- истинная духовная ценность. Идея же земного приспособления порочна из-
начально, путь его - в обратную сторону от творчества. Начиная обобщать,
человек встает как бы на промежуточную ступень между сугубой принуди-
тельностью и высшим творчеством. Грубые страсти, и соответственно, необ-
ходимость закона еще присутствует, однако уже забрезжил луч понятия об
освобождении, как цели.
48.
- Излишне возвышенная мораль может задавливать богатство творческой
натуры, требовать пренебрежение красотой во имя добра. Это препятствует
осуществлению божественного предназначения личности.
- Противоречие морали и творчества может означать или постановку мо-
рали на службу низменному интересу, или заблуждение относительно природы
творчества. Есть истинная гармония бесстрастия и иллюзорная гармония
эмоций. Поэтому и внутреннее гармоническое состояние может быть как
творческим, так и лжетворческим. Мораль же, перестав служить исключи-
тельно цели духовного роста, извращена, и вообще называть ее таковой
неправомерно. Нельзя пренебречь красотой во имя добра, равно как и доб-
ром во имя красоты. В любом случае пренебрегаешь обоими. Мораль -
инструмент искоренения грубого греха, творчество - тонкого. Продолжение
морали - аскетизм, он и есть как бы творческая мораль. Эти две ступени
подобны приемам очищения одежды: сначала щеткой удаляют грубую грязь,
затем моющим средством - тонкую. Для возможности творчества мораль долж-
на быть завершена, нельзя прервать мораль и перейти к творчеству. Что
раньше было внешне принудительным, должно стать внутренне естественным.
А так как мораль направлена только против грубого греха, все, вступающее
с ней в противоречие, не может быть ничем иным, кроме страстей, этот
грех вызывающих. На творческой стадии мораль теряет не силу своих норм,
а объект подавления. Она как бы становится незаметной. То, что прежде
представляло сложность, вполне освоено - нет потребности в грубом грехе.
"Творец" же, тяготящийся моралью, лишь обманывает себя относительно сво-
его духовного облика.
49.
- Добродетели бывают отрицающие и утверждающие. В мироощущении людей
религиозных преобладают первые. Главными достоинствами признаются смире-
ние, отречение, воздержание. Эти ценности не героические, в них нет ис-
тинной жертвенности, они направлены к благополучному устройству мирского
существования. Те же качества человека, которые его действительно возвы-
шают, отрывают от земли - мужество, благородство, честь - обычно в рам-
ках традиционной религии недооцениваются.
- Безусловно, если смирение понимается не как подавление гордости, а
как отказ от сопротивления своей греховности, трудно не найти в этом ни-
зость и мерзость. Если ценности, названные тобой отрицающими, есть не
первая ступень на пути к освобождению, а способ обустройства в мире, в
них, без сомнения, отсутствует всякое высшее содержание. Но такое пони-
мание - не истинная их сущность, а людское извращение, к настоящим сми-
рению, отречению и воздержанию не имеющее ни малейшего отношения. "Отри-
цающие" ценности, наряду с мужеством благородством и честью, могут быть
как истинными, так и фальшивыми. Божественно то, что служит подавлению
страстей, и не важно, носит оно активный или пассивный характер. Все же,
что не имеет цели освобождения - от лукавого. Истинное смирение подавля-
ет одну страсть - гордость, истинное мужество - другую - трусость. У
гордости и трусости одинаковая внутренняя сущность, равно как и у смире-
ния и мужества. И если хоть капля страстности закрадывается в смирение,
оно обращается на службу трусости. Аналогично, небесстрастность мужества
делает его рабом гордости.
50.
- Что заповедал нам Христос? Любить! Где эта любовь в истории христи-
анства? Его лучшие люди - великие аскеты, до предела свою душу ожесто-
чившие и учившие тому других. Пришло время выправить зигзаг, открыть ис-
точник любви в человечестве!
- Именно эти святые - воплощения христианской любви. Всем же челове-
чеством целиком она вряд ли когда-нибудь овладеет. Иначе, как через это
самое крайнее ожесточение, ее не достичь. Самоотвержение несовместимо с
эмоциональностью. Любовь - бесстрастие, зовам сердца человеческого она
не отвечает, а наоборот, им препятствует.
- Но ведь старцы учат аскетизму не ради любви, а ради спасения от ги-
бели.
- Спасение - раскрытие того истинного внутреннего "я", в котором и
есть источник любви, очищение его от наслоений, ей мешающих. Стремления
уберечь внешнего человека от внешних неблагоприятных воздействий здесь
нет. Этим человеком как раз и жертвуется.
- Но ведь спасаться, как бы там это понятие не облагораживать, вынуж-
дает человека страх. Может ли чего-то бояться возвышенный творец?
- А как же! Разве не страшно рассеять самое драгоценное в себе - иск-
ру Божью - в бурлящем меняющемся потоке страстей? Мир сам по себе любовь
убивает, заменяет ее иллюзорной имитацией. Страх Божий - это страх поте-
рять из виду источник истинной любви и остаться один на один со
страстью. Он противопоставлен эмоциональному страху страданий.
51.
- Не гибели следует страшиться, а низости. В этом правильная отрица-
тельная ориентация, соответствующая высшему достоинству человека. Чему
же учит христианство? Не погуби свою душу, дрожи за нее. Что может быть
более унизительным?! Струсил человек, испугался ответственности за грех
и согласился жить без творчества, без полета, за каменной спиной церкви.
Ужас гибели угасил в нем искру Божью.
- Ты не тот смысл закладываешь в слово "гибель". Христиане другое
имеют ввиду. В страхе погубить душу нет ничего общего со страхом за зем-
ную жизнь. Это и есть страх низости. Гибель души и есть гибель челове-
ческого достоинства. Творчество, противопоставленное "дрожанию" за душу
так или иначе имеет логическим завершением "дрожание" за тело. Лишь уси-
лением и разжиганием греха чревата постановка иной цели, кроме освобож-
дения, пусть самой благородной. Нерадение о спасении души в итоге всегда
кончается именно низостью и потерей человеческого облика.
52.
- Настоящая любовь к Христу должна быть такова, чтобы ради Него чело-
век готов был отказаться даже от истины.
- Если допустимо противопоставить Христа и истину, то в чем тогда Его
миссия?
- В спасении грешников.
- А разве спасение не означает приобщение к истине?
- Может и не означать. Спасение основано на любви, а не на знании.
- Значит познавший не спасается?
- Спасение - это лишь один из путей осуществления божественного пред-
назначения личности, основанный на творчестве в мире эмоций - любви.
Путь же устремленного к истине - иной, но по своему божественный.
- Пути, действительно, разные, цель одна. Дело не в путях, а в том,
куда они приводят.
- Пунктов назначения столько, сколько личностей. Цель, как завершение
пути, должна характеризоваться наиболее ярким проявлением всех его ка-
честв, их отточенностью, доведенностью до совершенства. Следовательно,
раз различаются пути, то различие целей должно быть еще более рази-
тельным.
- Всякое качество, как характеристика динамической формы, служебно.
Будучи доведенным до совершенства, оно само себя устраняет. Человека му-
чит дисгармония, и в побеге от нее каждый выбирает свою тропу. Она есть
недостаток чего-то, нехватка, поэтому гармоний не может быть много, ина-
че в каждой из них будет не хватать того, чем она отличается от других.
- Но в ней будет и свое уникальное достоинство, неповторимая цен-
ность.
- И этой неповторимостью определится ущербность всех остальных гармо-
ний, отнимая у них право таковыми называться. Стремление к окончательной
цели - по сути удаление препятствий, а не возведение строений. Каждый
делает это со своей стороны и своим способом, но результат не может от-
личаться, так как о разнице справедливо говорить лишь относительно нали-
чествующих объектов. В наличии же могут быть лишь препятствия, гармония
есть отсутствие чего бы то ни было. Христос приходил полностью устранить
грех, иначе Он не был бы Спасителем, а соответственно утвердить как лю-
бовь так и истину. Они едины. Лишь не любить и не знать можно по разно-
му. Любовь Христа - не эмоции, это как раз бесстрастие. И именно
страсть, как элемент сознания, мешает усвоению истины.
53.
- Церковь всегда хватало лишь на символы, в ее лоне любовь никогда не
была реальной.
- Правильно. Реальна любовь в душе. И церковный символ - инструмент
для ее пробуждения. Земная церковь не предназначена раскрывать любовь
иначе, чем символически.
- Но и в качестве инструмента результата требуемого она не достигла.
- Каков же требуемый результат?
- Мистическая любовь, способная соединить человечество в цельное, без
фрагментарных несовершенств, единство - тело Христово.
- Не дискутируя, что есть тело Христово, соглашусь, что оно действи-
тельно цель, но и опровергну утверждение, что церковь тщетно к нему
стремилась. Святые свое высшее предназначение осуществили. В отношении
же остальных отведенная церкви функция исправно выполнялась. Их духовный
уровень рос.
- И это все, что мы можем ожидать от церкви?
- Да. Но что в мире лучше характеризует предмет, чем способность очи-
щающего внутреннего воздействия?
- Перспектива преображения себя самого. Всякое земное учреждение под-
вержено греху и несовершенству. Но устранение последних означает вовсе
не ликвидацию первого, а возникновение его просветленного образа. Сово-
купность преображенных мирских форм и образует тело Христово. При этом
самостоятельное значение его членов не утрачивается. Каждый вносит свою
неповторимую лепту в процесс божественной жизни.
- Ничему земному самостоятельное значение не свойственно. Конечная
цель мира - вне его. Тело Христово - не форма, оно не имеет обособленных
разнофункциональных членов, так как понятие функции вообще к нему не от-
носится. Личность, присоединяющаяся к телу Христову (а только она и об-
ладает такой возможностью, учреждения и предметы сами по себе безличны,
а значит, и бесперспективны), покидает дифференцированный ряд явлений,
выходит за пределы множественности и движения.
54.
- Мы находимся на религиозном переломе в истории человечества. Закон
изжит. Нас уже не устраивает ничто промежуточное, все мысли и эмоции об-
ращены к последнему, предельному. Символы - инструменты чего-то великого
- как кость в горле. Время сделать религиозность реальной, перейти не-
посредственно к самому великому, напрямую обусловив им творчество.
- Во-первых, законная и творческая стадии духовного развития - это не
эпохи в истории человечества. Они относятся к конкретной личности. Каж-
дый проходит их в свое время. И зависит это только от его собственных
усилий. Исторические процессы, конечно, косвенно влияют, но в принципе
не властны. Правильнее сказать наоборот - внутренняя готовность человека
духовно подняться или упасть определяет и время, в которое он живет, и
условия, в которые попадает. Во-вторых, последний предел, реально дос-
тигнутое великое - уже вне всякой деятельности, соответственно, и твор-
чества. Оно всегда символично (потому как само лишь инструмент), хотя,
чем выше, тем меньше.
55.
- В вопросе о божественном смысле человеческого бытия христианство на
сказало своего последнего слова. Пришло время творческим людям воспол-
нить эту недомолвку.
- Таково христианство историческое, извращенное людьми. Христос же
пришел с истиной абсолютной, в завершении не нуждающейся. Да и не был Он
первым ее проводником. Окончательный смысл человеческого бытия видели и
осуществляли раньше.
56.
- Церковная жизнь сегодня омертвела. Она ждет творческого к себе под-
хода. Лишь свободный полет, а не строгая святость, может сулить новое
