ки и лопаты на лавочке лежат, а их нет...
- Вот сорванцы! - сказала мама. - Наверное, на улицу убежали... Ты,
Миша, заходи в комнату, они сейчас вернутся!
Мишка положил Костины учебники на седло и скрылся в подъезде, а я
слетел с забора на лавочку к Косте Малинину.
- Ир-чик! Ир-чик! Чуть-чуть-чуть! - сказал я Косте. (Молодец, Мали-
нин! Превратился всетаки!)
На что мне Костя прочирикал:
- Че-че-че? (Честное слово?)
- Че-че-че! - сказал я. - Чуф-чуф-чуф! Чи-чи-чи! (Честное слово! Отк-
рой глаза и увидишь!)
И Костя открыл свои голубые, как у девочки, глаза... Глаза у него так
и остались голубыми! Воробей с голубыми глазами! Здорово! Стоит на лап-
ках, качается, хвостом сам себе равновесие помогает держать и от удивле-
ния все еще прийти в себя никак не может.
А я вытер крылом пот со лба и сказал:
- Все в порядке! (Ч-уфф!)
- Ч-уфф! (Все в порядке!) - сказал Костя Малинин и тоже вытер крылом
лоб.
Мы обнялись и, подпрыгивая от радости, закружились по скамейке...
СОБЫТИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Встреча с бесхвостым
- Сей-час наедимся овса, - сказал я Косте Малинину, - и
пом-чим-чим-ся! Полетим!
- Куда?
- Можно направо, можно налево. Раз мы с тобой превратились, то теперь
все можно. - Я поднял крыло, отставил лапку и прочитал с выражением: -
"Мы вольные пти-ти-ти-цы! Пора, брат, пора! Туда, где за морем белеет
гора!.." Одним словом, куда захотим-тим, туда и поле-тим-тим! Вот какая
жизнь!
Малинин засмеялся.
- Юр-чи-чик! - сказал он. - В воробья ты превратился, а клюв у тебя
остался курносым. Чу-чу-деса!
- Врешь!
- Ни-чуть, ни-чуть!
- А у тебя глаза голубыми остались, как у дев-чон-ки! Чеп-чик!
Я спорхнул с лавочки к луже и стал смотреться в воду. Клюв у меня
действительно остался курносым, и вообще я весь получился какой-то се-
рый, и перья у меня топорщились во все стороны, и на лбу торчал хохо-
лок... Костя Малинин выглядел совсем по-другому: у него была нарядная
белая грудка с галстуком, сам он был весь чистенький, аккуратненький, с
приглаженными перышками, как будто он только что из парикмахерской выле-
тел.
Впрочем, я ничуть не расстроился: я, когда был человеком, тоже не от-
личался особенной красотой и аккуратностью. Подумаешь, курносый так кур-
носый. Взъерошенный так взъерошенный.
Не в этом дело. Дело в том, что я во-ро-бей и что теперь мне никто и
ничто не может испортить моего замечательного воробьиного настроения. А
настроение у меня было действительно замечательное! Еще бы! В голове со-
вершенно пусто - ни забот, ни мыслей, ни тревог! И так будет весь день!
Целый день-день-день-день! Ну и день-день-день! Вот так день-день-день.
За-ме-ча-ча-тельный день. Че-че-рес-чур за-ме-ча-тельный.
Я напился дождевой воды и ударил крылом по своему отражению, обдав
брызгами Костю Малинина, скакавшего по ту сторону лужицы.
- Костю-чок-чок-чок! Ну, как жизнь?
- За-ме-ча-тельная! - чирикнул Малинин, брызгая в меня водой.
- А что я тебе говорил? А ты говорил: "Превратимся лучше в бабочек!"
Давай искупаемся!
- Холодно! Давай лучше овес искать. Оченьочень есть хочется.
Найти овес на нашем дворе оказалось делом нелегким. Мне попадались и
конопляные зернышки, и арбузные семечки, и семечки обыкновенные, а вот
овса все не было.
- Ты че-чего дерешься! - услышал я вдруг за спиной Костин голос. -
Юр-чик! Он у меня из хвоста перо выдернул! Хулиган какой!
Я оглянулся и увидел, что невдалеке от меня Костю Малинина гоняет по
траве здоровенный бесхвостый воробей.
- Я скачу, - затрещал Костя, подбегая вприпрыжку и прячась за мою
спину, - вижу, в траве овес лежит, нагнулся - слышу, у меня из хвоста
кто-то перо дергает! Хулиганство какое!
- Ты че-чего к маленьким пристаешь? - спросил я, подскакивая к здоро-
венному воробью.
- Че-чего ты людям выходной день-день портишь?
- Я ни-че-че-го! А че-че-го этот птен-чик на мой овес разлетелся? На
чу-чу-жой двор заявились да еще распоряжаются здесь! Что-то я вас здесь
раньше никогда не замечал!
Я хотел по-хорошему объяснить воробью, почему он не мог нас раньше
видеть на дворе, но верзила-воробей и не стал меня слушать. Он подскочил
ко мне и, не говоря ни слова, ударил меня по-воробьиному крылом в грудь.
Ударил. Отскочил. Ноги расставил и крылья для устрашения распустил.
Но я не растерялся. Я тоже распустил крылья веером, хвост - трубой,
подскочил к верзиле нос к носу да ка-ак дам ему подножку! Обыкновенную
человеческую подножку. Конечно, верзила-воробей не знал такого приема и,
хотя он был выше меня на целую голову, свалился на траву как подкошен-
ный. Лежит на лопатках, ноги кверху задрал и молчит и больше не задира-
ется. Он думал, наверное, что мы ему сейчас с Костей зададим хорошую
взбучку. А мне этого воробья почему-то даже жалко стало.
- Эй ты, куцый! - сказал я. - Вставай! У нас лежачего не бьют! Можешь
проваливать... Впрочем-чем, можешь и остаться! Мы тебя сейчас-час угос-
тим овсом. Костя, где овес?
- Здесь, в траве. Вот ов-син-синки и вот ов-син-синки.
Но бесхвостый не обратил на мои слова никакого внимания. Он молча
поднялся, отряхнулся и испуганно запрыгал прочь.
- Чеп-чик! - крикнул ему Малинин вслед, махая хвостом.
- Сам ты чеп-чик! - сказал я Косте, зажимая лапой золотистую овсинку.
- Не мог без меня дать сда-чи!
Ко мне снова вернулось хорошее настроение. И Костя Малинин опять стал
веселый-превеселый.
- А здорово ты его чеб-чеб-бурахнул! - сказал Костя, выгребая из тра-
вы зернышко овса.
У меня даже слюнки потекли от одного вида аппетитных овсинок. Я пото-
чил клюв о камешек и еще крепче зажал зернышко лапой. Сейчас я эту ов-
синку раздолблю и съем... Сейчас!
- Кошка! - услышал я за спиной отчаянный голос Кости Малинина и обер-
нулся...
СОБЫТИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Кошка Муська хочет меня съесть
Итак, я обернулся... Смотрю, Кости Малинина уже на земле нет, он уже
на акации. Привесился к ветке вниз головой, крыльями машет и кричит как
сумасшедший:
- Кошка! Сзади тебя кошка!
Я повернул голову в другую сторону. От мусорного сарая ко мне
действительно приближалась кошка, обыкновенная кошка. Только я никак не
мог понять, что было в этом ужасного и почему Костя устраивает такую па-
нику, как будто на дворе появился тигр. Просто псих какой-то этот Мали-
нин! Если бы я знал, что он будет таким нервным воробьем, я бы ни за что
с ним не связывался.
- Юр-чик! Скорей улетай! - продолжал метаться на ветке Костя Малинин.
Кошка подошла поближе и остановилась. Я бочком подскочил к ней. И в
этой незнакомой кошке сразу же узнал любимую мамину кошку Муську. Когда
я еще сидел на лавочке как человек, она спрыгнула с подоконника, подошла
ко мне и стала тереться о мою ногу, а я ее прогнал, чтобы она не мешала
мне думать.
- Здорово, Муська! - чирикнул я обрадованно. - Чу-чу-чу-ешь, кто я
такой, или нет?.. Ты что, не узнаешь своего хозяина, что ли?.. Да ты не
бойся, подойди поближе, я тебя не съем! Это же я! Вот чу-чу-дачка! А вон
на дереве Костя Малинин. Тоже не узнаешь? Костя, не бойся, лети сюда!
Это наша Муська!
- Ты с ума сошел! - снова затрещал на акации Малинин. - Она же тебя
съест!
- Меня? Своего хозяина? Это ты с ума сошел!
Не успел я закончить фразу, как сзади на меня обрушилось что-то урча-
щее, тяжелое и подмяло под себя. "Муська!" - успел подумать я и рванулся
изо всех сил в сторону и вверх по направлению к акации, на ветках кото-
рой продолжал чокать и трещать Малинин. Я летел, как камень из рогатки.
Я чуть не сбил в дерева своего лучшего друга. Хорошо, что он удержался.
Тем временем я тоже успел зацепиться за ветку. С ветки акации я взглянул
вниз. Муська водила хвостом по траве, продолжая урчать.
В воздухе медленно, как рыбки в аквариуме, плавали выдранные из моего
бока маленькие перышки.
- Полу-чи-чил! Полу-чи-чил! - продолжал злорадно трещать Костя Мали-
нин.
- Ниче-че-го не понимаю, - чирикнул я. - Такая знакомая кошка... Мож-
но сказать, родная...
- "Родная, знакомая"... Скажи спасибо, что вывернулся...
- Баранкин перед кошками никогда не отступал!
- Храбрый какой! Расчи-чи-рикался: "Иди сюда, я тебя не съем,
чу-дач-ка!" Сам чу-чу-дак! Ты забыл, что ли, что кошки едят воробьев?
- Да нет, - сказал я, - просто я еще не привык к тому, что я воробей!
- "Не привык"! А почему же я сразу привык? - сказал Костя и добавил:
- Вот съела бы тебя твоя родная Муська, что бы я твоей матери сказал?
Я представил на секунду, что было бы, если бы мне действительно не
удалось вырваться из Муськиных лап, и мне стало не по себе. Откровенно
говоря, я просто испугался, хотя опасность миновала и бояться было уже
нечего, но перья у меня все равно зашевелились и встали дыбом.
- Что это с тобой? - спросил меня Костя. - Ты какой-то чу-чу-чумовой!
- Да так... Жарко! - сказал я, обмахиваясь одним крылом.
Костя опять начал ругать меня, а я взял и сунул голову под крыло, но
в это время кто-то ткнул меня чем-то острым в бок...
СОБЫТИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
О чем чирикают бабушки
Я выглянул из-под крыла и увидел сидящего рядом со мной старого, об-
лезлого воробья.
- Ты, птен-чик желторотый, - сказал мне старый воробей, - я тут все
время за тобой с березы наблюдал. Ты что, вообще дура-чок-чок-чок или
только притворяешься?
- А что вам от меня надо?
- Ты не груби старшим.
- Я не грублю. Это у меня такой голос.
Чтобы отвязаться от старика, я снова спрятал голову под крыло, но
старик опять пребольно клюнул меня в шею.
- Слушай, когда с тобой разговаривают старшие! Чти взрослых!
Чти-чти-чти! Не чуф-чуф... не чуфырься!
- А я не чу-фырюсь!
- А что это ты про кошек чирикал? Какие могут быть у воробья знакомые
кошки? Ах вы, птенч-птенч-птенчики! И чему только учат вас родители?
Старик закатил глаза и стал чирикать о том, какие в его времена были
прилежные и послушные воробьята, какие они все были умные, как они не
чуфырились, а теперь все чуфырятся.
Стоило превращаться в воробьев, чтобы выслушивать эту чеп-чеп-чепухо-
вую нотацию. Да у нас по вечерам старухи как усядутся вместе на лавочке,
только об этом и чирикают, то есть разговаривают.
- Вы чьи дети! Чьи вы? Чьи вы? - спросил меня старик.
- Ничьи! Ничьи! - сказал я, срываясь с ветки.
- "Чуфырься, не чуфырься"! - сказал Костя, работая крыльями. -
Чок-чок-чокнутый какой-то!
Мы закружились над нашим двором, выбирая дерево, не занятое во-
робьями. Хотя я и сам был воробей, но мне почему-то вдруг захотелось
держаться от них подальше. Знакомство с бесхвостым и со стариком произ-
вело на меня не совсем приятное впечатление. А больше всего меня
расстраивало вот что: с той минуты, как мы превратились с Костей в во-
робьев, прошло, наверное, уже полчаса, а наша воробьиная жизнь все
как-то не налаживалась, и вообще все шло совсем не так, как я ожидал.
Время идет... Завтра, между прочим, снова в школу...
Косте Малинину я, конечно, ничего не сказал. В конце концов, впереди
еще целый день - жизнь наладится, и все будет хорошо. Главное, не надо
отчаиваться и терять надежду.
Покружив в воздухе, мы опустились с Костей на дерево. На дереве не
было ни одного воробья.
Ветка, на которую мы уселись, выходила на солнечную сторону. Солнце
пригревало, как летом.
С удовольствием втянув голову в плечи, я уже собирался спрятать ее
под крыло, как вдруг у меня над ухом что-то противно свистнуло. Раздался
щелчок. Посыпались листья. Ну что еще такое? В чем дело? Я открыл глаза
и посмотрел вниз.
СОБЫТИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Дальнобойная рогатка с оптическим прицелом
Возле лавочки, на которой мы еще недавно сидели с Костей Малининым,
стоял мой сосед по квартире, белобрысый Венька Смирнов, и отвратительно
