Помню одного молодого парня, который прокатился на остров Мэн и
вернулся с такими рассказами о своих приключениях среди чернокожих и удавов,
что я мучился от зависти к человеку, пережившему такие волнующие
истории[13]. Я неплохо знал правописание и арифметику, но о географии имел
самые смутные представления. Поэтому я толком не разбирался, где находится
остров Мэн, но решил при первой возможности съездить туда и поглядеть на
чудеса, о которых рассказывал парень.
Хотя это было для меня сложным предприятием, но я не терял надежды, что
мне удастся его осуществить. В особых случаях из нашего поселка на остров
Мэн ходила шхуна, и я рассчитывал как-нибудь совершить на ней это трудное
плавание. Это могло оказаться нелегким делом, но я решил сделать все, что
возможно. Я догадался завязать приятельские отношения с некоторыми матросами
шхуны и просил их взять меня с собой, когда они пойдут в очередной рейс.
Пока я терпеливо дожидался этой возможности, произошел случай, который
заставил меня принять новое решение и окончательно вытеснил из моей головы и
шхуну и трехногий остров[14].
Милях в пяти от нашего поселка, на берегу той же бухты, как вы знаете,
находится большой город -- настоящий морской порт, куда заходят большие
корабли -- крупные трехмачтовые суда, плавающие во все части света с
большими грузами.
В один прекрасный день мне посчастливилось отправиться в город вместе с
дядиным батраком, который вез на продажу овощи и молоко. Меня послали в
качестве помощника присматривать за лошадью, пока он будет заниматься
распродажей продуктов.
Наша тележка случайно проезжала мимо пристани, и я получил прекрасную
возможность увидеть громадные суда, стоявшие вдоль набережной, и
полюбоваться их высокими, стройными мачтами и изящной оснасткой.
Мы остановились около одного корабля, который мне особенно понравился.
Он был больше всех соседних судов, и его красиво суживающиеся кверху мачты
поднимались на несколько футов выше остальных. Но не величина и изящные
пропорции так сильно привлекли мое внимание, хотя я сразу залюбовался ими.
Самым интересным для меня было то, что кораблю предстояло скорое отплытие --
на следующий день. Я узнал это, прочитав на большой, прикрепленной на видном
месте доске следующее объявление:
"И Н К А"
ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПЕРУ
ЗАВТРА
Сердце мое забилось, как перед ужасной опасностью, но истинной причиной
этого волнения была безумная мысль, возникшая в моем мозгу тут же, как
только я прочел короткую, волнующую надпись.
Почему бы мне не отправиться в Перу завтра?
Почему бы и нет?
Но тут передо мной встали большие препятствия. Их было много, это я
хорошо знал. Во-первых, дядюшкин батрак, который находится рядом, обязан
привезти меня домой.
Само собой разумеется, нечего и думать просить у него разрешения
съездить в Перу.
Во-вторых, надо было, чтобы меня согласились взять с собой моряки. Я
был не настолько наивен, чтобы не подумать о громадной сумме денег, которая
понадобится для оплаты длительного путешествия в Перу или в любую другую
часть света. А без денег не возьмут на борт и маленького мальчика.
У меня не было денег, даже чтобы заплатить за проезд на пароме. Вот
первая трудность, с которой я столкнулся. Как же мне попасть в число
пассажиров?..
Мысли мои неслись, как молнии. Не прошло и десяти минут, в течение
которых я разглядывал красавец корабль, и такие препятствия, как отсутствие
денег на проезд и находившийся тут же работник с фермы, улетучились из моей
головы. И с полной уверенностью в своих силах я пришел к заключению, что
непременно отправлюсь в Перу завтра.
В какой части света лежит Перу, я знал не больше, чем луна в небе,--
даже меньше, потому что с луны в ясные ночи, должно быть, хорошо видно Перу.
В школе я учился только чтению, письму и арифметике. Последнюю я знал
неплохо; потому что наш школьный учитель был большой мастер по части счета и
очень гордился своими познаниями, которые передавал и своим ученикам. Это
был главный предмет в школе. Географией же он пренебрегал, почти вовсе не
преподавал ее, и я не знал, где находится Перу, хотя и слышал, что есть на
свете такая страна.
Матросы, приезжавшие на побывку, рассказывали о Перу, что это жаркая
страна и плавание до нее от Англии занимает шесть месяцев. Говорили, что эта
страна изобилует чудесными золотоносными жилами, чернокожими, змеями и
пальмами.
Этого для меня было достаточно. Именно о такой стране я и мечтал.
Словом, решено -- я еду в Перу на "Инке"!
Но следовало немедленно продумать план действий: где достать деньги на
проезд и как убежать из-под присмотра Джона, правившего тележкой.
Казалось бы, первое представляло собой более трудную задачу, но на
самом деле это было вовсе не так уж сложно,-- по крайней мере, я тогда так
предполагал.
У меня на этот счет были определенные соображения. Я много наслышался о
мальчиках, которые убегали в море, поступали на корабль юнгами и
впоследствии становились умелыми матросами. У меня было впечатление, что в
этом нет ничего трудного и что любой мальчик, достаточно рослый и проворный,
будет принят на корабль, если только захочет работать.
Я опасался только насчет своего роста, потому что был невысок, даже
ниже, чем мне полагалось по возрасту, хотя и отличался крепким сложением и
выносливостью. Не раз слышал я попреки и насмешки над тем, как я мал. Я
боялся поэтому, что меня, пожалуй, не возьмут в юнги. А я твердо решил
наняться на "Инку".
Относительно Джона у меня были серьезные опасения. Сперва я думал
просто удрать и предоставить ему возвратиться домой без меня. Но, подумав,
решил, что из этого ничего не выйдет. Джон утром вернется сюда с полдюжиной
работников, возможно даже с дядей, и меня начнут разыскивать. Весьма
вероятно, что они успеют прийти до отплытия "Инки", потому что корабли редко
уходят в море рано утром. Глашатай объявит на площади о моем побеге. Они
обойдут весь город, вероятно, обыщут судно, найдут меня, отдадут дяде и
отвезут домой, где, без всякого сомнения, меня жестоко высекут.
Я слишком хорошо изучил дядюшкин нрав, чтобы представить себе иной
конец моего побега. Нет, нет, нельзя, чтобы Джон с тележкой вернулся домой
без меня!
Небольшое размышление окончательно убедило меня во всем этом и в то же
время помогло составить лучший план. Новым моим решением было отправиться
домой вместе с Джоном, а бежать уже прямо из дому.
Стараясь ничем не выдать своих намерений и ни в коем случае не вызвать
подозрений Джона, я уселся в тележку и отправился назад в поселок.
Я приехал домой с таким видом, как будто ничего со мной не произошло с
тех пор, как утром я выехал в город.
-==Глава XV. Я УБЕГАЮ ИЗ ДОМУ==-
Мы приехали на ферму поздно, и весь остаток вечера я старался вести
себя так, как будто ничего особенного у меня в мыслях и не было.
Родственники и работники фермы и не догадывались о великом плане, таившемся
в моей груди,-- о плане, при мысли о котором сердце мое сжималось.
Были минуты, когда я начинал жалеть о принятом решении. Когда я глядел
на привычные лица домашних -- все-таки это была моя семья, другой ведь у
меня не было,-- когда я представлял себе, что, может быть, я их больше
никогда не увижу, когда я думал, что некоторые из них, может быть, будут
тосковать обо мне, когда я думал о том, как я их обманываю, строя тайные
планы, о которых они ничего не подозревают,-- словом, когда такие мысли
пробегали у меня в мозгу, я уже почти отказывался от своих намерений.
В минуты таких колебаний я готов был поверить свою тайну кому угодно.
И, без сомнения, если бы кто-нибудь посоветовал мне остаться дома, я бы
остался тогда, хотя в конце концов, раньше или позже, моя своенравная натура
и любовь к воде все равно снова увлекли бы меня в море.
Вам кажется странным, что я не обратился за советом к старому другу,
Гарри Блю? Ах, именно это и следовало бы сделать, если бы Гарри был
поблизости, но несколько месяцев назад ему надоело работать лодочником, он
продал свою лодку и поступил рядовым матросом во флот. Если бы Гарри
оставался по-прежнему здесь, быть может, меня не так тянуло бы в море. Но с
тех пор как он уехал, мне каждый день и час хотелось последовать его
примеру. Каждый раз, когда я смотрел на море, меня страшно тянуло уйти в
плавание. Чувство это трудно объяснить. Заключенный в тюрьме не испытывает
такого настойчивого желания выйти на свободу и не глядит через прутья
решетки с такой тоской, с какой я глядел на морскую синеву и стремился уйти
далеко-далеко, за дальние моря.
У меня не было никого, с кем я мог бы поделиться своей тайной. На ферме
жил один молодой работник, которому я доверял. Он мне очень нравился, и,
кажется, я тоже пришелся ему по душе. Двадцать раз пытался я рассказать ему
о своем плане, но слова застревали у меня в горле. Я не опасался, что он
сразу выдаст мой план бегства, но боялся, что он начнет меня отговаривать и,
если я все же останусь при своем убеждении, он меня выдаст. Не было смысла
поэтому советоваться с ним, и я так ничего ему и не сказал. Я поужинал и лег
спать, как обычно. Вы думаете, что ночью я встал и бежал из дому? Как бы не
так! Я лежал в постели до утра. Спал я очень мало. Мысль о побеге не давала
мне заснуть, а когда я забывался сном, то видел большие корабли, волнующееся
море, видел, как я лезу на высокую мачту и травлю[15] черные, просмоленные
канаты, пока у меня не появляются волдыри на ладонях.
Сначала я предполагал убежать ночью, что легко можно было сделать, не
разбудив никого. У нас в поселке не было воров, и двери на ночь закрывались
только на задвижку.
Дверь дядиного дома по случаю жаркого, летнего времени и вовсе
оставалась открытой настежь. Я мог бы ускользнуть из дому, даже не скрипнув
дверью.
Но, несмотря на юный возраст, я обладал способностью рассуждать
логично. Я сообразил, что рано утром меня хватятся на ферме и начнут искать.
Кто-нибудь из моих преследователей уж наверно доберется до порта и найдет
меня там. С таким же успехом я мог бы убежать от Джона, когда мы стояли в
гавани. Кроме того, до города пять или шесть миль -- я пройду их самое
большее за два часа. Я приду слишком рано, люди на судне еще не возьмутся за
работу, а капитан будет в постели, и я не сумею поговорить с ним и
попроситься добровольцем к нему на службу.
По этим соображениям я остался дома до утра и нетерпеливо ждал
заветного часа.
Я позавтракал вместе со всеми. Кто-то заметил, что я очень бледен и "не
в себе". Джон приписал это тому, что я вчера провел целый день на солнце, и
это объяснение удовлетворило всех.
Я боялся получить какое-нибудь задание после завтрака -- скажем,
править лошадью, от чего нелегко было избавиться. Вместе со мной могли
поставить на работу еще кого-нибудь, и мое отсутствие сразу было бы
замечено. К счастью, в этот день для меня не нашлось никакой работы и я не
получил никаких распоряжений.
Воспользовавшись этим, я взял игрушечный кораблик, который так забавлял
меня в часы досуга. У других мальчиков тоже были шлюпы, шхуны и бриги, и мы
часто устраивали гонки на пруду в парке. Была суббота, а в субботу в школе
не занимались. И я знал, что мальчики отправятся к пруду сейчас же после
завтрака, если не раньше. Не было ничего подозрительного в том, что, бережно
обняв свой кораблик, я прошел через двор фермы и зашагал по направлению к
пруду, где, как я и предполагал, мои товарищи уже занимались своими
