его, внимательно разглядывая акваторию, и раз за разом вытаскивали бешено
вращающийся перемет, на котором было от десяти до девятнадцати (это рекорд
Алана и, полагаю, Камусфеарны) болтающихся и трепещущих рыбин, синие и
лазурные полосы которых вызвали у меня в памяти детство в Галлоуэе, где мы
ловили эту же рыбу на один крючок, и если за день вылавливали штук
тридцать, то считали это удачей. Теперь же мы брали штук тридцать макрели
за минуту, и к концу рыбалки, когда окончательно потеряли косяк, у нас
было более центнера рыбы.
Мы снова отправились на одном двигателе к стоянке "Полярной звезды" в
миле оттуда. На полпути мы наткнулись на буревестника-глупыша, сидевшего
на спокойной воде, и вроде бы не способного взлететь. Он неуклюже отплыл в
сторону с нашего курса, но стать на крыло не смог. Я сказал Алану, что
надо помочь бедняге, и он отправился за ним на надувной лодке, а я остался
в сторонке на "Полярной звезде". В конечном итоге, все обернулось довольно
забавно. Как бы близко Алан не подплывал к буревестнику, птице удавалось
развернуться быстрее лодки, и мне пришлось выслушать богатый запас
ругательств, гремевших над разделявшими нас несколькими сотнями метров
спокойной морской поверхности. Но в этой ситуации, как и во всех
остальных, Алан добился своего, и четверть часа спустя он уже был на борту
"Полярной звезды" с беспомощным, но протестующим буревестником. Протест у
буревестников проявляется прямо и однозначно: они начинают плеваться такой
тошнотворной и вредной слюной, которая заставляет отступиться даже самых
заядлых орнитологов или любителей помочь. Пока я связывал ему ноги и
крылья, он облил меня и подушки сидений в рубке судна значительным
количеством этого жуткого вещества, но в конце концов я упрятал его в
картонную коробку и мы двинулись домой к месту стоянки.
У нас на борту было около центнера рыбы и никаких очевидных средств для
транспортировки её в Камусфеарну, до которой было около полумили на шлюпке
и около полумили пешком. У меня был парусиновый комбинезон яхтсмена и
кроме штанов ничего более подходящего. Мы завязали узлом рукава и ворот
комбинезона, вывалили туда весь улов и направились в Камусфеарну. Алан
тащил на сильно согнутых плечах весь этот груз, я же нежно прижимал к
груди картонную коробку с буревестником.
До дома оставалось чуть меньше пятидесяти метров, когда, шагая по
песчаной дюне, Алан воскликнул:
Ну и денёк же сегодня, ты только посмотри на это!
Почти у наших ног, беспомощно трепыхаясь среди высоких стеблей бурьяна,
копошился мэнский буревестник, громадные как сабли крылья которого,
приспособленные к длительному парению в небе и скольжению по волнам, что
присуще семейству альбатросов, к которому принадлежат оба эти вида, теперь
гребли по земле.
- Его сдуло на берег, - сообщил Алан, - а они могут взлетать только с
воды или с какого-либо высокого места. Пожалуй надо взять и его с собой и
привести их обоих в приличное состояние.
Итак мы прибыли в Камусфеарну с глупышом в картонной коробке и мэнским
буревестником, завернутым в вощаную бумагу (ибо от контакта с рукой
человека у них нарушается "водонепроницаемость", и тогда перья промокают
при первом же купании, к которому они так страстно стремятся).
Мы посадили их обоих в ванную, мэнского - в душевое отделение, а
глупыша в предбанник. В результате всё было загажено, ибо глупыш гадил по
объему будто бы даже больше того, что съедал, и для обслуги это тоже было
довольно неприятно.
Прежде всего, ни та ни другая птица не стала есть добровольно, обеих
пришлось кормить принудительно, одному человеку надо было держать им клюв
открытым, а другому насильно вводить пищу в виляющий зоб. Каждой из них я
назначил различную диету: глупышу я давал рыбу, рыбную печенку и большое
количество сала (припоминая как в прошлом они просто тучами роились над
печенью акул и китов и любым жиром), а второму буревестнику я давал
моллюсков, рыбную печень и черные, богатые протеином головы блюдечек. Мы
старались не касаться их оперения руками, но тем не менее оно не
становилось водонепроницаемым (такое часто бывает при шоке или травме).
Глупыш - неуклюжий увалень совершенно без страха с упоением купался,
шлепал по воде и все пытался нырять, но в результате промокал насквозь и
оставался взъерошенным. Другого буревестника приходилось купать насильно,
ибо он вроде бы терпеть не мог воды и всего, что с ней связано. Но у них
была одна общая характерная черта - двухразовое питание неизменно
оказывалось исключительно болезненным. Как только пальцы человека
отпускали их зоб, они своими искривленными, острыми как у попугая клювами
наносили неожиданно сильные удары, которые нередко вызывали кровь, если не
успеешь отдернуть руку, и к концу недели вся правая рука у меня была
покрыта бесчисленными шрамами.
Поскольку этих океанских птиц практически не бывает в зоопарках, я
предложил одному из них взять их у нас до тех пор, пока их можно будет
выпустить на волю.
Мне ответили, что глупыша они могут взять на время, а мэнского
буревестника - нет, ибо в неволе содержать их невозможно. Наконец мы нашли
одного сотрудника из Общества защиты животных, который согласился
попробовать, к тому времени мы вероятно были единственными людьми, которым
удалось содержать мэнского буревестника у себя в хорошем и всё
улучшающемся состоянии в течение более трёх недель. В нашем случае нужно
было также ограждать обеих птиц от множества хищников, обитавших в
Камусфеарне, и это лишь добавило проблем в нашем хозяйстве, которое
превратилось настоящий свинарник. Затем мы отвезли птиц за 200 миль отсюда
в Королевское Общество защиты животных в Абердине.
Вся ванная завалена водорослями, разложеннными кучками, так чтобы
буревестнику было удобно класть на них свою грудь, громадный, липкий белый
птичий помет по всему помещению, под ногами разбросаны остатки рыбной
печенки, неуклюжая походка буревестника, когда ему вздумается прогуляться
- вот что осталось у меня в памяти от этих двух птиц, триумфальное
спасение которых Обществом защиты животных несколько дней спустя было,
возможно, платой за то что, мы вытерпели от них.
Положение с животными, с учетом ещё этих птиц в ванной стало,
чрезвычайным. Их было столько, что ступить даже негде. Любая открытая
дверь автоматически воспринималась голосистой лавиной собак различных
размеров и форм как приглашение войти. А желания у них были откровенно
неоднозначны. Невероятная плодовитость этой живности однажды
выкристаллизовалась для меня в находке целого выводка котят, живущих на
антресолях в гостиной. А до того никто о них и не подозревал.
При необходимости принять немедленные практические меры в отношении тех
животных, что принадлежали лично мне, я разослал в несколько зоопарков
следующее циркулярное письмо, и каждое слово отзывалось во мне болью, ибо
это был явный конец Камусфеарны.
Уважаемый Х!
Пишу вам потому, что вероятнее всего уже осенью мне нужно найти
пристанище двум выдрам Эдаль и Теко. Я хотел бы подарить их такому
зоопарку, который будет содержать их так, как они привыкли жить у меня.
Полагаю, что после смерти львицы Эльзы, Эдаль (из "Кольца светлой воды")
возможно является наиболее знаменитой из живущих в неволе животных, и
она несомненно сделает честь любому зоопарку, который примет её. У Теко
тоже есть значительное количество поклонников. Эдаль - это Aonyx Capensis
из Нигерии, Теко, из Сьерра-Леоне, принадлежит вероятнее всего к одному из
еще нераспознанных подвидов. Они не живут семьей и поэтому держать их надо
раздельно.
Мне, естественно, хотелось бы обеспечить им идеальные условия. Это, по
существу, значит то, что у них есть сейчас: помещение, отапливаемое
инфракрасными лампами, и различные водные приспособления на открытом
воздухе. Их не совсем устраивает стоячая вода, им нужна система фонтанов,
водопадов и т.п. и довольно глубокий водоем, где можно было бы нырять.
Поскольку такие устройства не так уж просто создать, то я пишу в несколько
зоопарков сразу, чтобы выявить желающих попробовать.
Теко кормится главным образом рыбой и небольшим количеством угрей, хотя
он почти всеяден, а Эдаль не ест почти никакой другой морской рыбы, кроме
макрели, и её кормят преимущественно живыми угрями. Теко сейчас гораздо
живее из них, но обе выдры готовы часами играть с любым подходящим
предметом.
Я буду весьма признателен за быстрый ответ, с тем чтобы сузить сферу
поисков.
На это письмо я получил несколько обнадеживающих ответов, и в августе
1966 года я выбрал тот зоопарк, Совет которого, насколько я понял, брался
подготовить наиболее подходящие условия для обеих выдр. Сюда входил фонтан
в каждом из бассейнов, многочисленные прочие приспособления и удобства,
которые обезопасят как публику, так и выдр. Тогда мне казалось, что хоть
это и горестное решение, но мне все же удастся решить проблему закрытия
Камусфеарны и обеспечить благосостояние животных. Теперь эти две цели были
главными для меня и мне хотелось добиться их успешно и гладко.
Вначале зоопарк предложил забрать выдр в конце сентября, затем из-за
трудностей с работой, дату сдвинули на середину октября. Я уехал из
Камусфеарны и устроился жить в часе езды от зоопарка. В октябре срок
сдвинули ещё раз на месяц по тем же самым причинам. И только в декабре я
понял, что этот проект окончательно провалился. Когда я приехал туда в
четвертый раз, меня там совершенно неожиданно встретила целая команда
репортеров и тележурналистов, но выяснилось, что работы по обустройству
выдр только-только начались. Там было много представителей разных газет, у
одного уже была готова статья под заголовком "Узнаёте? Неужели?
Да, да это герой книги Гейвина Максвелла "Кольцо светлой воды"
МИДЖБИЛЛ, Максвеллова выдра, по латыни Lutrogale perscipilata maxwelli,
которую теперь передали в зоопарк Х." Настроение у меня было неважное, и я
холодно ответил, что нет никакого толку в том, чтобы доставлять в зоопарк
животное, которое померло уже девять лет тому назад. Я добавил, что
никогда не был журналистом, но полагаю, что как и в других профессиях,
успех в ней зависит от достаточной предварительной подготовки, в данном
случае нужно было хоть бегло просмотреть то, что я писал прежде о выдрах.
Он ответил: "Извините, я прочел только одну из ваших книг "Тростник на
ветру", но моя жена и дети её просто боготворят. Мне ничего не известно о
других выдрах кроме Миджбила, а о "Кольце светлой воды" мне только что
сообщили по телефону из Лондона."
Даже если оставить в стороне прессу, которая, справедливости ради
следует отметить, большей частью была ко мне благосклонна, у меня тогда
оказался кошмарный день. Мне сообщили, что Совет зоопарка отменил даже ту
смету, которая была предназначена на строительство хотя бы одного
бассейна. Мне также впервые дали понять, что первоначальная договорённость
о том, что Эдаль возьмут сюда на шесть месяцев и она останется здесь лишь
только если будет довольна своим обустройством на новом месте, также не
устраивает зоопарк, и её могут взять насовсем только сейчас, хотя условия
для её пребывания здесь далеко не подходящие. Следует сказать, что
первоначальное решение Совета было вовсе не таким, и это лишьспонтанные
действия одного из чиновников. Для меня же это оказалось довольно
неприятным тупиком, я так долго готовил себя к расставанию с Эдаль после
стольких лет взаимного доверия, и тут терпение моё лопнуло как пружина в
часах.
Я понял, что у меня нет другого выхода, кроме как отказаться от всех
договоренностей и отложить вопрос о судьбе выдр ещё на один год. Только
моя абсолютная уверенность в способностях Ричарда Фрера продолжать
финансовую битву дала мне такую возможность. Дамочка с бесчисленным
зверинцем и малолетней дочкой, которая в то время жила в бестолковом
хозяйстве Камусфеарны, согласилась присматривать за выдрами, пока не будет
найдено постоянного и удовлетворительного решения об их устройстве, и
