Ей понравилось, как Я сказал. Было Ясно, что она и точно ничего не
помнит. Вот и хорошо.
ОказавшиесЯ за чугунной решеткой, мы смотрели теперь из подворотни на
продолжающийсЯ мощный ход толпы: видели, как валит и валит по ту сторону
высоких ворот (всех не отрежете!) демократический наш люд.
С Много сегоднЯ народу.
С Очень!.. С ЛесЯ Дмитриевна уже Явно оживилась, улыбалась: лицо пос-
таревшей гордячки.
Ей было приятно (как Я сообразил после) не только оттого, что ктоРто
вспомнил ее былые дни (и, стало быть, ее былую красоту), но еще и отто-
го, что ее узнали прямо на улице.
А Я в эти минуты вдруг приметил возле самой решетки молодого милицио-
нера С он был весь поглощен одним из интереснейших, надо полагать, дел в
своей жизни. От него нельзЯ было глаз оторвать.
С Но мы с вами, С говорила ЛесЯ Дмитриевна, С сегоднЯ уже ничего не
продемонстрируем.
С Похоже, что так!
Молодой милиционер, стоявший у ворот, занималсЯ (сам длЯ себя, бес-
цельно) вот чем: он тыкал дубинкой меж прутьями решетки. Нет, не в воз-
дух. Он бил тычками в проходящих людей толпы. Людей (оживленных, энер-
гично кричащих, с транспарантами в руках) проносило, протаскивало мимо
нас, мимо решетки, а он их как бы метил. Мент лет тридцати. Дуть моложе.
Наносил удар меж прутьев. А люди толпы на бегу времЯ от времени подстав-
ляли ему свои спины. (Выражение его лица Я еще не увидел.) Удар был тыч-
ковым движением снизу. Одному. Другому. Третьему... Мент стоял затенен-
ный столбом. (Но дубинкаРто его мелькала!) Я, занятый Лесей Дмитриевной,
только вбирал эти беззвучноРтупые тычки в себя, перемалчивал, а внутри
каменело.
Почувствовав во мне перемену (какую именно, она не знала), ЛД взвол-
новалась и спросила:
С Вы торопитесь?.. не очень?
Она тронула, еще и попридержала менЯ за рукав:
С НетРнет. Не оставляйте меня, мне не сладить сегоднЯ с толчеей... Мы
вместе? С и вопросительноРвстревоженно смотрела. Взгляд когдаРто краси-
вой женщины, котораЯ не знает, позволительно ли ей вот так улыбатьсЯ
спустЯ столько лет. (Ей было позволительно. Я так подумал.)
Мент тыкать дубинкой перестал; возможно, до его лычек дошли мои нер-
возные флюиды. Но, возможно, его просто оторвали (от столь притягательно
незащищенных спин и почек), его прервали: появилсЯ лейтенантик и закри-
чал, мол, не фига тут стоять, передислоцируйтесь, да побыстрее, к Мане-
жу!.. Мент опустил дубинку и повернулсЯ (наконецРто) к нам лицом: на
юном лице застыло счастье, улыбка длящейсЯ девственной радости.
Милиционеры, за ними и все мы двинулись вверх по узкой трубе проход-
ного двора. Ветерок дул чувствительно. Я видел, что ЛесЯ Дмитриевна зяб-
нет, и, поколебавшись, взял ее под руку. Она поблагодарила. Так мы и
шли. После она скажет, что сразу же заметила, что Я одет просто, а то и
бедно. Из тех, кто и внешне сам себе соответствует. (Претерпел за бреж-
невские десятилетиЯ и вполне, мол, шел за опустившегосЯ интеллектуала,
отчасти жертву.)
По дороге к метро ЛесЯ Дмитриевна рассказала, что одинока и что все в
жизни потеряла. Красоту с возрастом. А социальное положение С с переме-
нами.
То есть ЛД была из тех, кто терял и падал сейчас, при демократах.
Ага! С подумал Я. МенЯ вдруг взволновало. ТВы менЯ слушаете?У С спросила
она. С ТКонечноУ С Я на миг затаился, ощущаЯ свой подпольный интерес,
медленно и помимовольно (злорадно) выползавший в минуту ее откровениЯ из
моих подземных недр. Я не ограничилсЯ тем, что проводил ее до метро С Я
поехал до ее дома. Мы пили чай. Мы послушали музыку. Мы сошлись. Это да-
лось нетрудно, она все времЯ хотела говорить мне (хотЯ бы комуРто) о
своих бедах. Я и заночевал у нее. Не проверил в тот вечер сторожимые в
общаге две ТмоиУ квартиры (можно сказать, пропустил дежурство). Так пос-
ле долгого поиска грибов перед глазами спящего все мелькают и мелькают у
пней бурые и желтые опавшие листья. Той ночью среди сна мне Являлись ли-
ца толпы, флаги в полоску и шаркающие тысячи ног. И мент. Он тоже нетР-
нет возникал с дубинкой. Лет двадцати пяти. (Я оживил его улыбчивое мо-
лодое лицо.) Он бил незаметно, но ведь не прячась. Никакого, скажем, са-
дизма или ребяческого озорства (мол, тычу вас дубинкой через решетку, а
вам менЯ не достать) С ничего такого не было. Никакой психологии. Просто
бил. Улыбался.
Раза три ночью Я просыпался, ощущаЯ рядом нависающее крупное тело,
дышащее женским теплом. ЛесЯ лежала (вот ведь образ) протянувшимсЯ гор-
ным хребтом. Случайный расклад тех дней: от любви к любви. ПойдЯ на де-
монстрацию по телевизионному призыву худенькой Вероники (а также Двори-
кова), Я встретил там Лесю Дмитриевну.
Едва Я проснулся, сработал мой нюх на кв метры, и, как ни удерживала
ЛД менЯ на кухне возле чашечек кофе, Я прошелсЯ по квартире и увидел ра-
зор. На стенах бросались в глаза два высветленных прямоугольных пятна от
проданных картин. Также и от проданной мебели (что получше) С пустоты в
углах. Там и тут узнавалась эта легкаЯ пустота: даже в серванте С от
красовавшейсЯ там прежде, вероятно, дорогой посуды. ЛД схватила менЯ за
рукав и потянула назад, на кухню. Она не спохватилась сказать: ТТяжелаЯ
полоса жизниУ С или: ТСейчас тяжелые времена...У С нет, она только тяну-
ла за рукав, уводила от пустот поскорее, но еще и опускала, прятала гла-
за, мол, отвлексЯ на пустяки, на мебель, и, слава богу, не увидит, не
углядит главную ее пустоту и нынешнюю утрату С в лице, в душе. Моя, по-
думал Я тотчас. Вариант плачущей в метро. Я даже попыталсЯ представить
ее тихо сидящей в углу вагона. Аура падения: угол.
В отличие от многих других Тбывших и номенклатурныхУ, ЛД, с точки
зрениЯ социума, ничем не была защищена. Ни мужем. Ни кланом друзей. Ни
даже профессией. А красота Леси Дмитриевны уже который год тратилась;
следы.
Падение в таких случаях стремительно С сразу же отняли большую квар-
тиру. Ей объяснили, что квартира ведомственная.
И добавили:
С Съезжайте, голубушка.
Слезы. Телефонные истерики. А профессор НН, объявившийсЯ тут как тут,
уже въезжал. Да, один из ее веселых коллег. Он продолжал с ней мило здо-
роваться. Он уже ввез часть мебели. ЛД рыдала, хотела покончить с собой
(не сумела), а потом стала тихонько снимать со стен портреты покойного
мужаРпартийца (все еще виделсЯ ей опорой). С портретами она хотела ку-
даРнибудь съехать... но куда?.. Как куда?! С ей подсказали С а вот в ту,
в маленькую скромную квартирку. К счастью, у вас она есть (оставил уе-
хавший в Германию сын). Так что и место определилось. По мышке и норка.
А тут (после демонстрации) уже появилсЯ Я.
Я посмеялсЯ С да, да, Я посмеялся, вдруг увидев ее, сидевшую на тахте
с трагическим лицом и с портретами мужа в руках. Дто ж сидеть, когда на-
до ехать. Я так и сказал, поехали ?.. Мол, как преемник Я чувствую себЯ
обязанным развесить портреты мужа по стенам С скажи только где? адрес?..
Продать она не успела: оставшуюсЯ мебель какиеРто дяди вынесли именно
что среди бела дня. А ночью мебель другие дяди и вовсе забрали С решили,
что выброшена С кто свез на дачу, кто себе в дом. Попросту растащили.
Узлы, три узла только и сохранила ЛесЯ Дмитриевна, дожидаясь машины; си-
дела всю ночь на одном из узлов, а на другие положила свои колодыРноги.
У нее отекли ноги в те дни. Поутру переехали в маленькую. Плакала, вспо-
минаЯ (то ли долгую ночь на узлах, то ли утраченную мебель). А Я забирал
у нее из рук и развешивал в квартирке портреты мужа. Я бил молотком по
гвоздику, хотЯ хотелось дать ему по балде.
13
В НИИ ее освободили от должности завотдела, а затем
стали платить и вовсе мизерную зарплату. Затем
предложили искать место. По сути, выгнали. И уже нигде
не устроиться, так как ее общественнаЯ активность в
брежневские годы (изгоняла с работы) была, хоть и не
широко, а все же известна. Если со временем что и
подзабылось, так ведь найдутсЯ люди, кто подскажет:
ТАРа! Та самаЯ Воинова!У С еще и фамилиЯ какая, фамилии
тоже нам помогают. Номенклатурный рой (брежневский)
повсюду в эти дни опускалсЯ сильно пониже, однако же и
пониже они находили на запах травку и какиеРникакие
цветочки, в которые можно сунуть свои нежно выдроченные
хоботки, а там и понюхать, подсосать койРкакой нектар за
счет старых связей и связишек. А ЛД оказалась одна. На
нулях. И ведь она не была из свирепых, из числа
известных своему времени общественных обвинителей, но ее
теперь припоминали (делали, лепили) именно такой.
А как так случилось, что она пошла на демонстрацию демократов? Неужто
из покаяния? С хотелось спросить. (С елейной и чуть ернической интонаци-
ей.) Поначалу с этим смешанным чувством, любопытным и отчасти злорадным,
Я нетРнет и приходил, наблюдал ее продолжающеесЯ падение и всласть спал
с ней, с тем большим рвением, что со стен на менЯ (на нас) постоянно
смотрели глаза гладко выбритого честного партийца. В скромной одноком-
натной квартирке его фотографий С развешанных его лиц С сделалось много-
вато. Глаза доставали где угодно. Взгляд, исполненный достоинства. Все
вижу, говорил проницательный партиец. (В отношениях двух мужчин всегда
найдетсЯ место длЯ ревности.) Словно бы вдруг он возникал в коридоре С
подслушивал на кухне. Даже в туалете Я не был спокоен (его там не видел,
но это не значило, что он не видел меня. И что не притаилсЯ гдеРто порт-
ретик, хотЯ бы и совсем маленький). У ЛД к этим дням только и оставалсЯ
небольшой научный семинар. Но собирались отнять. Воинова? Скажите, пожа-
луйста, что за ученый?! она все еще руководит семинаром?.. Или мы не
знаем, чем она этот семинар заработала? (Редкий случай, когда имелась в
виду не красота женщины, а общественное рвение. Красоту не трогали, за-
были.) Семинар С последнее, что осталось. Важны не рубли с копейками
(хотЯ были совсем не лишни), важнее, что ЛесЯ Дмитриевна кудаРто прихо-
дила и чтоРто делала. Лишись она семинара, она никто. Ей даже некуда
пойти. И три года до пенсии.
Меж тем подголадывала. Уже при мне она продала последний кулон и се-
режки былых времен. При мне С но поРтихому (мне ни звука) С и за одежду
взялась. Тряпье стоило теперь копейки. Ничего не стоило. Однако же вот
исчезла, улетучилась кудаРто одежда партийца, занимавшаЯ половину шкафа.
Не удежурил. (Такой внимательный, с запасной парой глаз в каждом углу.)
Продавала и свое. Вероятно, несла в комиссионные магазины. Не представ-
ляю ее стоящей с барахлом в руках на выходе отдаленной (не слишком ин-
теллигентной) станции метро. ХотЯ возможно. Уже возникла потребность
унижаться.
Одна; мужа схоронила; а их единственный сын, давнымРдавно (к поре
взросления) разругавшийсЯ вдрызг с партийными родителями, женилсЯ на бе-
локуренькой немке и удрал в Бундес. Там и живет. От него только и есть
что красивые на имЯ Леси Дмитриевны поздравлениЯ к Рождеству, но даже их
за сына пишет его немкаРжена. (Небось, чертыхаясь на немереную русскую
лень.)
Ее покаяние не началось с постели С началось проще, с еды; ЛД менЯ
кормила. ПокупаЯ на последние деньги говядину, она готовила борщ, иногда
жаркое, и внешне выглядело так, будто бы женщина на излете лет простоР-
напросто обхаживает столь же немолодого и одинокого мужика. Как добраЯ
мамочка С скушай того, этого, а к чаю, как же без сладкого, варенье! Од-
нако с днями мотив отношений наших усложнялся. Мотив суровел. Нет, не
сведение счетов ко времени перемен, разве что их оттенок, какРникак часы
тикали, и вот одна из бывших судей и общественных держиморд (теперьРто
это осознавших), такаЯ и сякая, нехорошая, ухаживала теперь за агэшни-
ком, за погубленным писателем С такаЯ вот кающаясЯ мамочка! Добрая,
большая, чуток громоздкая. Я не без удовольствиЯ подключилсЯ к ее бор-
щам. Она даже за иголку с ниткой бралась: штопала мое дырье. (До ботинок
