Владимир Маканин
Андеграунд, или Герой нашего времени
1 Андеграунд, или Герой нашего времени
роман
Герой...
портрет, но
не одного
человека:
это
портрет,
составленный
из пороков
всего
нашего
поколения,
в полном их
развитии.У
М.
Лермонтов
часть перваЯ
Он и она
Сбросил обувь, босой по коврам. Кресло ждет; кто бы из русских читал
Хайдеггера, если бы не перевод Бибихина! Но толькоРтолько замер, можно
сказать, притих душой на очередном здесь и сейчас, как ктоРто уже пере-
таптываетсЯ у двери. Звонок. Впускаю С и даже в глазок не глянул: Ясно,
что ктоРто теплый пришел из завершающегося, но еще шумного свадебного
застольЯ на нашем этаже. И точно: Курнеев. Муж Веры. Везет мне.
С Петрович. Это Я, С и смотрит вежливо, увлажненными глазами.
Пьяненький.
Вошел. Огляделся.
С Сторожишь? С спрашивает.
С А как же.
С ХорошаЯ квартира, С говорит он. С Стильная.
Показываю рукой направление (показываю ему довольно строго) С мол, на
кухню. Идем на кухню, если хочешь посидеть, поболтать о чемРто. (Уже
знаю, о чем. О его жене. Бедный.)
Пьяненький, он всеРтаки ломит напрямую: в комнаты. Одергиваю.
С Не ходи. Не ходи туда. Зачем хозяевам лишние следы?! (Зачем мне их
прибирать? Я на это ленивый.)
С Ну Ясно. Ковры... С Он на кухне. Ставлю чай. Как все пьяненькие,
Курнеев начинает издалека. Вам, одиноким, С одна жизнь. Нам, женатым С
другая. Жена это жена. Жена это боль и это великаЯ радость! Пары, из-
вестно, подбираютсЯ на небесах. А вот как они подбираются, и как прити-
раются, и как постепенно, кирпичик к кирпичику, подгоняетсЯ судьба к
судьбе, С знают не все. А писателю может стать интересно и пойти в стро-
ку. Да, говорю, как раз мне и пойдет в строку. С Рассказать? Рассказы-
вай. (Когда Я им нужен, чтобы выболтаться, Я писатель. Я уже привык.
Когда не нужен С Я шиз, сторож, неудачник, тунеядец, кто угодно, старый
графоман.)
С удовольствием бы его выпроводил. Но... нельзя. Я у них не раз вкус-
но ел. К тому же Курнеев поет (а Я понимаю в пьяноватом хоровом пении).
И потом какРникак мужик выдал дочку. Уже поздний час, отгуляли, гости С
марш по домам. Уходят последние, но жена все еще дирижирует застольем,
крутится, наливает, роняет бутылки, громоздит последнюю гору еды... а
мужик? А мужик, как следует поддав, ушел. Он ведь сам по себе. (СлонялсЯ
коридором тудаРсюда. Курил.) А теперь увязалсЯ поболтать, пока весь не
выговоритсЯ С нормально!
С ... Вера в молодости была хороша собой, С уже рассказывает мне он
(муж о жене).
С И сейчас хороша.
С Ах, как она была хороша...
ДтоРто менЯ настораживает. Ага! Я вспомнил, что Вера Курнеева крутит
с Ханюковым, с техником по ремонту, с умельцем на все руки. Слегка су-
масшедший С на общий взгляд. Но красив. (С норовом. Дуть что, скрипит
зубами.)
Я сколькоРто знал про их любовь: Я сторож, Я многое на этажах вижу.
Вот почему Курнеев ко мне вяжетсЯ в последнее время. В коридоре остано-
вит. Угостит хорошей сигаретой.
Но в общаге не следует проговариваться.
С...я, Петрович, много с моей Верой перетерпел. Поженились, и нача-
лось. Сынишка родился. Однако же и сынишка нам не помог.
Петр Алексеевич Курнеев худощав С с длинной голодноватой шеей рос-
сийского инженераРконструктора. И с характерными инженерскими залысина-
ми, на его лбу столь мощными, что похожи на белые клещи, вцепившиесЯ ему
в самое темя.
Рассказывает:
С Витей назвали... А ей нравились мужики с причудами, что за вкус!
Сначала Бубнов, всем известный на заводе задира. Потом киномеханик куд-
рявый. А потом вдруг летчик некий. Говорит ей, а что, Верка. Махнем на
точку? Бери Витеньку. И ведь махнули. Сказано С сделано. А там своЯ же-
на. А там свой Витенька. Трудно сказать, о чем этот летчик думал... Ведь
дурак. Ведь какой же дурак! На космонавта тренировался. Я, Петрович,
только спустЯ годы стал понимать, что страсть к похвальбе, страстишка,
жажда красиво сболтнуть С совершенно лишает людей разума!
Курнеев уже оседлал интонацию. Старается. Его откровениЯ приоткроют
мое сердце. Так он думает.
С...Ну, зачем он повез ее? Не в город же повез С на глухой полуста-
нок. Но ему было важно сказать С едем! махнем!.. Взрослый человек. А ума
С шиш. МоЯ Вера там заболела с горя. Жар. И рвало ее. И надо возвра-
щаться. И еще меняли поезд на какомРто вокзале. А при пересадке, среди
шума, среди толп целинников, они тогда валом валили в степную сторону,
Вера потеряла сознание. Может быть, не на вокзале, а в поезде. Она не
помнит. Очнулась в тихом железнодорожном медпункте. Одна. Витеньки
нет...
Я киваю. Я уже какРто слышал (но без подробностей) эту давнюю жутко-
ватую и вполне бытовую историю о том, как Вера Курнеева потеряла ребен-
ка. Как она металась тудаРсюда, бегала, плакала, слала телеграммы на-
чальникам станций, пока не кончились деньги. Нет. Нигде нет. КтоРто заб-
рал Витеньку, ее маленького Витеньку С и хорошо, если хорошие люди.
(Курнеев глянул: как Я? внимателен ли?) Вернулась в Москву без сына. Он,
Курнеев, тотчас тоже поехал, тоже там пропадал, высматривал, слал телег-
раммы, ездил, спал на деревянных скамьях десятка маленьких станций и по-
лустанков во всей округе. Искал и спрашивал С нет и нет.
С...Как он мог найтись? Никаких примет. Годовалый мальчик. Это в ста-
рину всякие там медальоны, родинки, записки. А еще мне сказали, что та-
ких малых плачущих детишек берут, чтобы ходить с ними по вагонам и ми-
лостыню просить. Нищие крали детей. Обычно у спящей матери. С дитем на
руках нищенка может и песни в вагонах не петь. И заработок. И проезд
льготный. Дети в новых руках быстро гибнут. А им что С зароют его недели
через триРчетыре, вот и пожил.
Он уронил пьяную слезинку. Мелкая, бледная, он ее просто стряхнул.
Я поддакнул С мол, слышал. Слышал, что был у вас сын, был мальчик до
Наташи. Той, что выдали замуж. (Той, чью свадьбу гуляют сегодня.)
Курнеев развел руками, вздохнул, да, такаЯ история, такаЯ жалость.
С Был.
Отставил чашку с чаем в сторону он очень аккуратно. Я отметил С по
рукам, по его пальцам С не такой уж Курнеев пьяненький. Он и с рассказом
теперь не спешил. (Уже подловил менЯ на жалости.)
С ... А Я ездил тогда на Волгу, строил там целых два месяца. ВернулсЯ
сюда С в комнате никого. Ни Веры, ни Вити. Я искал, по общаге бегал.
Здесь, в общаге, жили тогда тысячи. Квартир не было. В каждой комнате
человек, а то и двоеРтрое. Бегаю и кричу: ТВераРа! ВераРа!У С вроде как
зову, мол, засиделась моЯ молодаЯ жена гдеРто. Пока все прилично. Мало
ли почему муж зовет. Но за окнами темнело, а в коридорах лампы вспыхну-
ли. Уже громко не покричишь. Люди после работы, вечер! Вот и начались
мучительные минуты: хожу под дверьми и прислушиваюсь.
2
Рассказывает:
С ... Мне, глупому, все думалось, что она с кемРто. Витю, мол, подсу-
нула молодухеРподруге, а сама у когоРто. У очередного сумасшедшего...
Хожу по этажам, по коридорам, и ухо вперед: прислушиваюсь. Заглядывал
уже во все комнаты подряд. Извинялся. Грубил. Комната за комнатой. Да,
да, искал собственную жену. Тоже был молодой дурила!.. Тебе, Я думаю,
интересно о нравах общаги тех лет. Правило было С если накрыл жену с
кемРто, она сразу вам обоим бутылку на стол. Дтоб разговаривали и разби-
рались за водкой. Дтоб не сразу до крови.
Вздохнул:
С Когда женщине нет двадцати, ей не следует иметь ребенка, если рядом
нет старших. Она сама ребенок. Ей играть хочется. Ее можно обмануть пря-
ником, конфеткой... Только потеряв Витю, только когда родилась Наташка,
только тут моЯ Вера коеРчто в жизни поняла.
С Как дочкина свадьба С отгуляли?
С Почти.
Мы помолчали. Погибший Витенька был еще с нами. (Но недолго, как и
жил. Пауза дала пролететь маленькому ангелу.)
С НРда, С сказал Я.
С Вера стала иной. Она поняла. А Я простил. Жили хорошо. Жили счаст-
ливо! Очень счастливо! Она стала иной, С произносит Курнеев с нажимом. С
Но вот сейчас ей сорок пять. Сорок шесть скоро. Писатель должен бы
знать, какой это сложный возраст...
Он смотрит мне в глаза, словно уже спрашивает. И (вздох) раздумчиво
произносит:
С Ты, может, и знаешь толк в женщинах. Но знаешь ли ты толк в же-
нах?..
Я пожимаю плечами.
С ПостарайсЯ понять, С продолжает Курнеев вкрадчиво влезать мне в ду-
шу. С Сорок пять это особый возраст. Женщина заново тяготеет к нежности.
Как девушка. Как ребенок. И мы, мужчины, в ответе.
Я видел, что Курнеев пьян и искренен. Но Я не сразу увидел и понял,
что он хороший (о себе) рассказчик: его внешняЯ жалкость имела жало.
В особенности он очень искусно возвращалсЯ к тем давним (и таким бо-
лезненным) своим минутам, когда искал Веру в коридорах, в комнатах обща-
ги. Он вроде бы путал последовательность, но он ничуть не спутался.
Рассказывал о жизни с женой (о наладившейсЯ жизни), а картинка длЯ пря-
мой интервенции в душу слушателЯ была та же: как он, Курнеев, в муках,
стоял снаружи возле запертых дверей и гадал С здесь она? здесь ли?..
Тайна из его личной и комнатной становилась чуть ли не вечной и общей
всекоридорной тайной. ЗапертаЯ дверь хранит свой секрет. Курнеев прошел
мимо двери, но вот он споткнулся, сменил шаг на быстром ходу С не знак
ли? Теперь в коридоре возле каждой запертой двери Курнеев (и Я вместе с
ним) думал С здесь ли екнуло? Здесь ли ему стукнуло сердце?
С ... Я стал у двери. Я приник к дверной щели. Звать Я не смел, и ти-
хо, на выдохе окликал, еле шевелЯ губами: ВераРаа...
Голос его вновь попал; и вновь ЯРслушатель был (оказался) на крючке
сопереживания. С запозданием в четверть века Я тоже искал жену Веру и
потерянного годовалого мальчика (услышать за дверьми его голодный заж-
давшийсЯ плач). Перед глазами плыл С тянулсЯ С знакомый мне коридор об-
щаги с зажженными лампами, нескончаемый (навязанный рассказом) ночной
лабиринт квартир и комнат с запертыми дверьми. Весь внимание, Я слушаю,
а Петр Алексеевич Курнеев (сопереживание мне подаривший как бы просто
так, нечаянно) трет пальцами свои высокие залысины. Давит свой вздох. И
повторяет, что можно было с ума сойти, вот так смотреть на латунные циф-
ры (номер затаившейсЯ квартиры), трогать рукой, ладонью дерево двери
и... не постучать, не войти.
В момент, когда образ коридора малоРпомалу во мне (в нас обоих) исся-
кает, Курнеев лезет в карман. Детвертинка. Выпьем?.. Нет, говорю, не се-
годня: печень болит. Cколько ж тебе лет? Полста? С Полста четыре. С Да,
мы ж ровесники! за это бы и выпить! НичегоРничего! В пятьдесят четыре
она может и поболеть С это уже не твои, это ее (печени) проблемы!
С Ладно, С говорю.
Но сам пить не будет, не хочет, уже, мол, хорош! Курнеев оставляет ее
мне на столе, теплую, час в брюках держал, в кармане.
С Дай? С заново предлагаю Я.
С А кофе у них нет?
С Наверно, есть. Но надо искать. Мне про кофе не сказали.
Он охотно откликается:
С Поищем!
Либо Курнеев считает менЯ дураком (мало чего в общажных правилах
знаю) С либо же (скорее всего) думает, что Я посочувствую и про Веру и
Ханюкова ему сболтну. Бывает, у человека Язык чешется. Или просто утечка
информации. КакРникак кручусь на этажах, когда все они на работе. НетР-
нет и замечаю. Вижу.
Но в томРто и дело (в томРто и печаль), что Я вижу. Не стала Вера
другой. И он не стал. Может, тутРто и взаимность. (Тут много чего.) Она
убегает С он ищет. С годами она эволюционировала в более скрытную, в
приемлемую форму. (И он.) Она стала все свое делать тише и аккуратнее.
(И он.) Она исчезает в день и в час, когда он на работе. А он, ища, не
