Я пообещал: Я, мол, к вечеру обычно оживаю...
С А вдруг нет? (Вопрос о нашем будущем.)
С К вечеру оживаю!
С А вдруг? С МарусЯ тоже неожиданно засмеялась. (Мы сближались.)
В пятницуРсубботу менЯ не отпустили (а Я уже ожидал). СтаршаЯ сестра
Калерия, она дежурила, объяснила, что не отпускают нас опять же изРза
ДП. Больной Кривошеин, будучи отпущен, угодил под мотоцикл. Нет, не
сильно. Но Кривошеин так напуган, что на всякий случай (КалериЯ скорбно
скривила губы) ходит с костылем, а в другой руке С гнутаЯ палка.
С Малость выждем. К праздникам всех выпустят, С уверенно пообещала
мне Маруся, сменившаЯ Калерию на другой день.
С Марусей Я уже посиживал рядом. Сближению слегка мешал сломавшийсЯ
на днях (на больничном сухаре) мой передний зуб (какоеРто времЯ уйдет на
речевое привыкание). В особенности шипящие, нетРнет и Я заплевывал мою
чистенькую, толстенькую собеседницу.
Она возмутилась:
С Дто это ты сегодня?
С Зуб.
Помолчали.
С Жены давно нет?
С РазошеРеоолся. Давно! С сказал Я с очень точной доверительной инто-
нацией.
Сближение (как идея) нас обоих все более воодушевляло С сойтись, мол,
как только Я выйду из больницы. Можно сойтись на время. Можно и пожить.
Ее кв метры (паркетнаЯ доска?) уже издалека манили большими пуховыми по-
душками, предрассветной свежестью и запахом кофе со сгущенным молоком
(ведь она рано встает!). МенЯ подхватило:
С ПриятнаЯ у тебЯ фигура! Ах, эти плечи... С На этот раз Я удачно
сдержал слюну напряжением в горле. Я не говорил С пел; она снисходЯ слу-
шала.
Дело известное: больные часто увиваютсЯ вокруг сестер, а сестры (тем
более старшие сестры) боятсЯ скрытых или потенциальных наркоманов. Зна-
ют, как больно оторвать и как трудно бывает выставить сроднившегосЯ с
тобой и все больше опускающегосЯ мужика. Мой интерес выглядел честнее:
мой препарат (мой наркотик) С это всего лишь теплота общения. Не под
запретом. А что до предписанных мне препаратов, Я, и точно, куплю в ап-
теке. (Но неужели МарусЯ покупает самой себе анальгетики? бинты, однора-
зовые шприцы?.. Не верю.)
В варианте мы гляделись неплохой парой: уже загодЯ
едины, мы хихикали над Иваном и длинноногой Инной, над
Ядовитым ВолинымРХолиным, что прощупывает каждого
больного своими учеными глазками. Совпадение мнений С
это к совпадению чувств. Это к совпадению на ее кровати
(высокой, но на мой вкус узковатой, одеяло верблюжье? в
серую клетку?). МарусЯ будет посмеиватьсЯ над тощенькой
воображалой Инной, а Я буду Марусю мять, поворачивать и
оставлять ей легкие синяки на крепких ее местах. (Будто
бы из затаенной мести красивой Инне и Ивану
Емельяновичу. Их знаменитому роману.)
А что С стану, пожалуй, делать вид, что ревнив к прошлому, выспраши-
вать, а как с ней, с Марусей С до Инны С было ли что у Ивана с Мару-
сей?.. ТДа так. Было разок на диване!У С тщеславно солжет она, сболтнет
наскоро и смешок небрежный (Иван ее и не замечал как женщину), а Я пом-
рачнею и надуюсь. Пока не скажет, спохватившись, насколько Я умелее, а
то и слаще Ивана.
С Ладно тебе. Засиделись, С прерывает МарусЯ наше с ней общение (уже
текучее, неостановимое, как жизнь).
Мы выходим из процедурной под зарешеченный свод. МарусЯ запирает
дверь, бренча связкой ключей, а Я сзади, как бы поправляЯ хлястик на ее
белом халате (всегда свежайший, свежее, чем у Инны), ощупываю ее тугие
позвонки, сцементированные заматерелым жирком С она мою руку слышит! Я
пытаюсь жить. Я наращиваю желание, вопреки препаратам в крови.
Желания, к сожалению, пока что слабоваты и водянисты. Как та слеза,
что Я еле уронил. Но стараюсь: Я пытаюсь разжечь себЯ заемным чувством С
то есть сначала умом, через вторую сигнальную. Я представляю (в своих
руках) не столько Марусю, сколько Марусину тяжесть. Или (в глазах) ее
поздневечерний домашний вид: подкатывающеесЯ ко мне белое тело С колобок
в ночной рубашке. Но всякий образ С краток. Огонь еле вспыхивает. Огнь
(сказал бы поэт) не разгорается, тлеет, дымит, чадит, и Я чувствую себЯ
не активно домогающимсЯ мужчиной, а старой блядью, хлопочущей ради выго-
ды. (Ради дармовых препаратов.) Однако стараюсь. МысльРто ведет. И не
навсегда же в моей крови нейролептики.
С Там шумок в коридоре С кто это? С спрашивает Маруся, гремЯ замком
напоследок.
С Никого.
Рукой (правой) все еще оглаживаю ее крестец, а в левой зажат украден-
ный одноразовый шприц. Просто так. Дтобы разбудить инстинкты. Шприцы де-
шевы, и Я не придаю краже значения. Но Я хочу ожить: это как проба на
поступок с правонарушением (испытать себЯ на испуг поимки). ПробнаЯ за-
тея, котораЯ даетсЯ тем легче, что испуг водянист и тоже неотчетлив, как
и все чувства.
Я помнил, что психушка С кусочек государства. Они, врачи (сестры, па-
латы, кровати, капельницы, шприцы, ампулы, все вместе) тоже дежурят и,
значит, стерегут. Они начеку даже ночью, и их ночные огни у въезда гово-
рят куда больше, чем освещение ворот и знак места, где следует въезжать
машинам. (Такие же дежурящие ночные огни возле отделений милиции; возле
тюрем.) Мне ли, сторожу, не знать, почему (зачем) всякое твое волнение
оборачиваетсЯ в этих стенах с помощью нейролептиков в ничто: в пузырьки
откупоренного нарзана.
Но, возможно, как раз поэтому забота о своем ТяУ в таких стенах начи-
наетсЯ с выходки С с шутки, включаЯ и ее воровской игровой момент. Каж-
дый знает, что прятать краденое надо не в свой, и даже не в чужой (нак-
ладка на совесть), а в свободный матрас. В палате пустовала койка Голо-
вастенки. В нас всех заложено и живет С зековское. Улучив минуту (психи
заковыляли в коридор, к чаю), Я быстро откинул матрас, легко нашел в нем
дырку и сунул туда шприц в хрустящей девственной упаковке. Шприц Я наме-
ревалсЯ отдать Солипудову. Отдать ни ради чего; просто так С пусть прос-
то скажет спасибо. Он подобные предметы ценил. (Болезнь мелочного соби-
рательства.) Но Солипуд как раз из тех, кто отпущен на субботуРвоскре-
сенье. А куда еще было деть шприц до понедельника?
С мыслью, что и менЯ на деньРдва скоро отпустят, Я попросилсЯ к теле-
фону. Поклянчил, поныл и вот заскочил в сестринскую.
Позвонил Я Зинаиде вроде бы просто так С привет, привет! С просто
так, но и с житейским (с банным) прицелом: когда отпустят на праздники,
не идти во вьетнамский бомжатник, а попытатьсЯ к Зинаиде, хотЯ бы помо-
юсь как следует; при бабе и в тепле. Зинаида (ненормальная!) тут же ста-
ла сама напрашиватьсЯ в гости, ой, как хочу тебЯ видеть. Обрадовалась и
растаяла: где ты? как ты?! С кричала. Я уже жалел, что позвонил. Аппарат
в сестринской ужасный: скрежеты и подземные шумы. Нагряну, забегу к тебе
(кричала), хочу тебе, может, подарочек какой! Огурчиков! А выпить тебе
можно?
Я заторопился, никаких огурчиков, ничего мне не надо, а она игривым
шепотком: мол, соскуРуРучилась.
С ... Бросишь мне палочкуРдругую, и на душе потеплеет, разве нет? (Ее
стиль.)
Я сказал, Зина, больные тут, больница, какие палочки, с ума сошла, и
вообще Я не один в палате.
С Так Я и подругу приведу, С заверила она на одном дыхании.
Была веселая, Явно под градусом, рассуждала, что мне от нее никак не
уйти С ни в жизни, ни в отпуске, ни в больнице: она нагрянет.
Хотелось попугать ее десятью психами, но подумал: зачем? С пусть по-
тешится! (Из таких ее легких мыслей складываетсЯ наше настроение, из та-
ких настроений С наша жизнь.) Да ладно! С подумал, отлично зная, как
строг здесь контроль. И какие ручищи у санитаров. ТКартошки с селедкой,
а?У С кричала Зинаида. Я молчал. Меня, ими изгнанного (и ею в том числе,
Я не забыл), обдало теплом. Но не просто теплом пьяноватой бабы за сорок
С человек общаги вновь хотел менЯ видеть, хотел дать мне помытьсЯ и
(след высокой соборности, смешно!) хотел любить. МенЯ грело.
В больнице спишь не только много, но и много раз С из одного сна в
другой, в третий переходишь естественно и просто, без мучительных оттуда
(из Ямы сна) выкарабкиваний. Это настолько срастаетсЯ с психикой, что
границы сна размываютсЯ прямо в жизнь: Я так и не понял, отдал Я Солипу-
ду шприц во сне или в реальности. Мы долго с ним спорили. Он обиделся.
Его даже трясло, так он хотел этот шприц. Все мелочное Солипуд крал без
удержу: таблетки, ампулы, валерьянку, даже бинты, и даже вдруг костыль С
да, да, от погибшего Головастенки оставалсЯ здесь сиротливый костылик,
так ведь пропал! Искали полдня, жена хотела взять как память, плакала,
бедная, в коридоре. Психи, роняЯ водянистые слезы, ходили за ней толпами
взадРвперед. Но вот МарусЯ позвала двух медбратьев и те посбрасывали все
матрасы с кроватей на пол. Нашли. Зашумели. Несли костыль с ликованием,
словно оживили Головастенку. Вдова, в слезах, к этому времени уже ушла,
и МарусЯ бегала по коридору злая, трясЯ никому не нужным костылем и гро-
зя, грозЯ санкциями... но неизвестно кому. (Солипудов еще не был засве-
чен. А что костылик подсунут не под свой, под чужой матрас, было Ясно.)
С ДаРааай. Кому чаРаай?! С В мятых тренировочных
костюмах (униформа ходячих больных) мы стекались к чаю.
Несколько столиков в конце коридора, но мест не на всех.
Иногда больной ест стоя. Или на ходу: ходит кругами
задумчив, черпает из миски. Колесники на чай не ходят
вовсе: у когоРто из них (шепнули) спиртоваЯ горелка, и
(пока не отняли) они тихо чифирят в сортире.
Кружка зато у каждого (Я срочно сбегал за своей).
С Дома был на субботуРвоскресенье. Неплохо! С солгал мне зачемРто со-
рокапятилетний мужик, с которым как раз в субботу мы раза три курили
вместе. Он какРто очень радостно солгал. Хотел, чтобы ему завидовали.
Впрочем, мог не солгать, а забыть.
Я (прихлебывал чаек) ему кивнул, мол, да, в субботу дома с родными
это неплохо. Дома С не в больнице.
ТПлесниРка ещеУ, С попросил Я молодого дебила, бродящего возле нас с
огромным чайником, на котором белый номер нашего отделения. Даек со дна,
пахнет баней, но уж какой есть, привыкли, зато горячий!..
Возможно, добавили: едва получил у Калерии в зарешеченной процедурной
свои два укола, как по всему телу менЯ изнутри уже сотрясали эти нарзан-
ные взрывчики. Без боли. Взрывчики клубились гдеРто в ногах, затем ще-
котно поднимались по мне вверх (как по нарзанной бутылке) до самых ушей.
В ушах тихонько пощелкивало. Может, препарат сменен на другой? КалериЯ
ни гуРгу, молчит (жаль, не МарусЯ сегодня). Иду на ужин, а щекотные пу-
зыри, нетРнет и весело во мне взрываются. И странное чувство. То в энту-
зиазм бросает, то в осень. Без причины.
С ТюРтю, Петрович. А вот на праздники Я вас и не отпущу. Потерпите
еще, С сказал Зюзин, мой лечащий.
С Потерплю, С согласилсЯ Я.
А Зюзин объяснял: праздники эти и длинны, и несоразмерны ритмом, май
торчит своими праздниками, вы заметили? Все хотят уйти. Все разбегаются.
Все С скорей, скорей по домам! Но ктоРто же должен быть в больнице.
Понять, кого отпускают и кого нет, невозможно. Калерия, к примеру,
удивилась: решила, что Я, еды ради, напросилсЯ остатьсЯ в больнице сам.
С ... МенЯ не отпустили. Уверяю вас, КалериЯ Сергеевна.
С Кому вы здесь нужны! С КалериЯ раздражилась, так ей хотелось менЯ
выпихнуть.
Им всем спокойнее, когда психов в коридоре становилось поменьше.
(Всех бы изгнать.) Не колоть утром и не колоть вечером. Не кормить. Не
видеть. Помимо всего, это ж какое сладостное удовольствие свалить осто-
чертевших дебилов на голову их родных и близких (роднЯ загодЯ трепетала
от приближениЯ праздников).
ДежурнаЯ на телефоне (уже хрипела) названивала:
С ... Договорились к десяти! К деРсяРти! Он уже три часа вас ждет:
сидит и мокнет!.. Никакой не дождь! Да нет же дождЯ С он мокрый, потому
