отправилась к аббату Пико.
Он кончал завтрак и был очень красен, потому что после еды всегда
страдал сердцебиением. Увидев ее, он закричал: "Ну, как?" - ему не тер-
пелось узнать результаты своего посредничества.
Теперь она была решительнее, отбросила стыдливую робость и отвечала
прямо:
- Мой муж не хочет больше иметь детей.
Аббат повернулся к ней, живо заинтересовавшись и собираясь с любо-
пытством священника порыться в тех альковных тайнах, которые развлекали
его в исповедальне. Он спросил:
- Как же так?
Несмотря на всю свою отвагу, она смутилась и не знала, как объяс-
ниться:
- Ну... ну... он отказывается сделать меня матерью.
Аббат понял, он был сведущ в этих делах, и принялся допрашивать о
мельчайших подробностях с жадностью мужчины, обреченного поститься.
Потом он подумал немного и спокойным тоном, как говорил бы о хороших
видах на урожай, во всех деталях начертал ей план умелых действий.
- Дитя мое, вам осталось одно средство - обманите его, скажите, что
вы беременны. Он перестанет остерегаться. Вы и забеременеете на самом
деле.
Она вспыхнула до корней волос, но решила не отступать ни перед чем:
- А если... если он мне не поверит?
Кюре хорошо знал способы направлять людей и держать их в руках:
- Оповестите всех о своей беременности, рассказывайте о ней направо и
налево; под конец придется поверить и ему.
Затем, как бы желая оправдать себя за эту хитрость, он присовокупил:
- Вы вполне в своем праве, церковь допускает сношения между мужчиной
и женщиной лишь во имя продолжения рода.
Она последовала хитрому совету и через две недели объявила Жюльену о
своей предполагаемой беременности. Он даже подскочила
- Неправда. Быть этого не может!
Она указала причины своих - подозрений. Но он постарался успокоить
самого себя:
- Ну! Это ничего не значит. Погоди немного.
И он стал спрашивать каждое утро:
- Ну, как?
А она неизменно отвечала:
- Пока ничего. Да у меня нет сомнений, что я беременна.
Теперь он забеспокоился, досадуя и огорчаясь еще больше, чем недоуме-
вая. Он твердил:
- Не понимаю, решительно ничего не понимаю. Хоть убей, не знаю, как
это случилось.
Через месяц она рассказывала свою новость всем на свете, не рассказы-
вала только графине Жильберте из какого-то сложного чувства целомудрен-
ной деликатности.
После первого тревожного известия Жюльен не приходил к ней; потом в
досаде махнул рукой, заявив:
- Вот уж непрошеный подарок.
И снова стал бывать в спальне жены.
Все шло в точности, как предвидел священник. Она забеременела.
Тогда в приливе самозабвенной радости и благодарности к тому неведо-
мому божеству, которому она поклонялась, Жанна дала клятву вечного цело-
мудрия и стала каждую ночь запирать свою дверь.
Она опять была почти счастлива и только удивлялась, как быстро утихла
ее скорбь после смерти матери. Она думала, что не утешится никогда, а не
прошло и двух месяцев, как открытая рана стала затягиваться. Осталась
только умиленная грусть, словно дымка печали, наброшенная на ее жизнь.
Она не ожидала впереди никаких потрясений. Дети будут расти и любить ее;
она состарится в душевном покое, не думая о муже.
В конце сентября аббат Пико явился с официальным визитом, в новой су-
тане, не успевшей просалиться за неделю; он представил своего преемника,
аббата Тольбиака. Это был совсем еще молодой священник, низенький, то-
щий, выражался он высокопарно, а глаза, впалые, обведенные темными кру-
гами, выдавали в нем страстность души.
Старый кюре был назначен деканом в Годервиль.
Жанне его отъезд причинил настоящее огорчение С этим толстяком были
связаны все воспоминания ее жизни после замужества. Он ее венчал, он
крестил Поля и хоронил баронессу. Она не представляла себе Этувана без
мелькающего вдоль ферм брюшка аббата Пико, да она и любила его за весе-
лый, искренний нрав.
Несмотря на повышение, он тоже, казалось, не радовался. Он говорил:
- Нелегко мне это, нелегко, виконтесса. Целых восемнадцать лет пробыл
я здесь. Конечно, приход небогатый и вообще не бог весть какой. Мужчины
веруют не больше, чем полагается, а женщины, надо признаться, ведут себя
весьма непохвально. Девушки не приходят в церковь венчаться без того,
чтобы не побывать у божьей матери всех пузатых, и цветы померанца дешево
ценятся здесь. А я все-таки любил эти места.
Новый кюре явно был недоволен и даже весь покраснел. Внезапно он зая-
вил:
- При мне все это должно перемениться.
Он напоминал злого ребенка, худой, щуплый, в потертой, но опрятной
сутане.
Аббат Пико посмотрел на него искоса, как смотрел обычно в веселые ми-
нуты, и возразил:
- Ну, знаете, аббат, чтобы положить конец этим делам, придется поса-
дить ваших прихожан на цепь; да и то не поможет.
Молодой священник ответил жестко:
- Что ж, увидим.
А старый кюре улыбнулся, втягивая в нос понюшку.
- Годы, а с ними и опыт охладят ваш пыл, аббат. Чего вы добьетесь?
Отпугнете от церкви последних богомольцев - только и всего. Берегитесь -
люди в здешних местах верующие, но озорные. Право же, когда я вижу, что
в церковь послушать проповедь входит девушка, толстоватая на мой взгляд,
я думаю: "Ну вот, принесет мне нового прихожанина", - и стараюсь выдать
ее замуж. Грешить вы их не отговорите, так и знайте, а зато вы можете
пойти к парню и уговорить, чтобы он не бросил мать своего ребенка. Жени-
те их, аббат, жените, а о другом и не помышляйте!
Новый кюре ответил сурово:
- Мы мыслим по-разному, и спорить нам бесполезно.
И аббат Пико принялся вновь оплакивать свою деревушку, море, которое
было ему видно из окон церковного дома, воронкообразные лощинки, где он
бродил, читая требник и доглядывая вдаль на проходящие мимо суда.
Оба священника откланялись. Старик поцеловал Жанну, которая с трудом
сдержала слезы.
Спустя неделю аббат Тольбиак пришел снова. Он рассказал о начатых им
преобразованиях тоном монарха, вступившего во владение королевством. За-
тем он попросил виконтессу непременно присутствовать на воскресной служ-
бе и причащаться каждый большой праздник.
- Мы с вами стоим во главе общины, - говорил он, - мы призваны руко-
водить ею и неизменно подавать пример, достойный подражания. Мы должны
быть единодушны, дабы пользоваться влиянием и почетом. Если церковь и
замок заключат между собой союз, хижины будут бояться нас и подчиняться
нам.
Вера Жанны покоилась исключительно на чувстве; она была, как все жен-
щины, настроена несколько мистически, а обряды выполняла с грехом попо-
лам, главным образом по монастырской привычке, так как вольнодумная фи-
лософия барона давно опрокинула ее религиозные убеждения.
Аббат Пико довольствовался тем малым, что она могла дать, и никогда
не укорял ее. Но преемник его, не увидев ее у обедни в одно из воскресе-
ний, прибежал в тревоге и гневе.
Она не хотела порывать отношения с церковным домом и пообещала все,
решив про себя только из любезности проявлять усердие в первые недели.
Но мало-помалу она привыкла ходить в церковь и поддалась влиянию это-
го хилого, но стойкого и властного аббата. Он привлекал ее, как фанатик,
своей восторженной страстностью. Он задевал в ней те самые струны мисти-
ческой поэзии, которые звучат в душе каждой женщины. Непреклонная стро-
гость, презрение к чувственным радостям, отвращение к мирским делам, лю-
бовь к богу, непримиримость подростка, суровая речь, несгибаемая воля -
таковы, казалось Жанне, были черты мучеников; и ее, исстрадавшуюся и ра-
зочарованную во всем, увлек упрямый фанатизм этого юноши, служителя не-
бес.
Он вел ее ко Христу-утешителю, обещая ей утоление всех страданий в
благочестивых радостях религии; и она смиренно преклоняла колена на ис-
поведи, чувствовала себя маленькой и слабой перед этим пастырем, которо-
му на вид было пятнадцать лет.
Но его вскоре возненавидел весь приход.
К себе он был неуклонно строг и к другим проявлял беспощадную нетер-
пимость. Особенно распаляла его гневом и возмущением любовь. Во время
проповеди он громил ее, по церковному обычаю, в самых откровенных выра-
жениях, оглушая своих деревенских слушателей звучными тирадами против
похоти; и сам при этом дрожал от ярости, топал ногами, весь во власти
тех образов, которые вызывал своими яростными обличениями.
Взрослые парни и девушки исподтишка переглядывались через всю цер-
ковь, а старики крестьяне, любившие пошутить на эту тему, неодобрительно
отзывались о нетерпимости плюгавого кюре, возвращаясь от обедни с сыном
в синей блузе и женой в черной накидке. Вся округа волновалась.
Люди шушукались между собой о том, как он строг на исповеди, какое
суровое накладывает покаяние: а то, что он упорно отказывал в отпущении
грехов девушкам, не сумевшим соблюсти невинность, давало пищу для зубос-
кальства. Во время торжественного праздничного богослужения прихожане
посмеивались при виде девиц, сидевших на своих скамьях, когда все ос-
тальные шли к причастию.
Вскоре он стал выслеживать влюбленных и мешать их свиданиям, как сто-
рож преследует браконьеров. В лунные вечера он гонял их из придорожных
канав, из-за амбаров, из зарослей дрока на склонах отлогих холмов.
Однажды он обнаружил чету, которая не разъединилась при виде его; мо-
лодые люди шли, обнявшись, по каменистому оврагу и целовались.
Аббат закричал:
- Перестаньте вы, скоты этакие!
Парень обернулся и ответил:
- Занимайтесь своими делами, господин кюре, а в наши не суйтесь.
Тогда аббат подобрал камешки и стал швырять в них, точно в собак.
Они убежали, дружно смеясь; а в следующее воскресенье он во всеуслы-
шание объявил с амвона их имена.
Все местные парни перестали ходить в церковь.
Кюре обедал в господском доме каждый четверг и среди недели нередко
заходил побеседовать со своей духовной дочерью. Подобно ему, она доводи-
ла себя до экстаза, когда они рассуждали о духовных предметах, пуская в
ход весь старинный и сложный арсенал религиозной казуистики.
Они гуляли вдвоем по большой маменькиной аллее и говорили о Христе,
об апостолах, о пресвятой деве и отцах церкви, как о своих личных знако-
мых. Они останавливались, когда выдвигали особенно глубокомысленные
проблемы и вдавались в мистические бредни, причем она увлекалась поэти-
ческими умозаключениями, ракетой взлетавшими прямо в небо, он же приво-
дил более положительные аргументы, точно маньяк, который взялся бы мате-
матически доказать квадратуру круга.
Жюльен выказывал новому кюре большое уважение, то и дело повторяя:
- Вот это, я понимаю, священник! Этот на уступки не пойдет.
И он исповедовался и причащался, сколько требовалось, щедро "подавая
пример".
Теперь он почти ежедневно бывал у Фурвилей, охотился с мужем, который
не мог жить без него, и катался верхом с графиней даже в дождь и в непо-
году. Граф говорил:
- Они совсем помешались на верховой езде, но ничего, жене это полез-
но.
Барон приехал к середине ноября. Он изменился, постарел, притих, пог-
рузился в беспросветную тоску, снедавшую его душу. И сразу же любовь к
дочери вспыхнула в нем с новой силой, как будто несколько месяцев уныло-
го одиночества довели у него до предела жажда привязанности, душевной
близости, нежности.
Жанна не стала поверять ему свои новые взгляды, дружбу с аббатом
Тольбиаком и свое религиозное рвение, но он с первого же раза почувство-
вал жгучую неприязнь к священнику.
И когда молодая женщина спросила вечером:
- Как ты его находишь? - барон ответил:
- Это сущий инквизитор! И, должно быть, опасный человек.
А затем, узнав от крестьян, которым он был другом, о жестокостях мо-
лодого священника, о гонениях его против естественных законов и врожден-
ных инстинктов, барон всей душой возненавидел его.
Сам он был из поколения старых философов, почитателей природы, уми-
