дит со мной рядом.
С А Венечке пить, Я думаю, нельзяРЯя!.. С Это остерегает ХолинРВолин.
Я отметил, что слегка пьянею. (Пусть. Мне хорошо.)
С ... НельзяРЯя. Ему сегоднЯ нельзя. Но все остальные товаРааРрищи С
разумеется, пьющие!
Звучало как тост.
Иван Емельянович кликнул на помощь: появилась здоровенная, рукастаЯ
Адель Семеновна, их, кабинетная, медсестра С теперь она ТхимичитУ со
спиртом, наливаетРпереливает... а как же чуточку соли? вот как! С на
кончике ножа С Адель Семеновна сбрасывает в сосуд кристаллики марганцов-
ки с солью, отцеживает, разбавляет, хмыкает, а Я не могу оторвать любо-
пытных глаз от ее огромной родинки на шее. (Волна опьянениЯ слишком го-
ряча и сейчас пойдет на убыль сама собой. Все знаю. Сижу, мне хорошо.)
ВенЯ рядом со мной, сидит на выдвинутом (ближе к креслу) стуле. Тих.
Свесил голову. Смотрит на свои тонкие пальцы.
С Ну как, Венедикт Петрович С узнали брата?
ВенЯ кивает.
С Рады?
Кивает.
С Есть возможность пообщаться. Вам с братом найдетсЯ о чем погово-
рить, верно? С Иван Емельянович пытаетсЯ ему помочь: пробудить в нем (в
нас обоих) родственность.
ВенЯ кивает: верно...
Оба врача и медсестра чутко и с пониманием отстранились С они отдали-
лись, они и выпивают теперь отдельно от нас (медсестра лишь пригубила).
Ведут свой разговор. Но Я выхватываю глазом особый штрих: Иван и от них
отстраняется: он отворачиваетсЯ от Холина и Адели Семеновны и С к аппа-
рату, звонит С тихо крутит диск, тихо же спрашивает: пришла?.. С нет.
Вероятно, нет. Нет и нет, судЯ по его рыбьим глазам, в которых не приба-
вилось счастья. (Обидно. Тоже ведь ждет.) Иван Емельянович бросил трубку
и хочешь не хочешь опять устремилсЯ в разговор с Холиным и медсестрой.
Они (трое) спорят С мы (двое) молчим, что и дает нам с Веней ощущение,
что мы наконец вдвоем и рядом.
Молчим. Я погладил его по плечу. Он виновато улыбнулся. Не знаю,
разглядел ли, видит ли ВенЯ менЯ в тапках на босу ногу? Дто вообще он
видит?.. А вот ХолинРВолин громко и нам слышно заспорил с Иваном о поли-
тике, им азартно, а нам скучно, и даже Адель Семеновна бежит от них. Она
возле стола: торопитсЯ женским глазом приметить мелкий непорядок. Смета-
ет крошки. Принесла тарелку, перекладывает на нее капусту, а куски хлеба
на лист бумаги. Подсуетилась С и уже салфетки, маленькие тарелочки, вил-
ки, можно не пальцами...
С Но пальцами вкуснее! С уверяет Иван Емельянович.
На что ХолинРВолин пьяно заявляет ему, чтобы шеф не смел отклонятьсЯ
от темы. Спор есть спор. А о чем мы?..
С О цезарях.
С Тогда учет.
С Учет цезарей! С кричит, смеетсЯ ХолинРВолин.
С Учет и беспристрастный их подсчет! ТрадициЯ неубиваема, С продолжа-
ет (или возражает) Иван Емельянович. Он настаивает, что традициЯ прояв-
ляетсЯ как день и ночь С как зримаЯ и как незримая... ТЛысые через раз!У
С перебивая, кричит Холин. Оба шумно толкуют о Горбачеве и о его рассы-
павшемсЯ царствеРцезарстве. О трясущихсЯ руках Янаева... А что? ХотЯ бы
три дня, а тоже поцезарствовал! А значит, приплюсуем! Учет как учет...
С Восемь уже.
С Есть и девятый... С Громко, голосисто и с каким азартом считают они
российских правителей.
А поодаль от них мы с Веней, сидим рядом, два брата, два постаревших
шиза. (Вне цезарских проблем. Вне их шума.) ВенЯ держит мою руку в ладо-
нях: возможно, опасается, что Я С так внезапно и необычно здесь появив-
шийсЯ С ему приснился; и сейчас исчезну.
Я тихо (почти на ухо) спрашиваю Веню о том о сем, приходила ли Ната-
ша, его бывшаЯ жена? ВенЯ тихо же отвечает: нет, не приходила, у нее
сейчас трудности. Спрашивает, может, и у менЯ трудности?.. Я несколько
пьяно развожу руками С мол, пока что буду здесь, в больнице (не объясняЯ
почему и как). ВенЯ Явно не понимает, но кивает: да... да... да...
Но и в присутствии чужих ВенЯ ищет наш привычный контакт С не сразу и
осторожно он называет (как бы задевает) приготовленные слова. Они вспы-
хивают передо мной, как свечи, в правильном ряду. Я поражался: как бес-
конечно много ВенЯ вырвал у времени: выбрал, выцарапал, удержал в себе!
(Тем самым выдал и мне братскую индульгенцию, оправдывающую мое забве-
ние.) Он был больной старик и одновременно бескорыстный хранитель наших
детских дней. Он здесь и хранил. В своей потухшей голове. (В этих
больничных стенах, откуда ему не выйти.) Мальчишки... Потеряли ключи от
входной двери. Мы ползали по траве на склоне оврага возле дома, нетРнет
и подымаЯ глаза кверху, где маячило размытое стеклом лицо отца. Отец
грозил пальцем С мол, ищите, ищите!
Не только детство, но и самого Веню Я не держал в памяти: Я жил. По-
луседой монстр на общажных кв метрах, автономен и сиюминутен, Я и жил
сегодняшней, сейчасной минутой. Потому Я и волновался, напрягалсЯ перед
каждым посещением Вени в больнице: искал, что ему купить и что принести,
и что самому надеть, чтобы выглядеть счастливее. Но, возможно, и он, Ве-
ня, напрягалсЯ каждый раз перед моим приходом, чтобы хоть чтоРто длЯ ме-
нЯ припомнить. Он тоже, возможно, изо всех сил рылсЯ в наших бесцветных
детских годах, не был же он бездонный кладезь. Не бесконечны же были и
его там тайники.
Сидим рядом: С А ты выходишь на улицу? к дождевым ручьям? С спрашиваю
Я (о больничном режиме).
С В дождь не пускают.
С Почему? Раньше ты мог постоять у выхода.
ВенЯ лаконичен:
С Сестра новая.
ХолинРВолин (видно, хотел вновь выпить) поощряет выпить заодно и ме-
ня. Пью. Когда мы чокаемся, ВенЯ отводит глаза (его детскаЯ душа съежи-
вается).
Я, надо признать, опрокидывал стопки в рот с большим удовольствием;
также с удовольствием и с некоторым уже любопытством вслушивалсЯ в их
застольный спор, полупьяные врачи о политике! Иван Емельянович утверж-
дал, что цезаризм С Явление традиционное и историческое, настолько исто-
рическое, что совместим с чем угодно, хоть с разрухой, хоть с азами де-
мократии, а вы (это Холину) С вы просто нетерпеливы, как все молодые и
живущие. Молодые и жующие, С тут же корректирует ХолинРВолин...
Вижу С менЯ манит Адель Семеновна. Она уходила С и опять пришла.
С Дто такое? С Я встрепенулсЯ (тотчас вспомнил, что Я никто,
больной).
Но Адель Семеновна только делает знак: подожди! Она занята: она нано-
во смешивает длЯ врачей ТчистенькийУ с водой. Священнодействует, превра-
щаЯ воду в водку. Как торопящийсЯ мессия, она осеняет святую жидкость
трехперстием (с зажатыми в нем фиолетовыми кристалликами марганцовки).
Завершив со спиртом и неспешно шагнув поближе, Адель Семеновна, мед-
сестра с родинкой на шее, сообщает мне шепотком: ТЖенщины тамУ, С с под-
мигом, хитрый и спокойный ее шепот. ДлЯ врачей ни звука. (Зачем трево-
жить С они ведь сразу с вопросами, кто, куда и почему?!) Мы с ней, лицо
к лицу, перешептываемся. ТКакие женщины?У С ТТвои, наверноУ С ТКто та-
кие?У С переспрашиваю Я. (Никак не могу понять.) С ТПоди, поди. Бабы
пришлиУ, С велит она уже приказным тоном, но опять же спокойно, шепотом,
не длЯ их дипломированных ушей. Вышколена. И своЯ в доску.
Высвобождаю руку из рук Вени. Он (оглянулсЯ на медсестру) боязливо
вжимает голову в плечи.
Адель Семеновна, глазом не моргнув С Ивану:
С Ему (мне) надо выйти. Ему, Иван Емельянович, надо в палату. Он (я)
скоро вернется...
Иван кивает: да, да, пожалуйста!
ХолинРВолин и вовсе машет рукой: не мешайте!..
Их политический, под водку, разговор вновь достиг высокой степени
обобщениЯ (и тем самым нового запальчивого счета цезарей). ХолинРВолин
вскидывает брови:
С ... Но тогда перебор! БорЯ разве десятый? Боря, извини, уже сам
двенадцатый! откуда так много?! С Оба шумно пересчитывают цезарей. С Не
получается, господа! Володя, Ося, Хрущ, Леня, Миша, Янаев, Борис...
С А старички? Андропов и Дерненко?
С Но тогда и Маленкова перед Хрущевым приходитсЯ взять в счет?
С АРа. Ясно, Ясно! Забыли! Надо начинать не с Вовы, а с
Керенского! ну, разумеется, вот ведь кто первый у нас С
первый после череды царей!
Под их столь пристрастный учет (под строгий счет до двенадцати ) Я,
неприметный, ухожу из кабинета, шепнув Вене, что сейчас же вернусь.
Иду больничным коридором С это не коридор отделения, здесь простор,
кабинеты, здесь какие окна! (Двенадцать тех цезарей как двенадцать этих
окон.) Спускаюсь вниз.
В вестибюле, в виду огромных больничных дверей Я останавливаюсь на
миг в потрясении: там Зинаида!.. Зинаида, да еще приведшаЯ с собой под-
ругу, также заметно предпраздничную и тех же обещанных мне лет сорока с
небольшим. Обе, конечно, уже под хмельком. Надо же! (Я только тут вспом-
нил нелепый телефонный уговор.) ТТвойРто не мальчик?У С спрашивает Зина-
ида, и Я не сразу понимаю о ком. ТМой?У С ТНу да. Который в палате!У С
Ах вот что: она имеет в виду единственного в моей палате, кого также ос-
тавили стеречь стены на праздник. Логичного дурачка ЮриЯ Несторовича.
С Ему, Я думаю, сорок, С говорю в некотором раздумье.
С Ну, и отлично! С хвалит Зинаида. И подруга тоже показывает зубы с
металлом: мол, самое оно.
Сидим, сели в вестибюле, неподалеку от слегка испортившейсЯ и потому
беспрестанно мигающей надписи: выход . На скамье. (Пять длинных скамей
длЯ коротких встреч.) Пригляд двух гардеробщиц нас мало трогал. А дежу-
рящаЯ в вестибюле сестра и вовсе сюда не смотрит (торчит за столом, в
белом новехоньком халате, читает книжонку).
С Отлично или не отлично, но вас не пропустят. Зачем пришла?
С Как зачем?
С Я же тебЯ предупреждал. Я тебе по телефону все объяснил! С сержусь
Я.
Они хмыкают, обе слегка растерялись: как так?.. праздник или не
праздник?
Их женскаЯ невостребованнаЯ душа горела (горело их участие, их при-
нос). А что было делать? Как быть, если им уже не терпелось. Зинаида
открывает свою громадную сумку и (не вынимаЯ из недр) там же, в темноте
сумки, принесенную бутылку довольно ловко откупоривает. Слышно
бульканье. ПоявляютсЯ стаканчики. Длинные холодные вестибюльные скамьи,
а всеРтаки праздник! Обе женщины пересмеиваются, но смущены, на чуть ро-
беют, и вот Зинаида значаще спрашивает: ТМожет, позовешь его?У С ТНе
пьет онУ С ТСовсем?У С ТСовсемУ С Обе они сомневаются: неужели ж такой
больной? С ТДужБВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРСТУФХЦДШЩЪЫЬЭ
ЮяабвгдежзЁ клмноп°±І¦ґµ¶·ё№є»јЅѕ¬А Б
ВГДЕЖЗИЙКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЪЫЬЭЮяабвгд е
жзийклмнопрстуфхцшэяяящъыьэюядый нам человекУ,
С говорю Я, помалу обретаЯ иронию.
Зинаида ловит мой запах, когда мы (все трое) нешумно чокаемся:
С А ты, милый, уже гдеРто и с кемРто С а?
С Ерунда. С врачами.
С С врачаРаами?..
А Я не свожу глаз с приведенной Зинаидой женщины (как Я понял, длЯ
услады логического дебила). Вдруг и разглядел: какаРаая! Юрий Несторович
заслуживал, конечно, крошку счастьЯ с нашего праздничного стола, выпив-
ки, скажем, но он не заслуживал этих плеч и этой статной спины. Несом-
ненно их заслуживал Я. К чертям нейролептики! С Я слышал взыгравший
хмель и уже припрятывал от Зинаиды свои косые погляды.
А Зинаида расстроилась: до нее дошло, что менЯ далее, чем на больнич-
ную территорию не выпустят. Кусты на территории еще голы, травка
толькоРтолько С ах, ей бы, Зинаиде, лето! ах, утонуть бы в зелени кой с
кем (то есть со мной)! С она бы искала, уж она бы нашла среди ранней
прибольничной зелени землю посуше, да ветви поглуше. Ан, нет!..
МенЯ окликает пробежавшаЯ мимо Калерия, строго, по фамилии:
С НуРка, нуРка! к главврачу С быстро!.. С Но и на бегу она ни словца
