дишь первые четыре строчки, которые я сочинил еще в Ростове,
когда был очень счастлив:
Все ветер рвал, и брызгами играя
Ворвался мокрым тающим теплом,
А ночь стояла влажная, живая
И было трудно возвратиться в дом.
Тогда тоже была весна, тоже был ветер, тоже начиналась
новая страница жизни.
Наверное, я снова входил в то состояние внутреннего подъ-
ема, которое всегда мне давало силы жить. Мне казалось, что я
снова счастлив, мне хотелось работать и потянуло в Москву.
На следующий день лыж уже не было: кругом стояли лужи.
Мне оставалось еще два дня, но погода испортилась и Москва ме-
ня уже властно звала к себе. Бурлацкий уехал накануне, Коля
Доризо еще раньше, прощаться мне было не с кем. За обеденным
столом сидели уже незнакомые мне люди. Я сдал комнату, сел на
своего жигуленка и покатил домой. Дорога была невероятно
скользкая - вода покрывала, еще не растаявший лед. Впрочем,
меня это нисколько не смущало.
* *
*
Я ехал в Москву с ощущением происшедшей метаморфозы. Я
уже знал, что жизнь пойдет совсем по-новому. Появятся и новые
задачи и новые люди.
Тем летом мы с Александровым закончили первый вариант
климатической модели и я установил с руководителем американс-
кой климатической программы профессором Бирли хорошие контакты
и, несмотря на разгар холодной войны, он обещал мне всякую по-
мощь.
Через год Володя уехал в штат Колорадо в город Болдури на
целых восемь месяцев работать на первом американском супер-
компьютере Крей-1. Именно благодаря этой поездке наша климати-
ческая модель была доведена и получена ее первая компьютерная
реализация.
Но об этом разговор будет в в одном из следующих очерках.
Глава IX. О БОГЕ, ФИЛОСОФИИ И НАУКЕ
ТРАДИЦИИ И СОМНЕНИЯ
Как только исследователь начинает выходить за свои узко
профессиональные рамки, как только он начинает заниматься
проблемами, лежащими на стыках наук, перед ним поднимается
множество вопросов общеметодологического и философского харак-
тера. И отмахнуться от них невозможно - от них зависит выбор
пути, система приоритетов, оценка собственной деятельности а,
значит, и судьба самого исследователя. И вот тут-то и проявля-
ется то изначальное, что заложено в человеке. Оно может слу-
жить ему опорой, а может и оказаться шорами, закрывающими
перспективу. Я благодарю свою судьбу и свое домашнее воспита-
ние, которое с самого начала мне позволило избегать какой либо
догматики.
Моя семья не принадлежала к числу особо религиозных. Как
и во всех православных семьях у нас праздновались Рождество и
Пасха, а родители ходили иногда в церковь. Моя мама, как мне
смутно помниться пыталась учить меня молиться. Однако точных
воспоминаний у меня не сохранилось. Но старшая сестра моей ма-
мы тетя Маня - Мария Александровна Петрова это хорошо помнила
и мне рассказывала о том, как мама, прежде чем ложиться спать,
пыталась перед иконой ставить меня на колени и молиться за
здоровье своих близких и за свое собственное тоже. Тетя Маня с
удовольствием вспоминала эти эпизоды и говорила, что я доволь-
но спокойно повторял за мамой нехитрые слова молитвы, но когда
доходила очередь до упомянания своего собственного здоровья, я
начинал категорически протестовать. И аргумент был вполне ло-
гичным: Никитка вполне здоров и надо освободить Боженьку от
необходимости думать еще и о его здоровье. У него и так хвата-
ет дел. Как видно уже на заре туманной юности во мне жила
склонность заниматься методами оптимизации - не делать лишнюю
работу. И уже тогда родилось вполне четкое отвращение к регу-
лярной догматике. Как утверждала тетя Маня, мама особенно не
настаивала на упоминании моего собственного имени и молитва
стала покороче!
После кончины мамы, моим нравственным и религиозным вос-
питанием занималась бабушка Ольга Ивановна. Несмотря на то,
что она была лютеранского вероисповедания, каждое воскресенье
она ходила в православную церковь и выстаивала всю длинную
обедню. И каждый раз пыталась брать меня с собой. Меня очень
тяготили эти воскресные службы. В церкви я переминался с ноги
на ногу и думал о чем-то своем. Чаще всего фантазировал - со-
чинял какие то приключения со стрельбой, солдатами, убийства-
ми, погоней. Одним словом, церковная служба настривала меня
совсем не на мирный лад.
Посещение церкви мне не дало благочестия. Кроме воспоми-
наний о длинном, утомительном и, самое главное, обязательном
стоянии, у меня ничего хорошего не осталось в памяти.
Однако, на этом мое религиозное воспитание не заканчива-
лось - у бабушки была еще и одна удивительная книга, которая
была гораздо вразумительнее богослужения. Называлась книга -
"Священная история" - это было краткое изложение Ветхого Заве-
та для детей. Однако дело было не в тексте, а в удивительных
иллюстрациях. В книге было несколько десятков гравюр Густава
Доре. Бабушка иногда мне читала текст, но он не доходил до мо-
его сознания - библейские сказания я воспринимал как сказки, а
сказки и поинтереснее, я мог сочинять и сам. Зато, когда мне
самому давали книгу, я мог часами рассматривать гравюры. Доре
был потрясающим художником - его мир, его восприятие не могут
не войти в душу зрителя, особенно ребенка. Книга оставила след
на всю жизнь.
Иногда, когда я рассматривал гравюры Доре, в меня запол-
зал ужас - как безжалостен и суров Бог. Как он жесток даже к
своему избранному им самим народу. А что же он будет делать с
нами - мы же ему не нужны. Мы не его народ, мы же ему враги!
Одним словом я уверовал в Бога, как в некую безжалостную и не-
отвратимую силу. Я стал даже плохо спать - мне снился Иегова,
который меня наказывал просто так, за то, что я не еврей. Что
же мне делать, как мне спастись, могу ли я сделаться евреем.
Все это меня не просто беспокоило, а стало мучить. Я жа-
ловался бабушке. И она мне разъясняла - в Библии рассказывется
о Иегове. Но он не наш Бог, он Бог евреев и нам нечего его бо-
яться. Иегова нам ничего не может сделать плохого. Ведь у нас
есть и другой Бог, свой собственный христианский Бог, которому
мы молимся. Он гораздо более сильный. Он нас всегда готов за-
щищать и от Иеговы и от дьявола. Теперь я уже ничего не пони-
мал и в моем сознании образовалась какая то каша (впрочем как
и у большинства!). Что же есть на самом деле? И кто такой Бог?
И почему их много? Я задавал такие вопросы не только бабушке.
Но вразумительных ответов тоже не получал. Взрослые меня убеж-
дали - не надо задавать глупых вопросов, вот вырастишь и все
поймешь сам. Узнаешь, что Бог только один.
Финал моего религиозного воспитания был вполне благополу-
чен - книгу с иллюстрациями Доре у меня отобрали, но и в цер-
ковь водить перестали, кроме особо торжественных случаев. Я
стал постепенно забывать и о Иегове и о христианском Боге, ко-
торого евреи распяли на кресте, хотя он и был евреем.. Пе-
рестал и задавать взрослым глупые вопросы, на которые они были
неспособны дать умные ответы. И все вошло в свое русло.
Впрочем скоро я стал им задавать столь же умные вопросы,
но уже о теории относительности. Услышав однажды, что у каждо-
го свое время, я спрашивал - может время и есть Бог? И так же,
конечно, не получал ответа. Но это уже другая тема.
Небольшой всплеск религиозности у меня произошел после
гибели отца. В тот год была очень ранняя пасха и весь великий
пост стояла удивительная солнечная погода. Утром бывал легкий
морозец, а днем начиналась бурная капель. Моя мачеха была пог-
ружена в свое горе и всякий раз, когда у нее выпадало свобод-
ное время ходила в церковь. Она работала в школе и ее вспых-
нувшая религиозность казалась тогда предосудительной. У нее в
школе возникли даже какие-то неприятности. Тем не менее, моя
мачеха проводила в церкви много времени. Я иногда ее сопровож-
дал. Мне шел уже четырнадцатый год и я вполне сознательно хо-
тел понять, что человеку дает молитва. Я видел благотворное
влияние церковной службы на мою мачеху, она приходила из церк-
ви просветвленной, слегка успокоенной и садилась за проверку
тетрадей. Но молиться сам я не научился. Несмотря на то, что
горе сковало нашу семью - вскоре умер и дед, а наша семья пог-
рузилась в пучину бедности и несчастий, я ничего не научился
просить у Бога. Пожалуй единственное, что мне тогда хотелось у
него попросить - если Ты есть, то помоги мне в Тебя поверить.
Мое желание поверить в Бога всю жизнь было очень искренним. Но
ничего не получалось.
И на фронте я тоже, не в пример многим, не молился в ми-
нуты опасности и не призывал Бога на помощь. Пожалуй все же
один раз такое со мной случилось.
В силу совершенно нелепых обстоятельств я, вместе с тех-
ником из батальона аэродромного обслуживания лейтенантом Бе-
ненсоном, смешным маленьким евреем из Беллоруссии попал на
минное поле. Мы шли с ним по заснеженному лугу и вдруг взорва-
лась мина. Мы остались живыми, только осколок прошил мой вале-
нок и слегка царапнул кость. Ничего страшного, хотя крови было
много. Когда мы пригляделись, то увидели, что кругом были ми-
ны. Случилось как-то так, что мы прошли метров 10 или 20 не
задев ни одной мины. Вернее задев лишь одну. Тоже удивительное
везение.
Мы замерли, каждый шаг вперед или назад грозил смертью.
Валенок затек кровью, в глазах рябило. Бененсон все время пов-
торял - "Только не теряй сознания, поешь снега". Вот тут я
впервые произнес про себя:"Господи помоги, если ты сможешь, а
я заслуживаю" и еще не один раз, в те страшные минуты, я пов-
торил про себя эту кощунственную молитву.
А дальше: я действительно должен был бы поблагодарить Бо-
га, но уже за другое, за то, что на моем факультете авиацион-
ного вооружения мне преподали какие-то зачатки минного дела. Я
опустился на колени, разгреб снег и убедился, что это были те
самые русские мины образца то ли десятого, то ли пятого года,
на которых нас обучали тому, что такое мина, как ее ставить и
снимать. Еще одно удивительное везение и еще одно Благодаре-
ние!
Одним словом, через какое то количество минут, которые
нам с Бененсоном показались часми мы выбрались со злаполучного
луга, Меня отправили в санчасть, где сразу же сделали прививку
против столбняка и сменили белье, а милый смешной и очень до-
машний Бененсон, который так боялся, чтобы я не потерял созна-
ния, погиб на следующий день угодив то ли под случайный сна-
ряд, которые нет, да нет к нам залетали, то ли под случайную
бомбежку, которые происходили довольно часто и совсем не слу-
чайно. Вот и пойми - кого защищает Иегова!
А, может быть, наш христианский Бог, действительно силь-
нее и по-настоящему избранным народом являемся мы - что греха
таить и такая нелепая мысль мне тогда приходила в голову! Ка-
кие только мысли не приходят в трудные минуты!
ПРИНЦИП ЛАПЛАСА
В конечном счете, я не стал верующим, но и не превратился
в атеиста. Мне казалось, что любые категоричные утверждения в
этой сфере, лежащей на границе разума и эмоций - неуместны.
Недоказуемо все. Никакая логика не поможет в решении этого
вечного вопроса. Каждым человеком он решается самостоятельно,
как некое таинство, следуя только своим внутренним побуждениям.
И с этим чувством я спокойно жил многие годы. Считал себя
православным, но не по религиозным убеждениям, а по принадлеж-
ности к той традиции, в которой меня воспитала семья. Будучи в
праздничные дни в каких-нибудь заграницах, не упускал возмож-
ности сходить в православную церковь, если она там была, но не
столько из за богослужения, сколько из за любопытства - хоте-
лось увидеть людей, которые собираются в церкви, послушать их
разговоры, пачувствовать дыхание их мира. Там иногда завязыва-
