же, насколько мне было известно, такого эксперимента никто не проводил.
Скалистые образования острова Орнсэй хорошо подходили для того, чтобы
устроить просторный морской бассейн, но я всё же давал себе отчёт, что
этому проекту придётся подождать, и что пройдут многие годы, прежде чем у
меня появятся говорящие морские свиньи.
Для Кайлиакина, однако, я задумал гораздо более непосредственную и
практическую схему, нечто такое, что будет совершенно новым. Я
вознамерился устроить здесь гагачью колонию или, по крайней мере,
выяснить, возможно это или нет. Если мне это удастся, то я открою путь к
созданию нового промысла для фермерского населения Западного нагорья и
островов.
Есть люди, которым не надо представлять гагу, для других, которые не
очень интересуются орнитологией, смысл этого слова ограничивается гагачьим
пухом (редко содержащим сам пух), который применяют в перинах в холодную
погоду.
Строго говоря, гага обыкновенная по научному называется Somateria
mollissima и представляет собой самого скромного представителя
экзотической группы морских уток, в которую входят блестящие королевская
гага, гага Фишера и гага Стеллера.
Самцы всех этих пород очень представительны и, за исключением последней
(которая невелика, легка и пуглива), это большой, солидный толстозадый
океанский народ, неуклюжий на земле, так как лапы у них слишком сдвинуты
назад для приличнойпоходки, но великолепные ныряльщики и превосходные в
полёте, когда они как бы набирают инерцию из-за своего веса, как
сорвавшийся с тормозов грузовик на крутом склоне.
Гаги в чем-то больше похожи на животных, чем на птиц, может быть, такое
впечатление создаётся из-за их веса и сплющенного тела или же от их
совершенно не птичьего голоса, или же от того, что их массивный клюв
прямой линией восходит к макушке черепа без какой-либо вмятины. А может
это происходит от их странного и очень специфического запаха, который
вроде бы и не имеет никакого отношения к птицам. В них есть, однако,
какое-то необыкновенное очарование для большинства людей, которые так или
иначе сталкивались с ними.
Селезень во время брачного периода - это превосходное создание,
наводящее на мысль о парадной форме адмирала какого-то неизвестного флота.
Первое впечатление: что-то черное и белое, но при более близком
рассмотрении голова с черной шапочкой, которая издали кажется просто
белой, обретает текстуру белого атласа и там просматриваются пёрышки
бледно мерцающей электрической зелёной искры на задней половине щеки и на
затылке. Грудь, выше резкой разделительной линии от пуза - светло бежевая,
почти персиковая. С белой спины перья подкрылка того же самого цвета
расходятся как изогнутые сабли по черным бокам, чем значительно
усиливается впечатление о военной форме, предназначенной для торжеств и
помпезных мероприятий. Всё это великолепие выглядит так официально, что
создаётся впечатление, что им от этого даже неудобно, скованно,
уверенность и грация всех их движений на земле просто обескураживают.
Можно ожидать, что такой мощный мужественный тип просто не способен ни на
что другое, как грубый и короткий вскрик, но его брачный клич, издаваемый,
когда селезень далеко откидывает свою великолепную голову на плечи, похож
на звук деревянного духового инструмента, нечто среднее между нижней нотой
флейты и высшей нотой гобоя.
Этотакая нежная и чистая серенада, что она как бы сливается с тихим
синим морем и мелкими алмазно переливающимися всплесками волн на белом
песке под летними небесами.
Как и у всех гаг, самка в сравнении с самцом более аляповата, но тем не
менее весьма впечатляюща. Она тёплого коричневого орнамента изъеденного
червоточиной дерева по всему телу, массивная, с толстой шеей, как бы
налитая свинцом, голос у неё басовит как при удовольствии, так и при
жалобе. При таком голосе и повадках, представляется, что она способ на
выходить из любой ситуации, но к сожалению, это далеко не так.
Гаги водятся в Камусфеарне и на большей части северо-западного побережья
Шотландии и тысяче её островов. Однако, они живут в самых неподходящих
условиях, почти приглашая к уничтожению своего рода. Они предпочитают
устраивать свои гнёзда среди нагромождения других выводков, и чаще всего
получается так, что они кладут яйца в самой гуще своих злейших врагов,
больших чаек. Так, на острове маяка Камусфеарны, где гнездятся две-три
сотни серебристых чаек и меньших чаек обыкновенных (не говоря уж о
десятках пар этого крупного стервятника моря, больших черноспинных чаек,
около тридцати-сорока гаг ежегодно откладывают яйца.
Можно сказать, что на том острове нет ничего, что им хотелось бы: ни
пресной воды, ни пляжей, где мог бы ковылять их молодняк, ни безопасного
места для ещё не высиженных яиц. Представляется, что ситуация просто
самоубийственная, так как на соседних островах нет всех этих недостатков и
опасностей. И всё же они ограничивают свою территорию для размножения
именно этим местом и подобными островами в этом районе, несмотря на урон,
который наносят им хищники, по крайней мере в три четверти их
потенциального потомства. Ещё задолго до того, как я приобрёл маяк
Кайлиакина, это обстоятельство озадачивало меня, приходилосьделать
неизбежный вывод, что весь этот шум и гам других птиц, даже если они
заведомо враги, обеспечивает необходимый стимул для воспроизводства гаг.
С тех пор, как самка сделает кладку в пять яиц, снесённых в тщательно
подобранном месте среди вереска, орляка, карликовых ив и подорожника, она
начинает выщипывать у себя на груди из-под жестких, пружинящих перьев пух,
которым и выкладывает своё гнездо. Этот пух выполняет две функции. Когда
гага покидает гнездо, чтобы напиться (а она ничего не ест в течение
четырёх недель инкубации), то своим массивным клювом покрывает пухом эти
яйца, скрывая тем самым их от грабителей-чаек и сохраняя их температуру до
своего возвращения.
Если же её вдруг неожиданно потревожить и согнать с гнезда (но только
при крайней опасности, так как самки гаг очень терпеливы во время
инкубации и нередко позволяют трогать себя и даже гладить), то она вдруг
взлетает и испускает исключительно пахучую жидкость, которая изливается на
яйца. И это не то, что многие думают, экскремент, так как при таком посте
ему просто неоткуда взяться. Тут можно только предположить, что, когда ей
некогда прикрыть свои яйца, она выделяет жидкость в качестве
противодействия хищнику, чтобы запах её яиц показался вредным и
неаппетитным.
Это очень любопытный запах, очень острый и похожий на жареную печёнку.
Для тех немногих, кому доводилось нюхать жареную печень оленя после течки,
это сравнение покажется очень точным. Это тёплый, может быть даже горячий
запах, напоминающий свой собственный темно-коричневый цвет. Большинство
людей не находят его неприятным, но чувствуют, что если его чуть-чуть
усилить, то он был бы тошнотворным.
Уже с тех пор, как Галгелы и скандинавыколонизовали Исландию, задолго
до того, как появился король Хакон и оставил своё имя Кайлиакину, они
поняли исключительную ценность гаг, которые развелись в невероятных
количествах на этой новой земле, и возможно без осознания причин, они
чувствовали, что движение, шум и цвет имеют какое-то отношение к основным
потребностям гаг. Они выманивали гаг подальше от хищнических колоний чаек,
и дикие белые крылья и пронзительные голоса противника они подменяли
искусно выделанными трепещущими флагами, маленькими флюгерами с
трещотками, вращающимися на ветру, и духовыми инструментами, которые
вздыхали, стонали или выли в зависимости от силы ветра. В течение веков
эти традиционные средства стали легендой, и даже без подлинных научных
знаний или настоящих опытов они сумели организовать колонии в несколько
тысяч пар гаг и собирать в их гнёздах большое количество пуха, в начале
только для своих домашних потребностей, а затем как и важный источник
дохода от экспорта.
Остров, который непосредственно прилегал к острову маяка Кайлиакин и
отделялся от него всего лишь несколькими метрами воды, был суровым и
поросшим вереском, и несмотря на то, что там водились большие черноголовые
чайки и хохлатые вороны, и те и другие были самыми страшными врагами гаг,
там уже было около двадцати, а то и больше пар гнездившихся гаг, и каждая
доводила до зрелости примерно пятую часть своего потенциального
наследства. Из дома на маяке за этим островом можно было постоянно
наблюдать за ними, и он представлялся идеальным местом для такого
эксперимента. Он принадлежал Национальному фонду Шотландии, который сразу
же и безоговорочно поддержал мой проект.
Прежде чем начать, оставалось только съездить в Исландию и поучиться
всему, чему только можно у тех, кто разводит гаг вот уже почти тысячу лет.
9
НЕСПЕШНО НАД СКАЛИСТОЮ ЗЕМЛЁЙ
Хоть и не изгнали мы духов, Но радостно следили за воронами, Которые со
своих отмелей Кружили вкруг кита гниющей туши.
Смотрели, как кипят сернистые источники, Как свиваются и развиваются
кольца пара.
А вдалеке туманится долина Как на картине Судного дня.
Вкруг меня стоят ряды книг, Окружают со всех сторон, И в дебрях мертвых
слов Ловить я буду живых птиц.
Больших черных птиц, летящих одиноко, Неспешно над скалистою землёй, И
чаек, плетущих свободную мантию Ритма над морем.
Когда древние Галгэлы с Западных островов (люди смешанной расы из
потомков шотландцев с Гебридских островов и Ская и их скандинавских
завоевателей) поплыли осваивать Исландию, что в переводе со скандинавского
означает всего лишь остров, то им предстояло опасное путешествие по морю
длиной в 500 миль по открытому Атлантическому океану с преобладающими
иногда штормовыми западными ветрами в левый борт. В своих галеонах с
высоким носом и низкими палубами они везли овец, крупный рогатый скот и
лошадей, религиозных идолов и лесоматериалы для традиционных каркасов
домов, которые они строили из глины. Когда, тысячу лет спустя, мы с Джимми
Уаттом отправились 11 июня 1965 года из того же района, нам понадобилось
лишь доехать на машине до Глазго и сесть на самолёт, который долетел до
Рейкьявика, столицы страны, всего за два часа десять минут. У меня
возникло любопытное ощущение паломничества не только потому, что история
Исландии в туманном прошлом была тесно связана с той частью Шотландии,
которую я сделал себе домом, но и потому, что мои дальние предки были
скандинавами, которые переселились на запад в Шотландию, а возможно также
и в Исландию.
Я написал великому исландскому натуралисту Финнуру Гудмундсону
(великому во всех смыслах, так как он был почти двухметрового роста и
очень плотного телосложения), и он ответил, что, хотя в июне немного
поздновато увидеть всё то, что я бы мог увидеть месяцем раньше, он сделает
всё, что в его силах, чтобы помочь нам. Сам он занят длительным
экологическим исследованием на удалённом острове далеко на севере,
острове, который называется Хрисей-ин-Эйафьордур, нообещал, что устроит
нам встречу с одним консультантом гагачьих фермеров на южном побережье,
г-ном Гисли Кристианссеном, который покажет нам две колонии поблизости от
Рейкьявика, и предложил нам навестить его либо самолётом, либо на машине.
Он отметил, что в Исландии слишком много интересного для натуралиста,
чтобы ограничиваться несколькими гагачьими колониями около столицы, и что
нам следует не только приехать на Хрисей и посмотреть его работу там, но
также провести несколько дней на сказочном пресноводном озере Миватн, где,
как известно, водится не менее четырнадцати видов уток. Нам следует, писал
он, провести в Исландии по крайней мере три недели и при этом как можно
больше поездить там.
Когда самолёт взлетел и пролетел низко над озером Лох-Ломонд, мы
попытались сориентироваться и разглядеть приметные места, так как считали,
что маршрут самолёта при полёте на северо-запад проходит непосредственно
над Камусфеарной.
Но с воздуха горы показались нам совсем незнакомыми, везде былатолько
