рубку всплывшей подводной лодки, так как та вряд ли будет тратить торпеду
на такую незначительную цель.
"Лис" сказал:
- Попробуйте её пулемётом, майор.
Когда я закончил заправлять два дополнительных магазина, плавник
появился снова, почти неподвижный на расстоянии броска камнем.
Мы сделали широкий полукруг и приблизились к ней с хвоста, позднее мы
так же действовали при гарпунировании. Я подождал, когда плавник почти
сравнялся со мной и был не более чем в метре от меня, судно чуть ли не
терлось бортом о бокакулы. Я выпустил почти тридцать патронов одной
очередью прямо в огромное пространство её бока и увидел целую серию белых
отметин на её коричневой шкуре.
По ней прокатилась чудовищная дрожь, и около кормы из воды вымахнул
хвост.
Шириной он был в человеческий рост, она взмахнула им прочь и затем в
нашу сторону, чуть не задев "Лиса" по голове и звонко шлепнула по планширу
у кормовой рубки. Он шлёпнулся назад в воду и взметнул вверх целый фонтан,
окативший нас с головы до ног. Менее чем через минуту он снова появился на
поверхности. Мы сближались шесть раз, я расстрелял триста патронов в её
широкую белую цель на боку. При последней очереди она погрузилась, сильно
вспенив воду, и только пять минут спустявсплыла на поверхность. Теперь мне
показалось, что она качается и не владеет собой, плавник повис у неё под
острым углом. Я подумал было, что она смертельно ранена, если уж не совсем
мертва.
"Лис" предложил попробовать зацепиться за плавник багром. Он взобрался
на полубак, а я, как умел, подрулил к рыбине. Я почувствовал, что нос
судна упёрся в тушу акулы, затем "Лис" широко размахнулся и бросил багор
изо всей силы своего120-килограммового тела. Я увидел, как багор глубоко
вошёл у основания как бы беспомощно повисшего плавника. "Лис" только успел
победно воскликнуть:
"Достал-таки...", как багор вырвался у него из рук, а сам он отчаянно
замахал своими гориллоподобными ручищами, стараясь удержать равновесие в
то время, как акула вместе в багром скрылась вводовороте вспененной воды.
После следующей встречи, совершенно внезапно, без какого-либо
серьёзного размышления, я вдруг подумал, что вот это и будет промыслом для
Соэя, что это именно то занятие, которое мне нужно, новое и исключительно
увлекательное.
Вот так размышлял я о маяках островов Орнсэй и Кайлиакин, когда вернулся
в Камусфеарну калекой в 1965 году.
7
МАЯК КАЙЛИАКИН
Затем мы поехали осматривать маяк Кайлиакин в такую же великолепную
летнюю погоду с кучевыми облаками и спокойным морем, вверх мимо скалистого
берега и деревни Гленелг по правому борту, где весной течение прибоя
достигает скорости девяти узлов, мимо устья Лох-Дуиха и в Лохалш. Только в
двух местах остров Скай почти касается большой земли Шотландии: у Кайлирии
и у Кайлиакина, причём Кайлиакин гораздо уже первого пролива. Здесь гряда
мелких поросших вереском островов простирается вдаль от большой земли, так
что последний и самый высокий из них, на скалах которого и был построен
маяк, почти закрывает собой пролив, оставляя меньше трехсот метров между
собой и высоким скалистым выступом Ская, где и стоит дом Кайлиакина на
вершине под защитой купы деревьев.
Мы подошли к Лохалшу, оставив Кайл по правому борту, пролавировали
между лодками парома и медленно подошли к южной стороне острова, где между
крутыми утёсами есть бухта. Здесь расчищена от камней дорожка к пляжу, а
на самом берегу на фоне вереска виднеется небольшой навес для подвесного
мотора. Мы поставили "Полярную звезду" на якорь в стороне от приливного
течения и погребли в шлюпке к берегу.
Каждый новый остров или островок, на который я когда-либо высаживался в
первый раз, имеет свою собственную тайну, некое чувство открытия, которое
представляет собой как бы отзвук чуда и предвкушения, с которым древние
мореплаватели ступали на большие неизвестные берега.
Сам маяк представляет собой внушительное сооружение высотой двадцать
метров, он соединяется с островом мостом. От моста крутая дорожка ведёт
туда, где два стоящих рядом дома высоко гнездятся на юго-восточном склоне
острова.
Какое бы сильное впечатление ни оказал на меня остров Орнсэй, меня
влекло к Кайлиакину как к немногим местам в моей жизни, и всё это несмотря
на близость летнего туристского маршрута. С тех пор я пытался
анализировать это чувство глубокого влечения, вначале думал, что здесь нет
ничего более, как просто то, что Камусфеарна с её отзвуком всех моих
прошлых несчастий и утрат, была вне поле зрения. Но теперь я считаю, что
это был зов далёкого детства к высокому, грубому вереску, к шиповнику и
выступам голых скал, которые окружали Дом Элрига, где я родился, дом,
поглотивший моё детство и отрочество и ставший для меня единственным
убежищем в пугающем, незнакомом мире. Земля вокруг Элрига была пустыней, в
которой коротко остриженному дёрну острова Орнсэй не было места, а в
Кайлиакине я чувствовал себя так, как будто бы возвращаюсь домой. Именно
здесь, решил я, и буду жить, если когда-либо уеду из Камусфеарны.
Даже в первые годы после войны, когда я впервые поселился в
Камусфеарне, и Кайлиакин на Скае, и Кайл-оф-Лохалш на берегу большой
земли, откуда обычно поступала почта в нашу округу на десятиметровом
моторном баркасе при любом ветре и в любую погоду, были очень тихими
местами и сохраняли многое из своей прежней прелести. Хотя здесь был
единственный грузовой паром на Скай (так как паром Гленелг-Кайлирия
возобновил работу только в 1963 году, а переправа Маллейг-Армадейл,
перевозившая сразу по многу машин, стала действовать только в 1965),
туристов было относительно немного, и соответственно - магазинов и
гостиниц. Те же, которые были там, имели большей частью скромный,
старинный вид.
В Кайл-оф-Лохалше, например, магазин "Пионер" теперь стал в некотором
роде "Марком и Спенсером" в миниатюре, в особенности в это десятилетие. А
тогда это было сумрачное помещение, которым заправляли две пожилые
женщины, там пахло твидовой тканью, нафталином и прочими домашними
запахами. У него было неопределённое собственное лицо, также как и у почты
в Гленелге, где продавали не только почтовые марки, но и сыр. В Морском
магазине, который был не так шикарно оборудован, как теперь, возникало
такое ностальгическое чувство, которое выкристаллизовалось для меня в виде
кузнечных мехов, которые я покупал там в 1952 году. Меха очень нужны были
в Камусфеарне, а у меня их не было.
Единственно, где были меха, так это в Морском магазине, и, как сейчас
помню, они свисали с потолка. Они были добротно изготовлены из букового
дерева и кожи и украшены медными заклёпками. Когда я спросил, сколько они
стоят, хозяин отцепил их с потолка и посмотрел на ценник. На лице у него
отразилось легкое удивление, когда он увидел, что было чётконаписано на
гладкой белой доске с одной стороны:
четыре шиллинга.
- Четыре шиллинга, - сказал он, - это ещё довоенные заказы, оставшиеся
со старых добрых времён. Вот такие вещи и напоминают нам, каковы когда-то
были товары.
Если поехать из Камусфеарны в Кайл на машине, это расстояние почти в
сорок миль по дорогам, которые тогда были исключительно односторонними, то
вряд ли встретишь другую машину даже летом. А если всё-таки встретится, то
чаще всего это будет местная машина или грузовик, везущий овец или же
древесину Лесной комиссии. Когда всё это изменилось, когда Скай и
побережье большой земли стали крупным местом отдыха, заполонённым машинами
и дачами на колёсах, теперь уж точно и не припомнишь, но теперь этот
отрезок дороги, к счастью расширенный по крайней мере на определённое
расстояние, на целые мили бывает забит впритирку автомашинами, а морское
побережье Кайла переоборудовано, теперь там есть огромные площадки для
стоянки автомашин туристов, ожидающих своей очереди на паром. ( До того,
как их построили, очередь машин иногда вытягивалась на четверть мили, а то
и больше). Для удовлетворения новых потребностей в Кайлиакине появились
новые магазины и новые гостиницы, и хотя это по-прежнему всего лишь
небольшой рыбацкий порт с основным упором на креветок и омаров, летом
здесь царит атмосфера деревни, предназначенной главным образом для нужд
туристов. Но острова с маяком все эти перемены не затронули, и он казался
мне волшебным местом. В октябре 1963 года я купил оба маяка. В купчей на
Орнсэй я с любопытством отметил особое положение, исключающее право на
добычу ископаемых на купленной земле. Я знал, что скалы эти были из
амфибольного сланца, где содержатся крупные гранаты и другие кристаллы, но
причина этого была в другом.
Под этими скалами находится гораздо более драгоценный металл. По
Кайлиакину не было никакого упоминания о чем-либо невидимом.
Прежде чем подробно описать привидения, которые почти наверняка водятся
на острове маяка Кайлиакин, их надо показать в перспективе и отделить их
от несметного количества сомнительных и спорных сородичей, которые присущи
всей областиЗападного нагорья и островов. Всевозможные предрассудки:
колдуньи, дурной глаз, предзнаменования, русалки, волшебники, морские
коньки, святая вода, деревья и камни, - всё это было в самой гуще жизни
человека на Скае. Есть благоприятные дни, чтобы начинать какое-либо дело
(самый удачный понедельник) и ужасные дни (наихудший из них суббота). Все
действия, по возможности, должны делаться по солнышку, и отправляющаяся в
море лодка сначала двигается по солнцу независимо от того, куда ей в
действительности нужно ехать. Рыбаки заручались хорошим уловом сельди,
если пройдут пешком три мили по солнцу вокруг священного камня. Злаки
сеяли и убирали по фазам луны при молодом месяце, уборка - при убывающем.
Считалось, что молодой месяц придаёт силу росту, так что стрижка овец и
даже стрижка человека могли иметь место только при этой фазе. Всё, что
должно высохнуть: древесина, торф, сено или зерно, - срезалось только при
убывающем месяце, чтобы оно могло обновиться силой луны.
Среди стариков, да и у многих из молодёжи, "сверхъестественный" мир
воспринимается так же бесспорно, как и "естественный". До самого недавнего
времени вера в колдуний была повсеместной. Колдунья могла по желанию
принимать образ животного, обычно зайца или кошки, но иногда и лошади,
коровы и даже кита.
И хотя убить её можно было только серебряной пулей, любое ранение,
нанесённое ей в образе животного, оставляло соответствующие метки, когда
она принимала человеческое обличье. Иногда стреляли в зайца и ранили его,
а на следующий день у какой-либо старухи на ноге или руке появлялась
огнестрельная рана.
Многие из этих историй в округе довольно затейливы, это лишь отдельные
примеры.
Одного человека на Кайлиакине очень беспокоила кошка, которая постоянно
опустошала ему кухню. Ему, наконец, удалось поймать её и отрезать ей одно
ухо.
Вскоре выяснилось, что у одной местной женщины не стало уха, и ей до
конца жизни пришлось носить на голове платок, чтобы скрывать свой позор.
Одна рыбацкая семья страдала от проделок небольшого кита, который
постоянно рвал ей сети и выпускал рыбу. В конце концов один из рыбаков
вооружился отточенными вилами для картошки с тремя зубцами и бросил их в
кита, когда его спина показалась рядом с лодкой. Кит погрузился в воду и
больше непоявлялся. На следующий день одна женщина, которую уже считали
ведьмой, умерла в страшных мученьях, проклиная того рыбака. При осмотре её
тела обнаружились три ужасных раны в боку, которые соответствовали зубцам
вил. А кита больше не видели.
Считалось, что водяные живут во многих озёрах. Они подстерегали ночами
девиц и утаскивали их в холодную глубь, так что их больше не видели. В
Лох-на-Бестие (фьорд зверей) у Кайлиакина, говорят, водится существо,
которое одни описывают с гривой, а другие, утверждавшие, что видели его,
вообще отказываются давать какое-либо описание. Двух рыбаков, гребших в
лодке, чуть было не утопило неизвестное животное, которое по их описанию
