много писали о нашем успехе на коференции в Вашингтоне, о на-
ших билетных мытарствах и о каждом из нас в отдельности. После
такого паблисити было грех не дать нам возможность провести
несколько дней в Мексике, в ожидании советского самолета.
На следующий день мы поехали на плато в старый город ацт-
теков, где расположены знаменитые пирамиды. И я увидел, что
значит город в стране, не имевшей понятия о колесе! Не только
пирамиды, но весь город состоял из сплошных ступенек. Именно
это меня больше всего поразило.
А еще через день была годовщина Октябрьской революции и
нас всех пригласили на роскошный прием в советское посольство.
Ни приеме были артисты, и речи, и жратва потрясающего качест-
ва, но запомнился мне один очень непростой разговор с амери-
канским военным аташе. Он был, кажется, в генеральских чинах.
О всем том, что происходило в Вашингтоне, аташе был достаточ-
но наслышан и относился к нашей деятельности крайне неодобри-
тельно. Все то, что мы делаем - вредно! Не только для Америки,
но и для Советского Союза. "Вы еще увидите - вас там за это не
погладят" - таков был лейтмотив его высказваний. Конечно, все
сказанное им надо было воспринимать с учетом доброго количест-
ва прекрасной водки под черную икру. Тем не менее в искрен-
ность его я поверил: мы наносим военным, их бюджету, их мироп-
редставлению настоящий удар. Придет время и это скажется.
Надо сказать, что и дома нас тоже довольно многие встре-
тили без особого восторга. В перерыве одного из заседаний в
ВПК, где мне довелось присутствовать, тогдашний председатель
Смирнов, в перерыве мне бросил: "Ну чего Вы вылезаете, занима-
лись бы себе дома спокойно своей наукой, а то на весь мир
растрезвонили. Без Вас астроному и не поверили бы". Эта была
правда - наши расчеты, сделанные независимо были важнейшим ар-
гументом противников ядерной войны. И в генштабе я слышал неч-
то подобное. И не только там. И даже на мои предложения о том,
что надо начинать думать по иному и искать альтернативы старым
принципам, сообразные современным знаниям, встречались с кри-
выми усмешками - а что можно ожидать от этих ничего не понима-
ющих штатских.
Я всегда сторонился и не любил диссидентов. Но неожидан-
ный удар я получил и со стороны их противников на круглом сто-
ле в журнале Наш Современник. Там я был обвинен в антипатрио-
тизме. Как много всего скрывается за одним и тем же словом!
Наше прекрасное пребывание в Мексике завершил совершенно
анекдотический эпизод.
Мы жили в очаровательной двухэтажной гостиннице с внут-
ренним испанским двориком. Каждое утро в это дворик выносили
компанию симпатичных попугаев - ночи там холодные и на ночь их
уносили в дом. Они целый день трепались на своем , вероятнее
всего, попугаечьем варианте испанского языка, хотя иногда про-
износили и нечто англосаксонское. Одному из этой компании я,
вероятно, приглянулся и он решил со мной завести дружбу. Когда
я выходил во дворик, то он начинал махать крыльями и произ-
носить нечто похожее на русские ругательства. Меня такие ассо-
циации вполне устраивали и я всегда подходил к клетке, давал
ему что то вкусненькое и произносил одну и ту же фразу:" Ско-
тинка, хорошая зеленая скотинка". Попугай успокаивался и вни-
мательно меня слушал, заглядывая в рот.
Через некоторое время после моего отъеда в Москву, в ту
же гостинницу поселили какого то высокопоставленного советско-
го чиновника или даже министра. Но облик гостя, вероятно, чем-
то напоминал мой. Во всяком случае, так показалось моему зна-
комому попугаю и он стал приветстввовать нашего чиновного
гостя по своему, по попугаиному - стал махать крыльями и от-
четливо произносить по русски:"Скотинка, хорошая зеленая ско-
тинка". Увы, наша высокопоставленная персона не поняла пре-
лести истинной симпатии, которую проявил мой знакомый попугай
и даже пожаловался послу. Как мне сказали - пришлось менять
гостинницу, переучивать попугая не всем дано!
ГИБЕЛЬ АЛЕКСАНДРОВА И КОНЕЦ СКАЗКИ
"Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и
Джульете".
Так и финал нашей многообещающей работы был омрачен целым
рядом печальных и трагических обстоятельств.
Уже отказ Свирежева участвовать в работе существенно су-
жал наши возможности. Его заменил А.М.Тарко. При всем моем
уважении и симпатии к Александру Михаиловичу и мою к нему бла-
годарность, полной замены не произошло.
Но основной удар был нанесен извне. В 85-ом гоу погиб Во-
лодя Александров. Это трагичная и малопонятная история. Будучи
на конференции в Испании, Володя вечером накануне своего отле-
та из Мадрида вышел из гостинницы прогуляться и ...пропал. Ве-
щи деньги, которых у него оказалось немало, все осталось в но-
мере гостинницы. В его поисках участвовало много разных орга-
низаций. Судя по всему весьма активно действовала и испанская
служба. Через год испанцами было официальнео заявлено, что
границы Испании Александров не пересекал. И все - на этом
расследование закончилось! Занимались делом Александрова и
журналисты Бельгии, США...Определенные усилия приложили и наши
американские коллеги, но тайна исчезновения Володи остается
тайной и поныне. У меня на этот счет есть и своя версия. Вот
она.
Я думаю, почти уверен, что во всей этой трагедии основная
роль принадлежит спецслужбам. Но кто здесь сыграл финальную
роль, КГБ или ЦРУ - на этот вопрос ответа у меня нет.
Я сам и люди, с которыми мне приходилось работать много
ездили за границу и оказывались, порой в обществе персон и в
местах, представлявших определенный интерес для наших спецс-
лужб. И их представители не редко обращались к нам с теми или
иными, как правило, пустяковыми просьбами. Тем не менее, я
вседа избегал их выполнять, ибо за А следует, чаще всего Б. А
после моей "дружбы" с полковым "особняком" я старался быть от
этих служб по-дальше, хотя и понимал, что любому государству
они необходимы. И не раз я предупреждал кое кого из моих кол-
лег, чтобы они не брали на себя каких либо обязательств, выхо-
дящих за рамки официальных требований. Что касается Володи, то
с ним на эту тему у меня был разговор особый. Он был нашим
представителем в работах с американцами. А работали мы тогда
вместе с Ливерморской лабораторией - организации достаточно
закрытой. Семинары я старался проводить в Москве, но приходи-
лось иногда ездить и туда, в Ливермор, в святая святых: там
работал сам Теллер.
А Володя, благодаря своей раскованности, своему характе-
ру, своему техасскому сленгу был со всеми нашими заокеанскими
коллегами "в друзьях". Так, например, он никогда не останавли-
вался в гостиннице, а жил, порой по несколько недель, у кого
-нибудь из своих приятелей. Поэтому ему было доступнее многое
из того, что было заведомо недоступно остальным визитерам. И
зная наши порядки, я был абсолютно убежден, что он не остался
вне поля зрения наших органов разведки. Потому я и говорил с
ним и предупреждал его. Но зная легкомысленность Володи и его
уверенность в себе, я думаю, что он не отказал им в каких то
просьбах.
Один американский профессор, очень доброжелательно ко мне
расположенный, както сказал мне о том, что в Соединенных Шта-
тах есть люди, которым очень не нравятся наши контакты с Ли-
вермором. Нет, не сам факт сотрудничества, а характер личных
взаимоотношений. Это было не задолго до трагедии и я рассказал
Володе об этом разговоре, называя все своими именами. Но, ви-
димо, было уже поздно. Вскоре после исчезновения Александрова
Е.П.Велихов спросил меня о том, как продолжаются наши контакты
с Ливермором. Я сказал - все кончено. "надо продолжать и
восстанавливать утерянные связи - не сошелся же свет на
Александрове". А он как раз и сошелся. Контакты всегда очень
персонафицированны. И ипосле трагедии с Александровым, они
оказались раз и на всегда разрушенными. И тем не менее я не
хочу обвинять ЦРУ, поскольку нетрудно придумать ситуации, в
которых Александров мог стать лишней фигурой, мешавшей и нашей
разведке. Одним словом убрали Володю совершенно профессиональ-
но, причем в центре города. Кто кроме спецслужб мог это сде-
лать? И кому он еще мог быть нужным?
После происшедшей трагедии лаборатория Александрова стала
распадаться. Правда мы еще сумели сделать несколько хороших
дел. Была международная конференция в Хельсинки, где мы с А.М.
Тарко довольно удачно выступили, были и некоторые расчеты, ко-
торые получилим международный резонанс. Особенно удачным ока-
зался расчет, проделанный с помощию модифицированной системы,
проведенный В. П.Пархоменко и А.А.Мочаловым. В начале 50-х го-
дов американские генералы всерьез продумывали уелесообразность
превентивного ядерного удара по городам Союза. Предполагалось
сбросить на 500 или 700 городов - было несколько сценариев,
ядерные бомбы того типа, которые были сброшены на Хиросиму.
Судьба наших городов была, более или мене очевидна. Но было
интересно понять общепланетарные последствия. Эффекта настоя-
щей ядерной зимы в таких ситуациях не возникло, хотя, конечно,
определенные климатические сдвиги произошли бы. Самое интерес-
ное заключалось в другом. Когда было посчитано распределение
выпавших радиоактивных осадков (йода и стронция), то оказа-
лось, что на территорию США, т.е. страны-агрессора выпало бы
не менее 20 чернобыльских доз этих радиоактивных материалов.
Несмотря на эти отдельные успехи работа в области гло-
бальных проблем стала замирать, да и финансирование стало сов-
сем иным. Тут еще сильно осложнились мои отношения с Дородни-
цыным и я понял, что мне необходимо расстаться с институтом, в
котором я проработал больше 30 лет. Вышедшее постановление об
статусе советников, позволявшее членам Академии, при уходе в
отставку, сохранять свою заработную плату, решало тогда все
проблемы финансового плана: я мог, сидя дома и не думая о за-
работке заниматься теми научными вопросами, которые меня инте-
ресовали.
Я понимал, что вступаю в новый период свой жизни, органи-
зация которой будет совершенно непохожа ни на что предыдущее.
И, честно говоря, я его побаивался, побаивался изменения свое-
го служебного и общественного статуса - во всяком случае, не
без волнения я передал Президенту Академии Г.И.Марчуку, мое
заявление об отставке. Я очень благодарен моей жене, которая
меня поддрержала в моем трудном решении. Теперь я понимю, что
это был единственный выход из того тупика, в котором я очутил-
ся в 85-ом году.
Мне шел шестьдесят восьмой год, но я себя чувствовал
вполне работоспособным. Более того, у меня была целая програм-
ма, основные контуры которой я наметил еще в начале 70-х го-
дов. Но в нее приходилось вносить принципиальные изменения,
поскольку она была расчитана на целый коллектив, на проведение
множества компьютерных экспериментов, а теперь я лишался и
коллектива и самой возможности использовать большую вычисли-
тельную машину. Расчитывать я мог только на себя.
В ОТСТАВКЕ
Переход на положение "надомника" оказался значительно
более безболезненным, чем я это ожидал. По существу я был к
нему почти подготовлен. Последние годы я жил все время некой
двойной жизнью. С одной стороны был большой коллектив, которым
я занимался, получая от этого немалое удовлетворение. Тем бо-
лее, что его научные дела шли совсем не плохо. Но была и
собственная интимно-научная жизнь. Именно интимная, о которой
мало кто знал. Она имела свою собственную логику и свои
собственные ценности.
Развивалась эта внутренняя жизнь по каким то своим зако-
нам, имела, действительно, собственную логику, которую я мог
контролировать в очень малой степени. На ее развитие могли
оказывать влияние самые неожиданные обстоятельства. Но лишь
