ее. Она и не подумала о том, что
он просил денег. Надо послать ему, раз у него ничего не осталось. Какое
значение имеют деньги! Он написал ей!
И она в слезах побежала с письмом к барону. Позвали тетю Лизон и пе-
речитали слово за словом бумажку, говорившую о нем; обсудили каждое вы-
ражение.
Жанна мгновенно перешла от полного отчаяния к опьянению надеждой и
горячо защищала Поля:
- Он вернется, скоро вернется, раз он написал нам!
Но барон, человек более уравновешенный, возразил:
- Все равно он нас бросил из-за этой твари. Раз он не задумался пос-
тупить так, значит, он любит ее больше нас.
Внезапная страшная боль впилась в сердце Жанны, и тотчас же в нем
вспыхнула ненависть к любовнице, похитившей у нее сына, ненависть неуто-
лимая, необузданная, ненависть ревнивой матери. До тех пор все ее мысли
были сосредоточены на Поле. Она почти не думала о потаскушке, виновнице
его заблуждений. Но слова барона сразу же напомнили матери о сопернице,
показали ее роковую власть; она почувствовала, что между этой женщиной и
ею начинается ожесточенная борьба, и осознала, что скорее согласится по-
терять сына, чем делить его с другой.
Вся ее радость разлетелась в прах.
Они послали требуемые пятнадцать тысяч франков и целых пять месяцев
не получали больше вестей.
Потом явился поверенный урегулировать вопрос о наследстве, оставлен-
ном Жюльеном. Жанна и барон беспрекословно сдали все счета и даже отка-
зались от права матери на пожизненное пользование имуществом. По возвра-
щении в Париж Поль получил сто двадцать тысяч франков После этого он
прислал за полгода четыре письма, давая краткие сведения о своей жизни и
заканчивая холодными изъявлениями сыновних чувств. "Я работаю, - уверял
он, - получил должность на бирже. Надеюсь как-нибудь приехать в Тополя и
расцеловать вас, дорогие! "
О своей возлюбленной он не упоминал ни слова. Это молчание было мно-
гозначительнее, чем могло быть целое письмо, наполненное ею. За ледяными
строками Жанна чуяла незримое и неотвратимое присутствие любовницы, про-
дажной девки - исконного врага матерей.
Трое отшельников толковали, как быть, чтобы спасти Поля, и ничего не
могли придумать. Съездить в Париж? К чему?
- Пусть перегорит его страсть, - говорил барон, - тогда он сам вер-
нется к нам.
И они продолжали влачить жалкую жизнь.
Жанна и Лизон тайком от барона ходили в церковь.
Довольно долгое время прошло без всяких известий, как вдруг однажды
утром они были ошеломлены отчаянным письмом:
"Дорогая мама, я погиб, мне остается лишь пустить себе пулю в лоб,
если ты не спасешь меня. Только что потерпела крах комбинация, сулившая
мне верную прибыль, я задолжал восемьдесят пять тысяч франков. Если я не
заплачу, меня ждет бесчестье, разорение, невозможность что-либо предпри-
нять в дальнейшем. Я погиб. Повторяю, что я скорее готов пустить себе
пулю в лоб, чем пережить такой позор. Быть может, я бы уже покончил с
собой, если бы не поддержка женщины, о которой я никогда не пишу тебе,
но которая стала моим провидением.
От души целую тебя, дорогая моя мама, быть может, в последний раз.
Прощай.
Поль".
К письму была приложена пачка деловых бумаг с исчерпывающими разъяс-
нениями катастрофы
Барон ответил обратной почтой, что они постараются все уладить. Затем
он поехал в Гавр выяснить положение дел и тут же заложил земли, чтобы
добыть денег для отправки Полю.
Молодой человек прислал в ответ три письма, наполненных выражениями
восторженной благодарности и нежнейших чувств, а также обещаниями прие-
хать вскоре и лично обнять своих дорогих родственников.
Он не приехал.
Прошел целый год.
Жанна и барон собирались уже отправиться в Париж и сделать последнюю
попытку образумить его, как вдруг из короткой записки узнали, что он
опять находится в Лондоне, где организует пароходную компанию под фирмой
"Поль Деламар и К°". Он писал:
"Это верное обеспечение, а возможно, даже и богатство. И при этом я
ничем не рискую. Отсюда вам ясны все выгоды. При следующей нашей встрече
я буду занимать блестящее положение в свете. В наш век только с помощью
коммерции можно встать на ноги".
Через три месяца пароходное общество обанкротилось, и директор был
привлечен к ответственности за неправильности в счетоводстве. С Жанной
случился нервный припадок, который продолжался несколько часов, после
чего она слегла.
Барон опять поехал в Гавр, навел справки, посоветовался с адвокатами,
поверенными, стряпчими, судебными приставами, узнал, что дефицит общест-
ва "Деламар" составляет двести тридцать пять тысяч франков, и перезало-
жил свою недвижимость. На имение Тополя и две прилегающие фермы лег гро-
мадный долг.
Раз вечером, улаживая последние формальности в конторе поверенного,
барон внезапно рухнул на паркет: с ним случился апоплексический удар. За
Жанной послали верхового. Когда она приехала, отец уже скончался.
Она привезла его в Тополя, до того ошеломленная, что горе ее скорее
походило на столбняк, чем на отчаяние.
Аббат Тольбиак запретил телу доступ в церковь, несмотря на исступлен-
ные мольбы обеих женщин. Барон был похоронен под вечер, без всякого ре-
лигиозного обряда.
Поль узнал о несчастье от одного из ликвидаторов его обанкротившегося
предприятия. Он все еще скрывался в Англии. Он письменно попросил проще-
ния, что не приехал, так как слишком поздно узнал о постигшем их горе.
"Впрочем, после того как ты выручила меня, дорогая мама, я могу вер-
нуться во Францию и вскоре обнять тебя".
Жанна была в таком подавленном состоянии, что, казалось, ничего уже
не воспринимала.
К концу зимы тетя Лизон, которой минуло шестьдесят восемь лет, забо-
лела бронхитом, перешедшим в воспаление легких, и тихо угасла, шепча:
- Жанна, бедняжечка моя, я вымолю у господа, чтобы он смилостивился
над тобой!
Жанна проводила ее на кладбище, видела, как засыпают гроб землей, и
когда сама она поникла без сил, с одним желанием умереть тоже, не стра-
дать, не думать больше, какая-то рослая крестьянка подхватила ее и по-
несла в своих могучих объятиях, точно малое дитя
По возвращении домой Жанна, проведшая пять ночей у постели старой де-
вы, беспрекословно отдала себя в ласковые и властные руки этой незнако-
мой крестьянки, которая сразу же уложила ее, и она уснула глубоким сном,
изнуренная усталостью и горем.
Проснулась она среди ночи. На камине горел ночник. В кресле спала
женщина. Кто же была эта женщина? Жанна не узнавала ее и вглядывалась,
перегнувшись через край кровати, стараясь различить ее черты при мерцаю-
щем огоньке фитиля, который плавал на поверхности масла, налитого в
стеклянный стаканчик.
Однако ей как будто уже случалось видеть это лицо Но когда? И где?
Женщина спала мирно, голова ее нагнулась к плечу, а чепец упал на пол. С
виду ей было лет сорок-сорок пять. Это была плотная, румяная, коренас-
тая, крепкая крестьянка. Большие руки ее свешивались по обеим сторонам
кресла. Волосы были с проседью. Жанна пристально смотрела на нее, не
вполне владея мыслями после лихорадочного сна, какой обычно наступает
вслед за большим душевным потрясением.
Да, конечно же, она видела это лицо. Но давно ли? Или недавно? Она не
помнила, и эта неопределенность раздражала, мучила ее. Она потихоньку
встала, чтобы поближе взглянуть на спящую, и на цыпочках подошла к ней.
Женщина была та же самая, которая подняла ее на кладбище и потом уложила
в постель. Это все смутно припомнилось ей.
Но встречала ли она ее раньше, в другую пору своей жизни? Или лицо
женщины было ей знакомо по туманным впечатлениям прошедшего дня? И каким
образом, почему она очутилась в ее спальне?
Женщина открыла глаза, увидела Жанну и вскочила на ноги. Они стояли
лицом к лицу, так близко, что грудью касались друг друга. Незнакомка за-
ворчала:
- Это что еще? Вы чего встали? Смотрите, вы у меня расхвораетесь.
Ступайте в постель.
- Кто вы такая? - спросила Жанна.
Но женщина протянула руки, схватила ее, подняла снова с не женской
силой и отнесла на кровать. Она бережно уложила ее, низко наклонившись,
почти лежа на ней, и вдруг расплакалась и принялась судорожно целовать
ее щеки, волосы, глаза, заливая ей слезами лицо и приговаривая:
- Барышня моя бедненькая, мамзель Жанна, бедненькая моя барышня, не-
ужто вы не узнали меня?
- Тозали, голубушка! - вскрикнула Жанна.
И, обхватив руками ее шею, прижалась к ней, начала ее целовать; те-
перь они плакали обе, крепко обнявшись, мешая свои слезы, и никак не
могли оторваться друг от друга.
Первой успокоилась Розали.
- Ну, ну, будьте умницей, - сказала она, - а не то простудитесь.
Она расправила и подвернула одеяло, подложила подушку под голову сво-
ей бывшей госпожи, которая все еще рыдала, дрожа от всплывавших в душе
старых воспоминаний.
- Как же ты вернулась, голубушка? - спросила она наконец.
- Господи, да как же мне было оставить вас теперь, совсем одну! - от-
ветила Розали.
- Зажги свечу, я хочу видеть тебя, - попросила Жанна.
После того как свеча была поставлена на ночной столик, они долго мол-
ча смотрели друг на друга. Потом Жанна пожала руку своей бывшей горнич-
ной и прошептала:
- Я ни за что бы не узнала тебя, голубушка. Ты очень изменилась, хо-
тя, конечно, меньше меня.
И Розали отвечала, глядя на эту седую, высохшую, увядшую женщину, ко-
торую она оставила молодой, красивой, цветущей:
- Что верно, то верно, вы переменились, мадам Жанна, даже не по ле-
там. Но и то подумайте - ведь не виделись мы двадцать четыре года.
Они замолчали и снова задумались.
- А ты-то хоть была счастлива? - шепнула наконец Жанна.
И Розали, боясь пробудить какое-нибудь уж очень тяжкое воспоминание,
проговорила с запинкой:
- Да... была... была. Я жаловаться не могу... Мне, конечно, посчаст-
ливилось больше вашего. Одно только мутило мне душу - отчего я не оста-
лась здесь...
Она оборвала на полуслове, спохватившись, что необдуманно коснулась
запретного. Но Жанна продолжала мягко:
- Что поделаешь, голубушка. Не всегда приходится делать то, что хо-
чется. Ты ведь овдовела тоже?
Потом голос ее дрогнул, и она с трудом выговорила:
- У тебя есть еще... еще дети?
- Нет, сударыня.
- А он, сын твой, что из него вышло? Ты им довольна?
- Да, сударыня, он славный парень. К работе усерден. Он полгода, как
женился и хочет взять на себя ферму, раз я вернулась к вам.
Дрожа от волнения, Жанна прошептала:
- Значит, ты больше не покинешь меня, голубушка?
- Понятно, нет, сударыня, я уж распорядилась на этот счет, - грубова-
тым тоном ответила Розали.
Они помолчали некоторое время, Жанна против воли вновь сравнивала их
две жизни, но без горечи в сердце, смирившись с несправедливой жесто-
костью судьбы. Она спросила только:
- А муж тебя не обижал?
- Нет, он был человек хороший, работящий и добра сумел скопить. Он
чахоткой умер.
Жанна села на кровати, ей захотелось узнать все.
- Слушай, голубушка, расскажи мне все, всю твою жизнь. Мне это будет
