рассуждать спокойно.
Трудно описать, что испытывает человек, внезапно вырванный из объятий
смерти. Избежать опасности -- совсем другое дело, потому что в редких
случаях в опасности отсутствует хотя бы маленькая надежда на благополучный
исход. Но здесь, после того как смерть казалась неизбежной, переход от
отчаяния к радости, к безбрежному счастью бывает так резок, что доводит до
потрясения. Люди иногда умирают или сходят с ума от счастья.
Но я не умер, не сошел с ума, хотя, глядя со стороны на мое поведение,
после того как я вскрыл ящик с галетами, можно было предположить, что я
сумасшедший.
Первое, что привело меня в чувство, было открытие, что вода бьет из
бочки сильной струей. Отверстие оказалось открытым. Это сильно огорчило
меня, даже внушило ужас. Я не знал, давно ли уходит вода,-- шум морских волн
заглушал все другие звуки, а тем временем вода, возможно, лилась на пол и
уходила под доски. Может быть, это началось с тех пор, как я в последний раз
пил. Не помню, заткнул ли я тогда отверстие тряпкой,-- уж очень я
волновался. Вероятно, потеряно попусту уже порядочно воды. Меня снова
охватило беспокойство.
Еще час назад я не очень испугался бы такой потери. Я был уверен, что
воды хватит на все время, пока не иссякнет пища, то есть пока я буду жив. Но
теперь я думал по-другому: теперь сроки моей жизни удлинились. Возможно, мне
придется пить из этой бочки несколько месяцев и при этом оставаться
замурованным. Каждая капля жидкости будет дорога. Если случится, что вода
иссякнет до того, как корабль войдет в порт, то мне снова будет угрожать
смерть от жажды. Понятно, почему я так испугался, увидев, что вода вытекает.
Я моментально заткнул отверстие пальцем, затем тряпкой. Потом я снова взялся
за изготовление настоящей деревянной втулки.
Без особого труда я отколол от крышки ящика подходящую щепку. Мягкий
материал поддался острому лезвию моего ножа и скоро превратился в коническую
втулку, которая точно подошла к размерам отверстия.
Славный моряк! Как я благословлял тебя за твой подарок!
Я бранил себя за небрежность и жалел, что пробил отверстие так низко. В
свое время, однако, это было понятно: я заботился только о том, как бы
скорее утолить жажду.
Хорошо, что я вовремя заметил этот фонтан воды. Если бы бочка
опорожнилась до уровня отверстия, остатка хватило бы на неделю, не больше.
Как ни старался я установить размеры утечки, я ничего не мог придумать.
Я стучал по бочке ножом, думая догадаться по звуку, много ли осталось воды.
Но потрескивание шпангоутов и шум волн сильно мешали мне. Звук был гулкий, а
это означало большую потерю. Такое предположение было далеко не из приятных.
Чувство тревоги все росло. К счастью, отверстие было маленькое, не больше
пальца, которым я его затыкал. Только за большой промежуток времени при
такой тоненькой струе могло уйти много воды. Я тщетно старался припомнить,
когда в последний раз пил, но напрасно.
Долго я раздумывал, изобретая метод, которым легче всего можно
определить оставшееся в бочке количество воды. Я слышал, что пивовары,
бондари и таможенные надзиратели в доках определяют количество жидкости в
бочке, не прибегая к измерениям, но не знал, как это делается, и очень жалел
об этом.
У меня был план, и план неплохой, но не было подходящего инструмента. Я
знал, что уровень воды в бочке можно определить, если ввести в нее трубку
или кишку.
Будь у меня хоть какой-нибудь шланг, я бы вставил его в отверстие и
таким образом определил высоту воды в бочке,
Но где достать шланг или кишку? Конечно, я не мог раздобыть ничего
подобного, и от этой идеи пришлось отказаться.
Тут я придумал новый план и немедленно приступил к его осуществлению. Я
даже удивился, как не додумался до него раньше,-- до того он был прост.
Следовало ни больше ни меньше, как проделать другую дыру повыше, потом еще
одну... и так далее, пока вода не перестанет течь. Самая верхняя дыра
покажет мне уровень жидкости. Таким образом я узнаю то, что мне нужно.
Если первая дыра придется слишком низко, я заткну ее втулкой и с
остальными буду поступать так же.
Конечно, предстояло основательно поработать, но другого выхода не было.
Кстати, работа меня развлечет, и я не буду тосковать, сидя без дела в
темноте. Я уже готов был приступить к работе, когда мне пришло в голову
просверлить сначала отверстие в другой бочке, стоявшей в конце моей
крошечной каморки. Если и вторая тоже окажется с водой, то я могу
успокоиться -- двух таких бочек хватит на самое длинное путешествие.
Без промедления я повернулся ко второй бочке и стал просверливать в ней
отверстие. Я не волновался, как раньше, потому что жизнь моя не так уж
зависела от результата этой работы. И все же я был сильно разочарован, когда
из нового отверстия брызнула не вода, а чистейшее бренди.
Снова я вернулся к первой бочке. Теперь мне необходимо было определить,
сколько в ней воды, потому что от этого зависело мое дальнейшее
существование.
Нащупав клепку в середине бочки, я поступил так же, как в первый раз.
Через час или около того последний тонкий слой дерева начал подаваться под
кончиком моего ножа. Я волновался сильно, но все-таки не так, как в первый
раз. Тогда это было делом жизни и смерти, притом немедленной смерти. Теперь
непосредственной опасности не было, но все же будущее оставалось туманным. Я
не мог не нервничать, не мог и удержаться от радостного восклицания, когда
по лезвию ножа полилась струйка воды. Я закупорил дырочку и стал сверлить
следующую клепку, повыше.
И эта клепка подалась через некоторое время, и я был вознагражден за
терпеливый труд тем, что пальцы мои снова стали мокрыми.
Еще выше -- тот же результат.
Еще выше -- здесь уже не было воды. Не важно: последняя дырка была на
самом верху бочки. В предыдущей дырочке еще была вода, следовательно,
уровень ее находился между двумя последними дырками. Значит, бочка наполнена
больше чем на три четверти. Слава Богу! Этого хватит на несколько месяцев.
Вполне удовлетворенный этим результатом, я уселся и съел галету с таким
удовольствием, словно это были черепаховый суп и оленье жаркое за столом у
лордмэра.
-==Глава XXVIII. ПЕРЕХОЖУ НА СТРОГИЙ РАЦИОН==-
Я был всем доволен, и ничто теперь не причиняло мне беспокойства.
Перспектива просидеть шесть месяцев взаперти, может быть, была бы неприятна
при других обстоятельствах, но теперь, испытав ужасный страх мучительной
смерти, я относился к ней спокойно. Я решил терпеливо перенести свое долгое
заключение.
Шесть месяцев предстояло мне провести в унылой тюрьме, шесть месяцев --
никак не меньше! Вряд ли меня освободят раньше, чем через полгода. Долгий
срок -- долгий и трудный даже для пленного или преступника, трудный даже в
светлой комнате с постелью, очагом и хорошо приготовленной пищей, в
ежедневной беседе с людьми, когда постоянно слышишь звуки человеческих
голосов. Даже при всех этих преимуществах находиться взаперти шесть месяцев
-- тяжелое испытание!
Насколько же мучительнее мое заключение -- в узкой норе, где я не могу
ни стоять в полный рост, ни лежать вытянувшись, где нет ни подстилки, ни
огня, ни света, где я дышу затхлым воздухом, валяюсь на жестких дубовых
досках, питаюсь хлебом и водой -- самой грубой пищей, которую только
способен есть человек! И так без малейших перемен, не слыша ничего, кроме
беспрестанного поскрипывания шпангоутов и монотонного плеска океанской
волны,-- шесть месяцев такого существования не могли, конечно, быть
радостной перспективой, способной утешить человека.
Но я не унывал. Я был так рад избавлению от смерти, что не заботился о
том, как буду жить в ближайшее время, хотя и предвидел, как измучит меня
тягостное заточение.
Я был преисполнен радости и веры в будущее. Не то чтобы я был
счастлив,-- нет, просто меня радовало количество имевшихся у меня средств к
существованию. Однако я решил точно измерить свои запасы пищи и питья, чтобы
определить, хватит ли их до конца путешествия. Надо было сделать это
безотлагательно.
До сих пор у меня не было никаких опасений на этот счет. Такой большой
ящик с галетами и такой неиссякаемый источник воды --да я их никогда не
истреблю! Так я думал сначала, но, немного поразмыслив, стал сомневаться.
Капля долбит камень, и самая большая цистерна с водой может истощиться за
длительный промежуток времени. А шесть месяцев -- это долгий срок: почти
двести дней. Очень долгий срок!
Чтобы положить конец всем сомнениям, я решил, как сказано выше,
измерить запасы еды и питья. Это явно было благоразумным поступком. Если еды
и питья вдоволь, я больше не стану сомневаться, а если, наоборот, окажется,
что их не так уж много, то надо будет принять единственную возможную меру
предосторожности и перейти на сокращенный рацион.
Когда я вспоминаю теперь все эти события, я поражаюсь, насколько
благоразумен я был в столь раннем возрасте. Удивительно, как осторожно и
предусмотрительно может вести себя ребенок, когда его поступками руководит
инстинкт самосохранения.
Я немедленно приступил к расчетам. Я положил на путешествие шесть
месяцев, то есть сто восемьдесят три дня. Неделю, которая прошла с момента
отплытия, я не принимал во внимание, так как боялся преуменьшить истинный
срок плавания. Но мог ли я быть уверенным, что за эти шесть месяцев корабль
придет в порт и будет разгружен? Мог ли я быть уверен относительно этих ста
восьмидесяти трех дней?
Нет, не мог. Я далеко не был уверен в этом. Я знал, что обычно
путешествие в Перу занимает шесть месяцев, но не знал, составляют ли эти
шесть месяцев среднюю продолжительность плавания или это кратчайший срок.
Ведь могут быть задержки в плавании из-за штилей в тропических широтах,
из-за бурь вблизи мыса Горн, знаменитого среди моряков неустойчивостью своих
ветров; могут встретиться и другие препятствия, и тогда путешествие
продлится дольше ожидаемого срока.
Полный таких опасений, я начал изучать свои запасы. Было нетрудно
определить, на сколько мне хватит пищи: для этого стоило лишь пересчитать
галеты и установить их количество. Судя по их величине, мне достаточно было
двух штук в день, хотя, конечно, от этого не растолстеешь. Даже одной в
день, даже меньше одной хватит, чтобы поддержать жизнь. Я решил есть как
можно меньше.
Скоро я узнал и точное количество галет. Ящик, по моим подсчетам, имел
около ярда в длину и два фута в ширину, а в вышину -- около одного фута. Это
был неглубокий ящик, поставленный боком. Зная точные размеры ящика, я мог бы
подсчитать галеты, не вынимая их оттуда. Каждая из них была диаметром
немного меньше шести дюймов, а толщиной в среднем в три четверти дюйма.
Таким образом, в ящике должно было находиться ровно тридцать две дюжины
галет.
Но, в сущности, перебрать галеты поштучно было для меня не работой, а
развлечением. Я вынул их из ящика и разложил дюжинами. Там действительно
оказалось тридцать две дюжины, но восьми штук не хватало. Однако я легко
догадался, куда делись эти восемь штук.
Тридцать две дюжины -- это триста восемьдесят четыре галеты. Я съел
восемь, значит, осталось ровно триста семьдесят шесть. Считая по две штуки в
день, этого хватит на сто восемьдесят восемь дней. Правда, сто восемьдесят
восемь дней -- это больше, чем шесть месяцев, но я не был уверен, что мы
проплаваем именно шесть месяцев, и поэтому пришел к выводу, что надо перейти
на сокращенный рацион и съедать меньше двух галет в день.
