треугольниками как сумасшедший, но и это не помогло ни капельки. На сво-
их расфуфыренных крыльях Костя-махаон на этот раз летел, как по линейке,
рассекая крыльями воздух и поднимая вокруг себя какой-то художественный
свист, а я все время, как и раньше, проваливался в те же воздушные ямы,
шатался из стороны в сторону, кувыркался и беззвучно падал то на одно
крыло, то на другое.
Заметив, что я отстал. Костя Малинин, к моему стыду, вернулся обратно
и сказал мне, Баранкину, первому силачу в классе, слова, которые я не
забуду никогда в жизни: "Эй ты, капустник! Ты не можешь лететь побыст-
рее? Что ты все время отстаешь?" Сказав это, он назло мне опять легко
обогнал меня, потом опять вернулся, опять обогнал, крикнул: "Баранкин!
Ты что летишь, как пирог с капустой? Жми на все педали! Нектар близко!"
Этих слов я Малинину тоже никогда не забуду.
Когда он, загребая своими крыльями, как веслами, еще раз пролетел,
торжествуя, надо мной, я взял и схватил его за задние лапы и таким обра-
зом прицепился к Малинину на буксир. Убедившись, что я больше от него не
отстаю, Костя перестал осыпать меня всякими ядовитыми словечками, и, как
ни пробовал от меня оторваться, теперь у него из этого ничего не получа-
лось.
- Что-то тяжело лететь стало! - сказал Костя. - Выдох -
вдох-ох-ох-ох!
- А по-моему, лететь стало гораздо легче! - сказал я и подумал про
себя: "Пусть Костя поработает за двоих, раз у него такие крылья. Я же
таскал его на своем хвосте, когда был воробьем, теперь могу и отдохнуть
немного".
Сложив крылья, я скользил по воздуху вслед за Малининым, наслаждаясь
художественным свистом Костиных крыльев и для вида изредка помахивая
своими равнобедренными треугольниками. Так, на буксире, Костя доставил
меня до самой школы, до того места, где в саду наш класс сажал деревья.
- Тормози! - крикнул я Косте, когда он, пыхтя, перетянул меня через
верхушку дерева и потащил мимо ограды к кирпичному зданию нашей школы.
Опустившись на один из подоконников на высоте третьего этажа, мы под-
ползли к самому краю и посмотрели вниз. В саду кипела работа. Одни ребя-
та, весело переговариваясь, копали ямки, другие бережно опускали в землю
саженцы и поливали их из леек водой. Костя Сергеев нарочно перемазался
весь землей и строил всякие рожи. И все смеялись. Все были довольны! И
всем было хорошо!
- Ну и пусть работают! - сказал Костя. - Они работают, а мы будем
есть нектар. Если бы они узнали, что мы сейчас будем есть настоящий нек-
тар, они бы нам наверняка позавидовали...
- Кому это - нам? - спросил я.
- Нам, бабочкам... - сказал Костя Малинин неуверенным голосом.
Я вспомнил "спящую красавицу", которую склевал бесхвостый воробей,
прислушался к урчанию в своем голодном желудке, посмотрел с ненавистью
на воробьев, шныряющих в школьном саду, и сказал:
- Да уж, конечно. Они бы нам позавидовали... - Я сказал это без вся-
кого энтузиазма, отвернулся от ребят и увидел, как в школьные ворота
влетели на велосипеде Мишка Яковлев и Алик Новиков (он сидел на багажни-
ке).
Что-то громко крича, они подкатили прямо к Зинке Фокиной и, соскочив
на землю, стали о чем-то рассказывать ей и окружившим ее ребятам. В саду
наступила тишина. Никто внизу больше не смеялся, не шутил, а Костя Сер-
геев даже вытер платком с лица землю и перестал кривляться.
- Что-нибудь случилось, - сказал Костя.
Я помрачнел. Мишка и Алик, поговорив со старостой нашего класса, сно-
ва сели на велосипед и укатили. Зинка Фокина посмотрела из-под руки им
вслед, затем подозвала к себе еще троих наших ребят, отобрала у них ло-
паты и дала какое-то задание.
Ребята выбежали на улицу и разошлись в разные стороны.
- Ищут кого-то... - сказал Малинин.
- Не кого-то, а нас с тобой! - сказал я Косте.
- Ну и пусть! - сказал Костя. - Они будут искать, а мы будем есть
нектар. Полетели!
Я промолчал. Есть, конечно, хотелось все сильней и сильней, и нектар
был близок... Но воробьи тоже были совсем рядом, и их чириканье совер-
шенно отбивало у меня всякий аппетит.
"Как бы они нас все-таки не склевали с Костей..." - подумал я, глядя
на воробьев, шныряющих среди клумб с цветами. Подумал я об одном, а ска-
зал, конечно, совсем другое.
- Летим! - сказал я громко и решительно и добавил тихо про себя:
"Прощайте, ребята! Если нас с Костей склюют воробьи, то мы, наверное,
больше никогда не увидимся!.."
Нацелившись на клумбу с цветами, я распустил крылья и прыгнул ласточ-
кой с подоконника вниз, словно с купальной вышки в холодную воду...
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ
Противочихательная прививка
В воздухе от цветов опять запахло вкусным нектаром, словно в кухне от
маминого печенья. У меня потекли слюнки и опять закружилась голова. Я
сложил крылья, нацелился в середину самого большого цветка и нырнул в
него вниз головой, но промахнулся (неудивительно!) и воткнулся в траву
по самые пятки своих задних лап. Пришлось выбираться из травы и начинать
все сначала.
На этот раз я забрался на цветок по стеблю и запустил хоботок в самую
середину цветка, туда, где, по моим расчетам, должен был находиться нек-
тар. Однако долгожданного нектара в цветке не оказалось. Запах нектара
был, а самого нектара не было. Пахло хорошо, точь-в-точь как в мамином
пустом флакончике из-под духов, а поживиться было нечем. Тогда я взял и
забрался в цветок прямо с головой, так что у меня наружу только одни
крылья и ноги торчали, стал шарить в темноте хоботком по стенкам, но в
это время из цветка кто-то полез мне навстречу.
Я решил, что это какая-нибудь посторонняя бабочка успела раньше меня
забраться в цветок и слопать весь нектар. От одной этой мысли меня прямо
зло разобрало. Ты из-за этого нектара, можно сказать, жизнью рискуешь, а
у тебя его из-под самого носа слизывают. Я взял и боднул бабочку голо-
вой. Бабочка угрожающе загудела и боднула меня, затем она уперлась своей
головой в мою голову и выдавила меня из цветка наружу, как зубную пасту
из тюбика. Я со злости ударил крыльями по тычинкам с такой силой, что
цветочная пыльца поднялась столбом и окутала меня, словно облаком. Я от
этой пыльцы чуть не задохнулся.
- Ладно, бабочка, - сказал я, разгоняя крыльями пыльцу, - только поя-
вись на свет, я тебе все лапы... А-а-а-пчхи!!! Я тебе покажу, как чужой
нектар... А-а-апчхи!..
Пока я чихал, смотрю - из цветка вылезает... только не бабочка, а
пчела, самая настоящая пчела, вся полосатая, словно она в пижаме. Вылез-
ла это она из цветка и уставилась на меня своими буркалами. Она на меня
смотрит, а я сижу на краю цветка и чихаю на нее и, главное, удержаться
никак не могу. А пчела, видно, так растерялась, что даже гудеть переста-
ла. Я чихаю, а она лапой утирается, я чихаю, а она утирается и молчит.
Раз десять я, наверное, на пчелу чихнул, не меньше, а потом опомнился и
даже в ужас пришел. "Баранкин, - сказал я сам себе, - на кого ты чиха-
ешь, Баранкин? Ты на пчелу чихаешь, несчастный капустник... Вот она сей-
час тебе... апчхи!.. как сделает противочихательную прививку, тогда ты
будешь знать... как чихать на пчел!.. Тебя ведь, когда ты был человеком,
кусали один раз пчелы, так что ты... апчхи!.. знаешь, чем это пахнет!.."
"Знаю!" - ответил я сам себе и, как сидел на краю цветка, так и пова-
лился навзничь в траву, так что ты... апчхи!.. знаешь, чем это пах-
нет!.." Перевернувшись несколько раз через голову и смотав поскорее свой
пустой хоботок, я выровнял над самой травой полет и стал улепетывать от
пчелы в кусты, подальше от цветочных клумб, через дорожку, за деревья,
туда, где среди стволов мелькало что-то пестрое, похожее на крылья Кости
Малинина.
Я думал, что Малинин позорно бросил меня одного посреди клумбы: ока-
зывается, его в кусты тоже загнала пчела, она и сейчас все еще металась
за ним и что-то грозно гудела на своем пчелином языке.
"Так ему и надо! - подумал я, наблюдая, как пчела усердно гоняется за
Костей. - Жалко, что пчела только одна. Я бы сейчас сам напустил на Ма-
линина еще штук сто пчел, чтобы он в следующий раз не болтал языком и не
вводил никого в заблуждение. "Будем порхать с цветка на цветок!.. Во
весь дух! Крылом мах! Словно пух-ух-ух! Нектара наедимся!.." Вот и пусть
сейчас его пчела угостит таким "нектаром", чтоб ему в другой раз не за-
хотелось больше превращаться в бабочку... Апчхи!"
- Спасите! - закричал в это время Малинин. - Баранкин! Где ты? Ой,
мама!
Мне хотелось, чтобы пчела подольше погонялась за Костей и как следует
его проучила, но, когда он закричал, да еще таким жалобным голосом, мне
его даже жалко стало. И потом я вспомнил, что Малинин не человек, а ба-
бочка. Его пчела ужалит, а он возьмет и заболеет или, того хуже, умрет
от пчелиного яда. Что я с ним тогда буду делать!.. Я ведь не знаю, как
бабочки переносят укусы пчел, а может быть, они их вообще не перено-
сят...
Схватив в лапы легонький сучок, я подлетел к пчеле сзади и изо всех
сил ударил ее по голове. Оглушенная ударом, пчела свалилась в кусты, а у
меня от голода потемнело в глазах, и я, кренясь на один бок, стал падать
в траву...
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ
...Но в действие вступает ужасный закон природы
Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу на берегу большой лужи, а
возле меня сидит мой лучший друг Малинин и обмахивает меня своими рас-
писными крыльями.
Вообще-то я не знаю, для чего это я открыл глаза. Мне открывать их
совсем не хотелось. И ухать мне больше тоже не хотелось. И охать не хо-
телось. И ахать не хотелось. И желание визжать от радости тоже пропало.
А с чего тут визжать-то? В носу все время эта проклятая пыльца свер-
бит... Ап-чхи!.. И в животе совершенно куда-то исчезло это ощущение, что
ты умираешь от радости... Ап-чхи!.. То есть ощущение, что ты умираешь от
чего-то, осталось, только вот от чего... Наверное, от голода... Все ку-
да-то исчезло. Только одно замирание духа осталось. Дух у меня все время
продолжал замирать. И замирал он почему-то все больше и больше. Вот сей-
час замрет совсем... и все... Ап-чхи!.. Даже чихать и то сил нет...
- Ты чего лежишь, Баранкин? - спросил меня Костя.
- Захотелось полежать, вот и лежу, - сказал я. - Ап-чхи!..
- Да что такое, никак не могу прочихаться. Простыл, что ли? - спросил
Малинин.
- Не простыл, - сказал я, - а наухахохался...
Малинин как-то печально-печально покачал головой, сделал выдох -
вдох-ох-ох и сказал:
- А знаешь, где еще можно поесть нектар?
- Иди ты со своим нектаром, знаешь куда... Апчхи!.. - Я смерил Мали-
нина презрительным взглядом с ног до головы и чуть не расхохотался.
Он сидел на берегу лужи, весь перемазанный цветочной пыльцой, одно
крыло у него торчало торчком, а другое повисло, как ухо у собаки. И вид
у него был такой несчастный-пренесчастный, что мне его опять стало ужас-
но жалко, но на этот раз я взял себя в руки.
Собрав последние силы, я пополз молча к луже и стал с наслаждением
пить из нее обыкновенную дождевую воду. Малинин попробовал еще раз заго-
ворить со мной, но я теперь на все его вопросы отвечал презрительным
молчанием. Я решил с ним вообще больше никогда в жизни не разговаривать.
Я демонстративно пил из лужи сырую воду (это вместо обещанного некта-
ра!) и размышлял. Неужели я все-таки ошибся? Да нет, не может же быть,
чтобы на земле не было такой жизни, о которой я мечтал там, на лавочке
во дворе. Есть такая жизнь, и я ее во что бы то ни стало найду! Просто
мы с Малининым Костей, очевидно, не там ее искали. Конечно, наше превра-
щение в бабочек и воробьев было ошибкой. Теперь-то уж это было совершен-
но ясно. Их жизнь выглядела только со стороны прекрасной, а на самом де-
ле она оказалась просто невыносимой. Но почему? Я молча пил воду, думал,
думал и решил, что такой жизни, о которой мы мечтали с Костей, наверное,
