это место как бы фиксируется, делается неподвижным. Носитель смысла,
вычлененный из движущегося, становится к нему посторонним, и не может
быть назван ему внутренне присущим. Единственным вариантом присвоения
движущемуся самостоятельного смысла может быть признание этого смысла
везде в каждой точке движущегося. Но таким образом признается бесконеч-
ное количество смыслов, а соответственно, и бесконечное количество целей
для движения.Что же означает множественность целей? Она может означать
только одно - хаос - отсутствие всякой упорядоченности, а значит - и
всякого смысла. Поэтому утверждая наличие смысла, внутренне присущего
движению, ты фактически утверждаешь принципиальную бессмысленность любо-
го движения.
27.
- По твоему Царство Божье - небытие. Значит Бог противопоставлен бы-
тию? Если божественность - в ничто, то нечто лишено божественности?
- Разница - еще не противопоставление. Между ними - связь подчинен-
ности. Множественность выходит из единства и в него возвращается. И су-
ществует не ради себя, а ради него. Смысл для бытия всегда внешний, так
же как для смысла самого по себе посторонне бытие. Божественность бытия
- это божественность предназначения, а не вечность множественности. Бы-
тие светит и сгорает, как свеча к утру. Разбитое зеркало ждет, чтобы
кто-то кропотливый, забывший свое лицо, по мельчайшему осколку собрал
его. Он же, увидев наконец свой облик, сразу отложил зеркало, так как
нужно оно было лишь для восстановления памяти.
- Человек в своем индивидуальном облике не может воплотить в себе Бо-
га?
- Нет. Но личность и человек, как элемент множественного мира - раз-
личны. Последний - маска, снимая которую, мы во всей полноте открываем
личность.
28.
- Отрицая возможность и необходимость прироста бытия, его устремления
к вершинам могущества человеческого духа, даже Богу неведомым, ты ста-
вишь творчество в положение второстепенное и зависимое, чем фактически
его убиваешь, отнимаешь смысл.
- Творчество есть добровольное возвращение человека к Богу - а не Его
развитие и дополнение - вхождение в Царство Божие в качестве сына. Идя
по окружности к определенной точке, в какой-то момент расстояние до нее
может увеличиваться. Поэтому обо всяком приросте правомерно говорить
лишь относительно некой промежуточной точки - предыдущей или последую-
щей. Процесс мировой жизни - не непрерывное развитие от известного к не-
известному, не прямая линия, а круг, из Бога выходящий и в Бога возвра-
щающийся. Начало и конец бытия - одна точка, и относительно нее не может
быть ни убыли, ни прироста.
29.
- Первым творцом был Бог, способность чего после передалась Его обра-
зу и подобию. Все наши возможности - частички божественного потенциала.
Но если Бог неподвижен, как Он сотворил мир и откуда творчество в нас?
- О творчестве человека и Бога следует говорить в разных планах. Бог
- причина творения, но не творец в буквальном смысле этого слова. Движу-
щееся как бы само творит свои формы, опираясь на Бога как на схему. Ког-
да рабочий делает деталь, глядя на чертеж, сам чертеж, являясь смысловой
основой детали, не изменяется и непосредственного участия в ее создании
не принимает.
- Тогда возникает ощущение некой беспомощности Бога!?
- В божественной организации имеет место разделение смыслового и
инструментального компонентов. Движущееся в чистом виде, принципиально
не может содержать в себе организующее начало своего движения, которое в
свою очередь, как таковое, абсолютно неподвижно. При этом они никогда не
смешиваются. Смысл пронизывает собой движущееся, но в нем не растворяет-
ся. Разрозненные жемчужины превращаются в ожерелье, лишь благодаря нити,
но нить остается нитью, а жемчуг - жемчугом. Полководец лично в атаку не
ходит, но когда армия побеждает, победа остается в истории под именем
полководца. Божественное творчество статично, человеческое - динамично.
Движение всегда - путь от несовершенства к совершенству, средство прео-
доления первого. Человек творит, лишь пока несовершенен, с целью полу-
чить право не творить, без которого остановившись, он перестает быть че-
ловеком и опускается в низшие сферы бытия.
30.
- По моему разница между творчеством человеческим и божественным зак-
лючается в том, что только Он способен сотворить личность.
- Личность не творима Богом, она и есть Бог, как бы один из Его ас-
пектов. Так лучи света от единого источника, преломляясь под разными уг-
лами через разные призмы, создают иллюзию синего, красного, желтого. При
этом истинный изначальный целостный свет - белый, и источник -
единственный.
31.
- Богооставленность и богоотступничество, как необходимый элемент
творческого пути, соответствуют божественному предназначению человека.
- Это две разные вещи. Их нельзя приравнивать. Первое - неявность Бо-
га - нормальное человеческое состояние, позволяющее найти Его самостоя-
тельно, то есть выбрать между богоустремлением и богоотступничеством.
Второе же не есть собственно элемент божьего замысла, а лишь как бы его
побочный эффект. Свобода предполагает возможность заблуждения, из чего,
впрочем, ни обязательность последнего, ни его оправдание не следует.
32.
- Мир-космос и "мир сей", чей князь - бес - разное. Первый гармони-
чен, а второй образуется как результат искажения истинного пути, отхода
от божественных принципов бытия.
- Согласен. Уточню только, что ничего не образуется. Объективно мир -
единственный, и он - мир-космос, "мир сей" же - это человеческое заблуж-
дение, смещение смысловых акцентов. Князь мира замыкает личность в пото-
ке внешних состояний, тонкое обуславливает грубым, признает случайность
и хаос, а порядок - лишь как продукт человеческого разума, отрицает вне-
мирный абсолютный центр всего. В этом его главное искушение. Оно - не в
наслаждениях, усиливающих животность, а именно в обмане, заставляющем
неправильно видеть мир.
33.
- Обусловленность часто ассоциируют с упорядоченностью, а свободу -
со случайностью, на этом основании опасаясь последней. Что скажешь ты по
этому поводу?
- Случайности не существует вообще. Это иллюзия несовершенного созна-
ния. Но даже если употребить это понятие относительно отдельно рассмат-
риваемых частностей наиболее дифференцированного бытия, оговорившись,
что глобальный смысл здесь ввиду не имеется, то оно в любом случае - ат-
рибут движущегося мира, свобода же - это прежде всего выход за его пре-
делы.
34.
- Кто-то говорит о необходимости мирской, кто-то - о необходимости
религиозной. Как ты думаешь, есть ли она вообще для человека в чем бы то
ни было? И если есть, то в чем?
- Видишь ли, в самой сути этого понятия заключено нечто внешнее и
постороннее к личности, к воле, от нее исходящей. Свое естественно, а не
необходимо. Тяжесть и принудительность несовместима с достоинством лич-
ности, с внутренней гармонией "я". Если я сам для себя необходим, то я
такой сам себе и не нужен, я - уже не я. А так как человек - поле проти-
водействия двух сил - мирской и духовной, то он вынужден какую-то из них
признать своей, и соответственно, другую отвергнуть. Согласно этому вы-
бору и определяется, что естественно, а что необходимо. Или страсть об-
разует личность, а все религиозные ограничения навязаны извне, или нао-
борот, "я" неподвижно, а изменчивость страсти - груз, и потребности, с
ней связанные временны и подлежат устранению. В принципе, это разделение
на необходимое и естественное - чисто человеческое. Разжигание страстей
приводит к растворению в них личности и потере выбора, а значит, и раз-
деления, на его возможности базирующегося. Там все необходимо, личное
исчерпывается им и выйти за его рамки не может. При устранении же страс-
тей личность открывается во всем объеме и ничто уже не мешает ее полно-
те. Нет ничего необходимого.
35.
- Для реализации высшего человеческого достоинства необходимо изба-
виться от того давящего чувства, которое испытывает вол, идя по борозде.
В этом смысл творческой этики. Она не имеет своего однозначного приста-
нища ни в религии, ни в науке. Произведения экономических материалистов,
как ни странно, перекликаются с ветхой книгой закона. В обоих эта во-
ловья тяжесть.
- Давящее чувство - атрибут грубого греха. Творческая же стадия сле-
дует за его устранением. Поэтому само творчество от, как ты выражаешься,
воловьей тяжести освобождать не может и не должно. К этому призван за-
кон. Что касается указанных книг, то они данное состояние лишь одинаково
констатируют, нацеленность имея противоположную. При общей опоре, прин-
ципиально важно, в какую сторону от нее оттолкнуться. Ветхий закон уст-
ремляет человека к выходу из отяжелелого состояния, материализм же ут-
верждает его незыблемость и, мало того, неприкосновенность, хочет окон-
чательного в нем удобного устроения.
36.
- Церковь, облегчая человеку бремя греха, одновременно и снимает с
него ответственность, позволяет не думать о своем высшем предназначении.
- Она ничего насильно с него не снимает и не возлагает, а как бы пре-
доставляет ему себя, чтобы он перепоручал ей ту ответственность, нести
которую сам еще не в состоянии. Поэтому степень свободы каждого члена
церкви отнюдь не одинакова. Она пропорциональна уровню духовности. Цер-
ковь - это не государство, она по большому счету от человека ничего не
требует. Ее воспитание - костыль, а не палка для побоев. Пафос религиоз-
ной опеки авторитетен, то есть существует лишь в меру принятия его каж-
дым. А это прерогатива жесткого личного выбора. Человеческий облик опре-
деляется не полной ответственностью во всем до конца, что скорей соот-
ветствует облику божественному, а ответственно принятым единственным ре-
шением. Претензия быть абсолютно совершенным сразу, будучи профанацией
совершенства, а соответственно, его противоположностью, наглядно де-
монстрирует не только возможность, но и сугубую соблазнительность выбора
неправильного и относительно высшего человеческого предназначения губи-
тельного. Церковная жизнь способствует повышению ответственности и при
правомерном его наступлении иметь с ним противоречий не может.
37.
- Испытывающий страх перед творчеством манкирует религиозную обязан-
ность. Его расслабленное смирение - профанация духовного роста.
- Страх перед творчеством означает неготовность к нему. Творчество не
отвергает смирения, а лишь идет дальше, включает его в себя, но им не
исчерпывается.
38.
- Смысл жизни - в достижении свободы. Но для этого требуется победа
над низшей природой. Церковное же смирение расслабляет и не дает выпол-
нить этой задачи. Мотивировка проста - грех человеческий тяжек. Но сле-
дует ли из сугубой болезненности невозможность и ненужность лечения?
- Человек, действительно, погряз в грехе, но это не означает тождест-
венность греха и личности. Первый - шелуха на последней, привязывающая
ее к земле, но с ней не смешивающаяся. Грех человека и принципиальная
чистота "я" как раз и обуславливают необходимость освобождения. Несоот-
ветствие внешнего и внутреннего, напускного и истинного ставят задачу
преодоления власти мира над личностью. Выпустив из внимания один из этих
двух компонентов, можно заблудиться. Смирение - великая добродетель, ес-
ли речь идет о подставлении другой щеки, когда ударили по одной. Но по-
нимание его как непротивления своей греховности - слишком вольная и
мерзкая интерпретация, к истинной церковности не относящаяся.
39.
- Церковь не воспитывает человека героем, внушает ему: будь тих и
смирен. Мало того, она препятствует его горным, жертвенным порывам.
- Неизвращенная церковность мешать правильному совершенствованию не
может, так как даже для тех, кто перерос закон, он остался меньше и
