кораблями, которые носились под всеми парусами.
"Что-то будет,-- думал я,-- если я им сейчас все расскажу? Какой
поднимется шум!"
Мальчики встретили меня радостно. Я был занят на ферме по целым дням,
довольно редко с ними виделся и еще реже принимал участие в их играх.
Как только игрушечный флот закончил свой первый рейс через пруд --
маленькое состязание, в котором мой шлюп оказался победителем,-- я
распрощался с товарищами и, взяв кораблик под мышку, зашагал дальше.
Они очень удивились, что я так неожиданно покидаю их, но я нашел
какое-то объяснение, которое их вполне удовлетворило.
Я перелез через стену парка и еще раз поглядел издали на друзей моего
детства. Слезы выступили у меня на глазах: я знал, что оставляю их навсегда.
Я обогнул крадучись стену и скоро добрался до проезжей дороги, которая
вела в город. Но я не пошел по ней, а пересек ее и углубился в поля на
другой стороне дороги. Я это сделал затем, чтобы попасть под прикрытие леса,
который на порядочном расстоянии тянулся вдоль дороги. Я намеревался, пока
возможно, идти лесом, зная, что, останься я на дороге, я могу встретить там
односельчан, которые расскажут, что видели меня, и направят погоню в нужном
направлении. Я не знал, в котором часу уходит "Инка", и это меня сильно
беспокоило. Если я приду слишком рано, меня могут еще поймать и вернуть. С
другой стороны, явись я слишком поздно, корабль уйдет -- и это меня страшило
больше, чем перспектива быть высеченным за попытку к бегству.
Именно эта мысль мучила меня все утро и продолжала мучить и дальше,
потому что мне и в голову не приходило, что есть еще одна опасность:
получить отказ и не быть принятым на корабль. Я даже забыл, что мал ростом.
Величие моих замыслов возвысило меня в собственных глазах до размеров
взрослого человека.
Я дошел до леса, пробрался через него из конца в конец, и никто меня не
заметил. Я не встретил ни лесничего, ни сторожей.
Выйдя из-под защиты деревьев, я пошел полем, но теперь я уже был так
далеко от поселка, что мне не грозила опасность встретить знакомых. Я
старался не терять из виду море, так как знал, что дорога все время идет
вдоль берега, и я шел вдоль дороги.
Наконец вдали показались высокие шпили города -- значит, я шел
правильно.
Я перебирался через канавы и ручьи, перелезал через изгороди, топтал
чужие огороды и в конце концов достиг городских предместий. Не отдохнув, я
двинулся дальше и разыскал улицу, которая вела к пристани. За крышами домов
виднелись мачты. Сердце мое забилось, когда я поглядел на самую высокую их
них, с вымпелом, гордо реявшим по ветру.
Не спуская глаз с вымпела, я торопливо пробежал по широким сходням,
взобрался по трапу[16] и через секунд стоял на палубе "Инки".
-==Глава XVI. "ИНКА" И ЕЕ ЭКИПАЖ==-
Я подошел к главному люку, где пятеро или шестеро матросов возились
около ящиков и бочек. Они грузили судно и с помощью талей[17] спускали ящики
и бочки в трюм. На матросах были фуфайки с засученными рукавами и широкие
холщовые штаны, выпачканные жиром и смолой. Один из них был в синей куртке и
таких же штанах, и я принял его за помощника капитана. Я был глубоко уверен,
что капитан такого большого корабля -- великий человек и, конечно, одет с
ослепительной роскошью.
Человек в синей куртке отдавал распоряжения, которые, как я заметил, не
всегда исполнялись беспрекословно. Часто слышались возражения и поднимался
гомон -- несколько голосов спорили о том, как лучше сделать.
На борту военного корабля дело обстоит совсем по-другому: там приказы
офицера исполняются без возражений и замечаний. На торговых судах не так:
распоряжения помощника капитана часто принимаются не как приказания, а как
советы, и команда выполняет их, как считает нужным. Конечно, это не всегда
так, многое зависит от характера помощника. Но на борту "Инки" строгой
дисциплины, по-видимому, не было. Крики, визг блоков, грохот ящиков и скрип
тачек на сходнях смешивались в одно целое и создавали невероятный шум.
Никогда в жизни я не слыхал такого шума и несколько минут стоял совершенно
оглушенный и растерянный.
Наконец наступило временное затишье: спускали в трюм огромную бочку и
бережно устанавливали ее на место.
Один из матросов случайно заметил меня. Он насмешливо прищурился и
крикнул:
-- Эй, коротышка! Что тебе-то тут нужно? Грузишься на наш корабль, а?
-- Нет,-- отозвался другой,-- видишь, он сам капитан -- у него
собственный корабль!
Это замечание относилось к моему суденышку. Я принес его с собой и
держал в руках.
-- Эй, на шхуне! -- заорал третий.-- Куда держите? Грянул взрыв хохота.
Теперь уже все заметили мое присутствие и разглядывали меня с оскорбительным
любопытством.
Я стоял и молчал, ошеломленный встречей, которую мне устроили эти
"морские волки". Тут помощник подошел ко мне и более серьезным тоном
спросил, что я делаю на борту.
Я сказал, что хочу увидеться с капитаном. Я был в полной уверенности,
что где-то здесь есть капитан и что с ним-то и следует говорить о таком
важном деле.
-- Увидеться с капитаном? -- повторил мой собеседник.-- Какое у тебя
дело к капитану, мальчуган? Я -- помощник. Может быть, этого достаточно?
Секунду я колебался, но затем подумал, что раз передо мной стоит
помощник капитана, то лучше сразу же объявить ему о моих намерениях. И я
ответил:
-- Я хочу быть матросом!
Полагаю, что громче им никогда не приходилось хохотать. Поднялся
настоящий рев, к которому и помощник присоединился от всего сердца.
Среди оглушительного хохота я услышал несколько весьма унизительных для
меня замечаний.
-- Гляди, гляди, Билл,-- кричал один из них, обращаясь к кому-то в
стороне,-- гляди, паренек хочет быть матросом! Лопни мои глаза! Ах ты,
сморчок в два вершка от горшка, да у тебя силенок не хватит закрепить
снасть! Матро-о-ос! Лопни мои глаза!
-- А мать твоя знает, куда тебя занесло? -- осведомился другой.
-- Клянусь, что нет,-- ответил за меня третий,-- и отец тоже не знает.
Ручаюсь, парень сбежал из дому... Ведь ты смылся потихоньку, а, малыш?
-- Послушай, мальчуган,--сказал помощник,--вот тебе совет: вернись к
своей мамаше, передай почтенной старушке привет от меня и скажи ей, чтобы
она привязала тебя к ножке стула тесемкой от нижней юбки и держала так
годиков пять -- шесть, пока ты не вырастешь.
Этот совет породил новый взрыв хохота.
Я чувствовал себя униженным всеми этими грубыми шутками и не знал, что
ответить. В полной растерянности я выдавил из себя, заикаясь:
-- У меня... нет матери...
Суровые лица моряков смягчились. Раздались даже сочувственные
замечания, но помощник продолжал все так же насмешливо:
-- Ну, тогда отправляйся к отцу и скажи ему, чтобы он задал тебе
хорошую трепку.
-- У меня нет отца!
-- Бедняга, он, значит, сирота! -- жалостливо сказал один из матросов.
-- Нет отца...-- продолжал помощник, который казался мне бесчувственным
зверем.-- Тогда отправляйся к бабушке, дяде, тетке или куда хочешь, но чтобы
тебя здесь не было, а не то я подвешу тебя к мачте и угощу ремнем. Марш!
Понял?
По-видимому, этот зверь не шутил. Смертельно напуганный угрозой, я
отступил, повинуясь приказанию.
Я дошел до трапа и собирался уже сойти по сходням, как вдруг увидел
человека, который шел навстречу мне с берега. На нем были черный сюртук и
касторовая[18] шляпа. Он был похож на купца или другого горожанина, но
что-то во взгляде его подсказало мне, что это моряк. У него было обветренное
лицо и в глазах выражение, характерное для людей, проводящих жизнь на море.
И брюки из синей морской ткани придавали ему совсем не сухопутный вид. Мне
пришло в голову, что это и есть капитан.
Я недолго оставался в сомнении. Пройдя трап, незнакомец вошел на
палубу, как хозяин. Я услышал, как он на ходу бросал приказания тоном, не
допускающим возражений.
Он не остановился на палубе, а решительно направился к шканцам[19].
Мне показалось, что я могу еще добиться своего, если обращусь
непосредственно к капитану. Без колебаний я повернулся и последовал за ним.
Мне удалось проскочить мимо помощника и матросов, которые пытались
перехватить меня на бегу, и я настиг капитана у самых дверей его каюты.
Я ухватил его за полу.
Он удивленно обернулся и спросил, что мне нужно.
В нескольких словах я изложил свою просьбу. Единственным ответом мне
был смех. Потом, обернувшись, он крикнул одному из матросов:
-- Эй, Уотерс! Возьми карапуза на плечи и доставь на берег. Ха-ха-ха!
Не сказав больше ни слова, он спустился по трапу и исчез.
Объятый глубокой горестью, я почувствовал только, как крепкие руки
Уотерса подняли меня, пронесли по сходням, потом по набережной и опустили на
мостовую.
-- Ну-ну, рыбешка! -- сказал мне матрос.-- Послушай Джека Уотерса --
держись до поры до времени подальше от соленой воды, чтобы акулы тебя не
съели!
Помолчав и подумав немного, он спросил:
-- Ты сиротка, малыш? Ни отца, ни матери?
-- Да,-- ответил я.
-- Жаль! Я тоже был сиротой. Хорошо, что ты так рано потянулся в море,
это чего-нибудь да стоит. Будь я капитан, я бы взял тебя. Но я, понимаешь,
только рядовой матрос и ни черта не могу тебе помочь. Но я приду сюда опять,
а ты к тому времени, пожалуй, будешь маленько покрупнее. Вот возьми эту
штуку на память и вспомни обо мне, когда мы опять ошвартуемся в гавани, и,
кто знает, может быть, я выхлопочу тебе койку... А теперь -- до свиданья!
Иди домой, будь хорошим парнем и оставайся на суше до тех пор, пока не
вырастешь.
Проговорив это, добродушный матрос протянул мне свой нож, повернулся и
отправился обратно, а я остался один на набережной.
Пораженный таким неожиданно хорошим отношением, я смотрел ему вслед,
пока он не скрылся за фальшбортом[20]. Машинально положив нож в карман, я
некоторое время стоял, не двигаясь с места.
-==Глава XVII. НЕ ВЫШЕЛ РОСТОМ!==-
Размышления мои были не из приятных. Никогда еще в жизни я не был так
огорошен. Разлетелись в дым все мои мечты о том, как я буду брать рифы на
парусах, как увижу чужие страны. Все мои планы окончательно рухнули.
Я чувствовал себя униженным и опозоренным. Мне казалось, что все
прохожие знают, что случилось и в каком жалком положении я нахожусь. На
палубе, у борта, я видел ухмыляющиеся лица матросов. Некоторые громко
смеялись. Я не мог этого вынести и без оглядки побежал прочь. На набережной
лежали мешки с товарами, стояли большие бочки и ящики. Они не были собраны
вместе, а разбросаны повсюду, и между ними образовались проходы.
Я залез в один из таких проходов, где меня никто не мог увидеть и где я
сам не мог видеть никого. Там я почувствовал себя так, как будто избавился
от какой-то опасности,-- так отрадно убежать от насмешек, даже если их не
заслуживаешь.
Среди ящиков был один небольшой, подходящий для сидения. Я уселся на
него и стал размышлять.
Что мне делать? Отбросить все мечты о море и вернуться на ферму, к
ворчливому, старому дяде?
Вы скажете, что это было бы самым разумным и естественным в моем
положении. Может быть, вы и правы, но мне такой выход в голову не приходил.
Вернее, я решительно отбросил его, как только он пришел мне в голову.
"Нет,-- говорил я себе,-- я еще не побежден; я не отступлю, как трус.
Сделал один шаг -- сделаю и второй. Что в том, что меня не хотят брать на
это большое, важное судно? В порту стоят другие суда -- десятки других! На
