они впроголодь, ютились в ветхой старой хибаре, крытой полусгнившей со-
ломой. У старика не было денег на покупку огнестрельного оружия, которое
на Альпе Карантэн ценилось очень высоко, и потому ему приходилось масте-
рить оружие своими руками. Сначала это были примитивные копья, луки и
топоры, затем - некое подобие пращи, и наконец он изобрел собственную
модель арбалета. Со временем он довел арбалет до совершенства, изготовил
несколько штук и припрятал в надежных местах - так, на всякий случай.
Старик на собственной шкуре испытал: без оружия в этом мире жить невоз-
можно, ибо оно было гарантом не только безопасности, но и пищи в доме.
Старый Хлопп стал пропадать на охоте по целым суткам.
В свои охотничьи рейды он всегда брал Флориану. Оставлять ее в доме
одну он не рисковал: округа была наводнена шайками разбойников и беглых
холопов.
С ранних лет девочка научилась прекрасно владеть арбалетом и была
верным помощником отцу в охотничьем промысле. Лес кишел разным зверьем,
не было здесь недостатка и в хищниках, но более всего колонистам досаж-
дали добби - злобные крылатые твари, стаями нападающие на мелкий домаш-
ний скот и домашнюю птицу и наносившие немалый ущерб человеку. Добби
практически не поддавались дрессировке, но старый охотник добился невоз-
можного: одному ему ведомым способом сумел приручить несколько крылатых
хищников. Пять-шесть добби всегда сопровождали его в лесу, повинуясь лю-
бому приказу хозяина. Камнем падали они на намеченную жертву, облегчая
тем самым нелегкий труд старого промысловика. Никому не раскрывал своего
секрета Старый Хлопп - никому, кроме дочери. Крылатые твари повиновались
Флориане так же охотно, как и ее отцу.
К дочери Старый Хлопп испытывал странное, противоречивое чувство. Лю-
бил ее, как плоть от плоти своей, берег от опасностей и злых людей, но
порой вспыхивала в глазах его, обращенных к девочке, жгучая ненависть.
Ненависть, рожденная несбывшимися надеждами и бессилием перед неумолимой
судьбой. Она была его дочерью - а ведь могла быть сыном, которого он так
жаждал... Слишком часто бывал он несправедлив к ней, слишком часто сыпа-
лись упреки на ее беззащитную смуглую головку, словно она одна была ви-
новна в том, что так круто обошлась с ним судьба, не оставив наследника.
С годами любви в сердце скупого старика становилось все меньше, а непри-
язни к дочери все больше. Старый Хлопп стал ворчлив и раздражителен,
вечные придирки и старческое брюзжание превратили жизнь девочки в адские
муки.
Она любила оставаться наедине с собственными мыслями. Уединенный,
замкнутый образ жизни и вечное недовольство отца рано приучили ее к са-
мостоятельности. Она редко виделась с другими людьми, а если и выпадала
на ее долю такая возможность, то не более одного раза в год: на ежегод-
ных осенних ярмаркам и аукционах, куда отец неизменно брал ее с собой.
Сначала ее тянуло к людям и общению с ними, но со временем интерес к ним
в душе девочки понемногу угас, пока не иссяк совсем. В пятнадцать лет
она стала уходить из дома одна. С арбалетом в руке, сопровождаемая дву-
мя-тремя верными добби, целыми днями бродила она по лесу, порой возвра-
щаясь в хибару отца уже затемно. Лес стал ее домом, а его обитатели -
родными ее братьями.
Прошло еще три года, и из тонкой длинноногой девочки она вдруг прев-
ратилась в стройную смуглолицую красавицу. Об этой перемене до поры до
времени не подозревала ни она сама, ни ее старый отец. Пока не случилось
одно событие, в корне изменившее всю ее жизнь.
Ее увидел Рут, младший сын Елпидифора Халаши. Это произошло за месяц
до описываемых здесь событий. Рут возвращался домой с дальней плантации;
решив срезать путь, он повел своего скальта через лес. Тенью скользила
Флориана по лесным тропкам, погруженная в свои невеселые думы, пока ли-
цом к лицу не столкнулась с Рутом. Сладострастная улыбка расползлась по
бородатой физиономии младшего Халаши.
- Попалась, пташка!
Едва успел он пришпорить своего скальта, как девушка растворилась в
лесной чаще. В бешенстве бросился он за ней, но ее словно след простыл.
В спешке вернулся он домой и прямо с порога заявил отцу, что желает за-
получить эту девчонку во что бы то ни стало, и что если отец не поможет
ему в этом деле, он получит ее сам, каких бы дров ему при этом не приш-
лось наломать. "А почему бы и нет?" - решил Елпидифор, поразмыслив с па-
ру часов, и на следующий же день отправился к Старому Хлоппу.
У старика челюсть отвисла от страха и изумления, когда к нему в хиба-
ру ввалился сам могущественный Елпидифор Халаши в сопровождении Рута и
Агапита. Флорианы, как уже повелось, дома не оказалось.
Торг продлился до самого вечера. В конце концов соглашение было дос-
тигнуто к обоюдному удовольствию.
Старый Хлопп боялся и одновременно ненавидел Халаши, как, впрочем, и
всех людей, с которыми ему приходилось иметь дело. Тем не менее предло-
жение Елпидифора пробудило в душе старика угасшую было надежду. Халаши
брал Флориану в свой дом в качестве будущей жены Рута, младшего своего
сына. Рут наследовал землю старика после его смерти, крохотный земельный
надел уходил во владение семейства Халаши. Да, род Хлоппов пресекался,
но взор старого охотника направлен был в будущее. От брака его дочери с
Рутом Халаши родятся дети, и не исключено, что ими будут сыновья. А тог-
да... О, тогда! Старый Хлопп уже предвкушал, как его внуки (неважно, что
они будут носить ненавистное имя Халаши) вступают во владения исконной
землей Хлоппов, как кровь его предков вновь заструится по жилам новых
хозяев этого дорогого его сердцу клочка земли. Он жертвовал дочерью ради
будущего своих возможных потомков. Иного пути сохранить свой род (хотя
бы и под другим именем) он не видел. Что же касается Рута... Этот тупо-
ватый мерзавец с замашками маньяка-садиста едва ли доживет до старости,
пуля, стрела или нож пьяного собутыльника, скорее всего, оборвут его
жизнь еще в впервой ее половине.
Старый Хлопп остался доволен сделкой. Давно не чувствовал он такого
воодушевления, как в тот благословенный летний день.
У Елпидифора Халаши был свой расчет. Рут, как младший сын в семье, не
мог наследовать владения своего отца. Земля выжившего из ума стари-
ка-охотника подвернулась как нельзя более кстати. Пусть надел его неве-
лик, но со временем - Халаши был уверен в этом - Рут сумеет расширить
его. Главное - он станет землевладельцем, а земля Хлоппа вольется в еди-
ную вотчину рода Халаши. Елпидифор отлично понимал, что более удачную
партию Руту все равно не сыскать, богатые землевладельцы вряд ли отдадут
своих дочерей за младшего сына, фактически лишенного наследства. Другое
дело Агапит. Старший сын всегда считался завидным женихом, тем более в
такой богатой и влиятельной семье, какой была семья Халаши. У Мордастого
Вана росла дочь, и недалек был тот день, когда оба рода должны были по-
родниться - между двумя лордами уже существовала договоренность. Агапит
и Дора будут прекрасной парой...
Обряд бракосочетания решено было совершить сразу же после Ночи Одно-
луния. Свадьбы обычно играли осенью - земной обычай прочно укоренился на
Альпе Карантэн. А пока...
А пока девушке суждено было жить в доме будущего тестя на правах
прислуги. Неплохо бы присмотреться к девчонке, решил Халаши, а заодно и
приручить, если она вдруг окажется с норовом. Жена его сына должна быть
ручной и неприметной, как и любая женщина в этом мире. Впрочем, Рут и
сам неплохо справится с этой задачей, с усмешкой заключил Халаши. Сынок
знал толк в таких вещах, уж он-то живо укажет женушке ее истинное место.
Вечером, когда девушка вернулась домой, ее участь уже была решена.
Судьбу свою приняла она безропотно и спокойно, на безучастном, словно
восковая маска, лице не отразилось ни единого чувства, ни даже тени не-
довольства неожиданным виражом в ее жизни. Старый отец с любопытством и
какой-то смутной досадой вглядывался в родную дочь, и впервые за многие
годы в сердце его шевельнулось нечто подобное сочувствию. Словно увидел
дочь после долгой разлуки (собственно, так оно и было) - и понял, что
видит ее в последний раз. Смятение, яд сомнения, тонкие ростки раская-
ния, обрывки невысказанных теплых слов - все это поднялось откуда-то из
самых глубин его души, захлестнуло, закружилось, завертелось в бешеной
стремительной круговерти - и отхлынуло вспять. Было слишком поздно
что-либо менять. Да и незачем.
Девушка покинула отчий дом без сожаления. Она была женщиной, а удел
женщины - терпение и покорность. Отец решил ее судьбу, значит так тому и
быть. Слово отца обретало силу закона, священного табу, нарушить которое
было не только нельзя, но невозможно, как невозможно перешагнуть через
собственную тень или откусить собственное ухо. Да, внешне она покорилась
- но только внешне.
Три года бесцельных скитаний по лесным чащобам и нехоженым тропам на-
ложили неизгладимый отпечаток на ее душу, отпечаток, столь не свойствен-
ный женщинам Альпы Карантэн. Лес приучил ее к самостоятельности, вдохнул
в одинокое девичье сердце дух воли и свободы, научил осторожности дикого
зверя и совсем не женской способности анализировать происходящие собы-
тия. Она смело принимала решения, если к тому вынуждали обстоятельства,
не сворачивала с тропы, когда там подстерегала опасность (лес был полон
ими), твердой, хотя далеко не крепкой рукой направляла стрелу арбалета в
разверстую пасть хищника.
Вековая традиция и самобытность столкнулись на зыбкой почве ее души -
и вылились в компромисс. С видимым смирением вступила она под кров дома
Халаши, но таящаяся настороженность в ее глазах с той минуты более не
исчезала. Она приглядывалась ко всему в этом холодном неприветливом ог-
ромном доме - как приглядывался в свою очередь к ней самой старый Хала-
ши. Прошло три, четыре, потом пять дней, и он забыл о ней. "Девка как
девка", - мысленно пожал плечами Елпидифор. Неслышной и незаметной тенью
скользила она по залам обширного дома, молча выполняла указанную работу,
ни единым словом не обмолвившись ни с братьями, ни с их отцом. В глазах
старого Халаши она воплощала идеал альпассийской женщины. Безмолвной
женщины-рабыни.
И лишь Рут не спускал с нее огненного, алчущего взора. В первую же
ночь, распалив себя изрядной дозой спиртного, он ворвался к ней в
спальню. И наткнулся на холодную решимость в ее глазах и стальной блеск
острого кинжала, рукоять которого крепко сжимала ее тонкая рука. Если он
посмеет сделать еще хоть один шаг, бесстрастно заявила она, клинок вон-
зится в его горло. И Рут поверил ей. Трусовато озираясь, он попятился
вон из комнаты, и лишь за ее пределами дал волю своему гневу и пьяному
языку. Потоки проклятий и отборной ругани вылились на голову бедной де-
вушки.
Дни, потянувшиеся вслед за той ночью, превратились для Рута в медлен-
ную пытку. О, как ждал, как жаждал он дня свадебного обряда. Тогда -
тогда он сполна рассчитается с этой стервой за все то унижение, что
пришлось ему претерпеть под презрительным взглядом ее огромных черных
глаз. Его руки мелко тряслись от предвкушения тех изощренных забав, ко-
торыми он насытит свою ненависть и животную страсть в первую же брачную
ночь, потное лицо кривилось в сладострастной садистской ухмылке. Близок,
близок миг, когда он сможет утолить свою жажду...
Появление инопланетников на какое-то время отвлекло его от планов
мести невесте, а роковой выстрел, оборвавший жизнь Старого Хлоппа, гнев
отца, вызванный этим событием, и стремительная подготовка к захвату зем-
ли убитого охотника окончательно вытеснили из головы Рута образ Флориа-
ны. До поры до времени.
Она слышала все, о чем говорилось в этот тихий летний вечер у холод-
ного камина. Поначалу весть о смерти отца Флориана восприняла на удивле-
