одной пары рук. Прямой смысл древнейшего выражениЯ С пара рук С и привел
к открытию. Я предположительно подумал о сиделке, затем о деньгах (в
связи с сиделкой) и... углядел на левой недвижной руке Леси кольцо.
С Продать? С Я поднял вверх ее руку, поддерживаЯ таким образом, чтобы
палец с кольцом оказалсЯ перед ее живо встрепенувшимсЯ глазом. Глаз тот-
час выразил С да, да! наконецРто догадался, какой глупый!..
И даже уголок рта Леси чуть ожил, даваЯ понять, как мог бы сейчас у
кромки губ зародитьсЯ изначальный ход улыбки, ее разбег.
Поспрашивал в поликлинике и сговорился: нашел приходящую женщину (час
утром, два ввечеру) С Марь Ванна, так она представилась. Кольцо Я снимал
долго, мылил расслабленный палец, тянул. Смачивал водкой, постным мас-
лом, а потом на пробу принес из общаги (у Соболевых из ванной) дорогой
шампунь и легонько смазал им золотой обод. Кольцо на пальце задышало,
шевельнулось, заскользило и малоРпомалу переползло недававшийсЯ сустав.
ДнЯ через дваРтри ЛесЯ заговорила. А еще через два С зашевелила ру-
кой, обеими сразу.
Среди ночи мне вдруг показалось С она умерла. Уже под утро. Мы спали
вместе, Я почувствовал острый холод с той стороны, где она. (Помню, Я
спешно подумал о сползшем, об упавшем одеяле С Я не хотел думать, что
холод от ее плеча, остывшего тела.) Однако одеяло было на месте. И тогда
Я опять сквозь сон обманывал себя: со мной рядом, мол, вовсе не холод
смерти, просто ЛесЯ встала.
А Леся, и правда, встала. И холод с ее половины был понятен С она
поднялась, одеяло остыло.
Она подошла:
С Дай заваривать?.. С спросила С и засмеялась здоровым утренним сме-
хом.
Впервые встала утром раньше меня. (Вот так и начинают уходить.)
Стали появляться, а потом и зачастили ее друзьЯ из числа ТбывшихУ,
уже набиравших заново социальную силу. Не столь важно, что из ТбывшихУ,
Я не акцентирую С важно, что люди пришли и вдруг оказались друзьями. Как
бы дельфины, пришедшие человеку в конце концов на помощь в безбрежной
морской воде. Они вынырнули из житейской пучины С они плыли, плыли и
доплыли наконец ей помочь: ТВот она где! Вот!.. Нам, ЛесЯ Дмитриевна,
очень вас не хватало. Ну, наконецРто!У
Они поддержали Лесю добрым словом, приходили в гости, приносили еду,
вино, подарки. Уже искали ей достойное место работы.
А Я стал бывать реже. Она уже уходила по делам, Я не всегда заставал
ее дома. Потом не мог ее поймать по телефону. Не все помню. Помню, что
кончилось.
ЛесЯ так и не узнала, что когдаРто, в числе прочих,
изгоняла менЯ с работы. Считала, что знакомство наше
началось на демонстрации. Она, мол, помнит тот день. Как
не помнить! Я ведь тоже, протискиваясь в тот день через
ликующую толпу, так и повторял про себя, мол, надо бы
запомнить С какие лица!..
Сотен тысяч людей, так весело и так взрывчато опьяненных свободой, на
этих мостовых не было давно (может быть, никогда), думал Я в те минуты,
пробиваясь к транспаранту, изображавшему огромную кисть с красочными
пятнами палитры. Там Я сразу увидел художников: Гошу, Киндяева и Володю
Гогуа с женой Линой (они тогда еще не уехали в Германию) С там же, с
флагом, Василек Пятов. Они шли группой. (Все это за час до моей случай-
ной встречи с Лесей Дмитриевной у высоких ворот с решеткой.) Шли в об-
нимку, кричали. Я тоже кричал. Был и крепыш Дубик, этакий хвостик, вив-
шийсЯ за художниками, стукач, все знали, но за годы к нему уже привыкли,
притерлись, пусть, мол, отстаивает свой концептуальный взгляд на Кан-
динского! Дубик тоже кричал, пел песни. А ктоРто из художников, КолЯ Со-
колик, всеРтаки его поддел: сказал вскользь (вскользь, но все мы отлично
поняли, засмеялись) С а сказал КолЯ ему вот что: ты, Дубик, не опоздаешь
ли сегоднЯ на работу?..
С СегоднЯ ж не рабочий день, С заметила наивнаЯ Лина, не врубившись.
С Не у всех же.
Хохотнули.
Дубик погрозил пальцем:
С НоРно. Опять эти кретинские шутки!
И вдруг Дубик счастливо засмеялся. Дубик (похоже, и длЯ самого себЯ
неожиданно) раскрыл широко рот и с вздохом С громко С выкрикнул:
С СвобоРоРода!..
МенЯ в ту минуту поразило, как безусловно был он искренен: сегоднЯ и
ему С счастье. Он как все.
В подхват, эхом мы кричали: свооРбооРдаРа! Его обнимали, хлопали по
плечу: вот вам и господин Дубисов! молодец, молодчина Дуб! мы вместе!
(Работа это работа, а свобода это свобода.) Воздух был перенасыщен воз-
буждением. Кричали. В голове у менЯ звенело, словно задаром, в гостях
набрался, чашка за чашкой, высокосортного кофе. Самолюбивое ТяУ, даже
оно посмирнело, умалилось, ушло, пребываЯ гдеРто в самых моих подошвах,
в пятках, и шаркало по асфальту вместе с тысячью ног. Приобщились, вот
уж прорыв духа! Нас всех захватило. МолниЯ правит миром! С повторял Я,
совершенно в те минуты счастливый (как и всЯ бурлящаЯ толпа). Когда Я
оглянулсЯ С кругом незнакомые лица.
В какуюРто из счастливых безотчетных минут меня, вероятно, вынесло
сильно вперед. Художников тоже кудаРто унесло. Их транспаранта (огромнаЯ
кисть, похожаЯ на бородатый фаллос) в толпе уже видно не было.
С небольшой частью толпы менЯ потащило и стало заносить в подворотню
на Тверской, что возле ТРоссийских винУ. В такие подворотни люди попада-
ют сами собой. (СбрасываетсЯ страшное давление людской массы.) Милицио-
неры, нас оттуда уже не выпуская, с трудом закрывали теперь красивые вы-
сокие ворота.
Изгнание
Краснушкин, наладчик из АТКР6, а в прошлом известный вор (по молодос-
ти), притащилсЯ со своего четвертого этажа и заговорил меня. Он готов
болтать до ночи, была бы бутылка. (Плюс полбутылки его дрянненького
спирта, который мы с ним тщательно развели.)
Тут и нагрянули художники, был, конечно, Василек Пятов, были Киндяев
и Гоша С они тоже принесли, но мало. Эксперт принес только портфель. Да-
же не помню его фамилии; мелкое личико; и весь мелкий. (Досадно.) Да и
сам Василек, сукин сын, выглядел смущенным. А менЯ не задело, что худож-
ники без звонка и так напрямую ввалились, пришли ко мне и к нашему с
Краснушкиным спирту (нормально, Я сам такой); задело как раз то, что их
наскок прикрывалсЯ как бы важным длЯ всех нас событием. Как бы идентифи-
кациЯ найденного рисунка Вени. (Сказали бы прямо: не получилось у нас,
Петрович, не сумели, прости!..) Уже то, что эксперт был не Уманский (как
оговаривалось), было нечестно.
Конечно, Я не повел и бровью, предложил им с нами сесть, выпить С хо-
зяин всегда рад! Я только не хотел, чтоб этот сморщенный эксперт раскры-
вал свой портфель, но он раскрыл. Рисунок пошел по рукам. Там и говорить
оказалось не о чем: портрет как портрет. Мужик с очками. Очки со стекла-
ми. (Все правильно и понятно. Искусство!) Стекла очков с бликами. Блики,
само собой, с игрой света, а свет с намеком на Жизнь...
С Пьем! ДавайтеРка все будем здоровы! С И, первому из всех, Я дружес-
ки придвинул эксперту стакан с разбавленным спиртом.
С Вроде не заслужил, С ответил он сморщенным голосом; но, конечно,
выпил.
На демонстрации они, оказывается, менЯ потеряли и волновались.
С ... Куда ты тогда делся? Куда исчез?! Мы же тебЯ искали! С возму-
щенно спрашивали, нападали на менЯ теперь художники.
Кричали:
С Видишь С профессора тебе привели. Видишь, какую отловили птицу!
А Я, конечно, видел, что пришли выпить.
Но питьРто оставались капли. И, как водится, все без денег. Гоша,
правда, намекнул, что знает, где продаетсЯ неподалеку дешевое вино, но
самРто и за дешевым не вызвалсЯ сбегать (знай, пил разбавленный спирт,
вынесенный Краснушкиным из родного АТКР6). При неловкости в застолье все
как один пьют и наливают помногу.
С И ничего по сусекам? Как же так, Петрович! С Гоша и допил оставшую-
сЯ стопку, а стаканы уже стояли пусты. Я развел руками: точка. Я их (ху-
дожников) люблю, и Я, мол, не виноват. Я им выставил последнее.
А за окнами надвигались сумерки.
С КхеРкхе, С ЗакашлявшийсЯ Краснушкин мне подмигнул.
ТКхеРкхеУ, С ловко подкашливал мне Краснушкин (вор в молодые годы),
мол, выпивка есть. Мол, потерпи, Петрович. С рисунком у мужиков ничего
не вышло, и потому припрятать от них не грех. Мол, не хера поить козлов
задарма.
А уже Василек Пятов вслух рассуждал: не пойти ли нам вместе, всем ба-
заром, к женщинамРтекстильщицам, что в коридорном сапожке на шестом эта-
же? может, там какоеРникакое застолье? или к сестрам Асе и Маше С на пя-
том? Подсказывай, Петрович...
И Гоша давил:
С Петрович, ты хозяин. Ты уж помогай!.. С Все они алчно уставились на
меня: может, где праздник, свадьба шумная? или, может, поминки? С Они
были готовы разделить и горе, и радость. Опять спросили про текстильщиц.
Я пожал плечами: не знаю. Кто ищет, найдет.
А сестры? сестры Маша и Анастасия?.. Не знаю, отвечал Я. Кто ищет,
тот найдет. Гуляк Я, как хозяин, слегка поощрял, даже нацеливал, но сам
с ними идти никуда не хотел. (Теперь Я стал сердит за подмененного экс-
перта. И, конечно, помнил про припрятанную выпивку.) Наконец, художники
встали. Ушли.
Василек, стоЯ в дверях, винился, мол, завтра же возобновит контакты с
экспертами С продолжит поиски картин моего брата. (Вот и умница!) Ушли.
А мы двое остались.
Краснушкин сбегал к себе на четвертый и принес водку,
початую, но больше половины, вот это да! Пьем, и старый
Краснушкин продолжает исповедальную болтовню, какую
затеял еще час назад, до прихода художников. Ведь жизнь
проходит. Ведь и квартира у него хорошая, теплая,
отдельная, а он не женат! И заново волна пьяного
хвастовства (с сомнениями пополам) С все, мол, у него
славно, все путем, вот только женитьсЯ ли ему в его
годы? Ах, как хочетсЯ хорошую женщину. Ведь и
зарабатывает он в АТКР6 прилично. Солидный человек!
Ласки С вот чего, Петрович, нам недостает, ласки и
теплого словца ближе к ночи...
С Дто ж в молодости зевал?
С А трудно!
По словам Краснушкина, он был вор из деликатных, юн и незлобив.
С ... А у ворующих женщин всегда в запасе свой собственный интерес!
Курево. Выпивка. Ревность. Их трудно угадать. Много мелких любвей,
страстишки...
С Но Я слышал, воровки С очень преданные подруги.
С Не верь. Обычные лярвы.
Краснушкин рассказывает. (Не смолкает. Жаль, быстро пьянеет.) Я вытя-
нул ноги, сижу с чувством отдыха, вбираЯ на слух уже и не сами слова, а
их меланхолию: сбивчивые и столь манящие нас откровениЯ чужой души.
Тут и постучали; звонок не работал (но при стуке Я подумал про его
неслучившийсЯ звук). Вошел наш квадратненький Дубисов, или просто Дубик,
Дуб, хвостик. ЕдваРедва начинающий седеть стукач (некоторые уверяли,
бывший стукач) ввалилсЯ запыхавшись. Спешил.
С А где люди? С спрашивает он оглядевшись, то есть про художников.
Но уже, конечно, увидел, что никого нет. А раз нет, значит, и спешку
побоку: здесь тоже тепло и неплохо.
Дубик сел с нами и закуривает, мол, свой человек. Он и есть свой.
Я всеРтаки присвистнул: опоздал, браток. На работу нельзЯ опаздывать!
(Я подтрунивал.) А спьяневший Краснушкин понял так, что Я присвистнул
про нашу с ним водку, надонные капли С поднял бутылку и смотрит на прос-
вет: даРа... поздно!
Но Дубик, едва увидел, что выпивки нет, смеетсЯ и руку в карман, у
него завалялась, свой и есть свой! С вытащил красную купюрку и сует в
ладонь Краснушкину. Слетай! Купи! Да он пьян, говорю. А ничего, ничего!
Он зато местный, все знает: он еще и лучше разыщет на улице чуткой
пьяной ноздрей! Да раздобудь еще черного хлеба!.. С крикнул вслед.
Краснушкин шатается. Но за водкой ушел.
С Зачем тебе хлеб? С спрашиваю.
С Хочу.
С Вот еще!
С А у менЯ огурцы соленые, С И нежлобистый Дубик вынимает из пакета
