чущие дождем. И на каждом дворе стынут под навесами мохнато-рыжие стога,
сочно жуют урожайный овес еще полнобедрые кони и в каждом амбаре шепчет-
ся рожь - горы темно-медных песчинок.
Гантман читает дневную почту и ему смешно почему-то до странности.
Почту всегда привозит один и тот же верховой-неизвестный, заморенный че-
ловек в черном прикащичьем картузе и валенках. Гантман знает только, что
человек этот - курьер уисполкома, а кобыла должна околеть от непрерывных
загонов...
Служебная записка.
1) Люди все в расходе. В наркоме я, Крутояров и курьер.
2) Есть районы похуже вашего: туда бросили много.
3) Нажмите на гужналог, учтите продзапасы: требует фронт.
4) На помощника и продотряд рассчитывайте не раньше месяца.
5) Телефон будет.
Подписано: Н. Быстров. Он-же - председатель укома, исполкома и чека.
... Долго, долго еще быть одному, как ягненку в западне волчьей...
Сумерки не успокоили ветра в звенящих его наскоках, и шумела река гу-
лом близкого бунта.
При свете поплевывавшей лампенки, странным гигантом вырос красноарме-
ец на плакате и с веселой улыбкой, казалось, бодро подмигивал Гантману.
Если бы, сойдя со стены, внезапно, винтовку поставив в угол, стал
плакать человеком, он бы сказал, наверно: "Крепись".
... Долго, долго еще быть одному, как ягненку в западне волчьей...
---------------
Уже перед ночью пришли мужики и сказали, что Игната Маркелова нет,
что скрипит замок на дверях его хаты, а ставни сбиты гвоздями, что на
дворе склонилась на бок телега и на ней два колеса. И нет ни Маркелова,
ни лошади его.
---------------
Когда Гантман вернулся домой, хозяева спали.
В кухне было тепло, пахло гвоздикой. В углу перед образом белел язы-
чок лампадки.
Хозяин, заспанный, жаркий, зябко потирая руки, вышел из спальной.
- Вот.
В руке его что-то заблестело ярко. Гантман вздрогнул.
- Что это?
- Пистолет-с... Забыли утречком.
Гантман нахмурился, опустил револьвер в карман. Хозяин стоял рядом и
все время потирал руки. Гантман шагнул к двери.
- Э-э... Тут в заполдник староста приходил, э... э... В подводы опять
требуется. А у меня, знаете, подбилась окончательно, с мельницы на об-
ратной дороге, да. Так вот, нельзя-ли ослобонить, в роде как?
Стариковские глаза заискивали.
- Ведь, у вас три лошади?
- Верно, три. А те там заночевали, на мельнице, да. Так можно, зна-
чит?
Гантман молчал.
На кухонном столе разлегся большой белой муфтой кот, а рядом - опро-
кинутая дном тарелка, и к белому кругу дна будто прирос золотой.
Гантман взял тарелку, поднес к глазам и усмехнулся: в кругу была зо-
лотая корона и надпись под ней: Pascevith.
---------------
VII.
Новая весна.
Девятнадцатого года весна пришла очередями у лавок, вспухшая тифом. И
никогда еще земля не была так похожа на человечьи лица.
... четверть...
... полфунта...
... золотники...
И пусть этот город был Энск, пусть мудрая математика упродкома в лице
товарища Крутоярова ухитрялась разделять золотники на тысячи ртов, раск-
рытых одинаково жадно; пусть в каждом доме, где любят еще белую булку и
цимус, этими золотниками сколачивали гроб совету депутатов, - была вес-
на. А по весне, когда ручьи играют в пятнашки, человек-прохожий всегда
остановится на углу и беспричинно улыбнется.
---------------
Во дворе казарм Русско-Орловского отряда солдаты красной гвардии про-
ходили строй.
Перед ротой в тридцать человек, заложив руки в карманы пунцовых гали-
фе, прохаживался помощник командира Егорюк. Он был пьян, глаза его рас-
ширялись неестественно.
Опустив губы злой усмешкой, Егорюк вдруг круто остановился перед ро-
той.
- Кузменко, скажи-ка мне номер своей винтовки.
Красногвардеец потоптался нерешительно и вздохнул, выкатив глаза.
- Стать, как по дисциплине! - выкрикнул фальцетом Егорюк. - Ну? Не
знаешь? А кто должен знать, ты, или моя тетка? Чем будешь поляка бить, в
три святителя твою...
Хотел сказать еще что-то, но покачнулся, махнул рукой.
- Мне все едино... плевать. Рр-азойтись!
Шеренги разомкнулись, двинулись. Егорюк, повернувшись спиной к роте,
закурил. Красногвардейцы подтягивали ремни. Почти у всех шинелишки были
рваные, до колен, на ногах "мериканки", обросшие грязью, или лапти с об-
мотками.
Некоторые, оправившись, пошли в казармы. Кузменко, скосив глаза на
командирские галифе, фыркнул тихо:
- Буду я тебе поляка бить... на! - И опустил руку к колену.
Засмеялись.
- С поляка штаны сбондим, сел на паровоз - и домой повез.
- Ха-ха!
- На хрена и воевать-то?
Егорюк побагровел.
- Кто это?.. Молчать!
Подавшись вперед, попал ногой в глинистую жижу и упал боком.
- Хм!.. Мне все едино... плевать. Рр-азойтись!
Красногвардейцы кинулись поднимать своего командира.
---------------
Вечерами пахла прелью земля. С черного неба падали крупные звезды,
словно ракеты. Едва зажигали фонари, как на главные улицы выходили шибе-
ра в клетчатых кепи, пыхтя дурно-пахнувшими сигарами. На углах собира-
лись кучки - безмолвные, безликие, разговаривали жестами, пожимали пле-
чами и расходились в ночь, ночью рожденные, чтобы через промежуток сой-
тись снова и снова говорить пальцем.
В домах, где были расквартированы красногвардейцы, из растворенных
окон ползли горластые песни, о покатившемся яблочке, отравившейся Мару-
се, и теплый ветер, подхватывая обрывки слов, нес их за город, на прос-
тор, где тишина сковала черные, пахучие поля.
Изредка, на взмыленных конях проносились серошинельные всадники, низ-
ко пригинаясь к луке, подсвистывая, щелкали плетками. И чуяли взмыленные
кони и знали отупелые от загонов всадники, что неслышная отсюда поступь
польско-петлюровских войск стирает последние границы, что семьдесят
верст можно пройти без всякого боя в три ночи, когда пахнет прелью зем-
ля.
---------------
В столовой тепло, яркий свет. У Маврикия Назарыча Лебядкина - заведы-
вающего экспедицией местной почты и хозяина квартиры - блестят на носу
очки, а на мизинце, подобно хрустальной горошине, искрится бриллиант.
Рядом с мадам Лебядкиной - всклокоченный, заспанный Егорюк. Пьют чай.
- Ах! - вздыхает мадам Лебядкина.
- Да! - подтверждают очки Маврикия Назарыча.
Егорюк звякает в стакане ложечкой, лениво покусывая сдобный сухарь, и
говорит, растягивая слова:
- Тяжеленько, знаете... Воюешь нынче невидимо с кем. Раньше знал:
германец - бей его в лоб! Подъем духа был.
Маврикий Назарыч, сняв очки, протирает их носовым платком.
- Поверите, господин Егорюк...
Тот морщится, поднимая ладонь над столом:
- Гражданин.
- Извините! Поверьте, что я никак не могу постичь происходящего,
смысл, так сказать, событий. Заварить форменную кашу, вызвать на бой ко-
го-о?.. Польшу... Польшу, не забудьте - страну очень культурную. А за-
чем, спрашивается?
Егорюк, борясь со сном, усиленно таращит глаза. Маврикий Назарыч,
разглаживая бородку, продолжает, понизив голос:
- Большевики выставили лозунг "долой войну": так зачем же воевать,
спрашивается, а? Вот вы гос... гражданин Егорюк, вы сами даже не знаете
точно - зачем? А кто пострадает? Мирные жители городов и деревень - осо-
бенно.
- Ужасно! - подает реплику мадам Лебядкина. - Четверть фунта хлеба...
Как же можно кушать, слушайте? За завтраком кусочек, за обедом кусочек
и... и... все?
Брови мадам вспорхнули птичками.
- Мудрено что-то вы говорите, - качает головой Егорюк. - Что в хлебе
нехватка - это факт, но, как я понимаю, за его большевики и идут. А неп-
равда какая есть - так при Николае ее бочками выкатывали.
В раскрытые окна плывет ветер, играя кружевом занавесей. Мадам Лебяд-
кина наливает себе чай.
- И потом эти... евреи, - закусывает губы Маврикий Назарыч. - Торга-
ши, в сущности, по природе. Иуда продал Христа, ныне - продают Россию за
навязчивую идею и лезут, лезут. Извините, господа, дайте вздохнуть, по-
жалуйста, избавьте!
Мадам Лебядкина сочувственно наклоняет голову. Глаза Егорюка тускне-
ют.
---------------
VIII.
Директива.
Однажды утром, после ротного учения, Егорюка вызвали в штаб отряда. В
комнате командира сидел политком над распластанной на столе картой. Хму-
ря брови, командир пытливо заглянул в глаза Егорюку.
- Пили?
Егорюк усмехнулся, держась рукой за спинку стула:
- Отчего же? Пить нужно. Зато - драться будем - кишки вон!
Политком поднял голову от карты.
- Мне донесли, что солдаты вашей роты занимаются грабежом у евреев:
это... правда?
На лице Егорюка дрогнул мускул.
- Кто донес?
- Это правда, мать вашу?.. - взревел политком. - Так же будете Рес-
публику защищать, как солдаты ваши мародерствуют?
- Насчет защиты, так у меня в грудях две пули шатаются, - глухо про-
говорил Егорюк, - вам очков надаю... А таких жидов бить нужно, потому -
мутят они революцию.
Повернулся и вышел.
В ротной канцелярии у себя на столе нашел пакет с надпиской в углу
конверта: "Срочно. Оперативное".
Разорвал сургучные печати и долго, внимательно, отгоняя хмель, читал:
"На основе директивы штаба войск красной гвардии юго-западного райо-
на, вверенному мне отряду предписано выступить. Во исполнение приказы-
ваю: командирам 1, 2, 3 рот, командиру гаубичной батареи в сорокавосьми-
часовой срок закончить пристрелку винтовок, орудий и пулеметов, срочно
затребовать провиант и дополнительное снаряжение, немедленно затребовать
подвижной состав, приступив к погрузке 15 марта. Ответственность за сво-
евременную погрузку и полный порядок возлагаю на помощника командира 2-й
роты т. Егорюка. О получении и принятых мерах донести".
---------------
IX.
Записи Николая Быстрова.
Николай Быстров - председатель укома, он же исполком и чека - с пер-
вых грозовых дней ведет запись великой революции.
В толстой книжке с шершавой бумагой ("Общая тетрадь уч.... класса"),
словно врач, пользующий больного, отмечает Быстров, может-быть, для ис-
тории, часы, дни и месяцы неведомой еще, кружащейся в бешеной свистоп-
ляске жизни родного края.
... Кабинет пуст. Только: широкий стол, два, мертвых сейчас, телефона
и пара одинаковых кожаных кресел, мягких, как пух.
На столе тетрадь раскрыта и на левой странице после кляксы помечено:
"7 марта.
Командир Русско-Орловского отряда говорил, что черносотенцы в своих
квартирах натравливают красногвардейцев на Советскую власть и евреев.
Что же делать: казарменные помещения разбиты в дым по вине немецких ок-
купантов, а денег нет.
Спросил, как кормят ребят - плохо, очень, говорит, плохо. Кроме того,
много босых. Все это - плюс мерзавцам и контр-революции. Относительно
черносотенной агитации приказал выяснить.
9 марта.
Вызвал Крутоярова. Обиделся. Мы, говорит, снабжаем из последних крох,
а что они, говорит, загоняют все на толкучке, то на это никаких наркомп-
родов не хватит.
Все же Крутояров - крутой упродкомиссар: посадил в подвал зав.
третьим распределителем. Уворовал четыре фунта хлеба. Это диктатура.
12 марта.
Сегодня проводил доклад о международном в 68 полку. Коряво. Это повс-
танческая масса и на всякую политику им начхать. Борьба с Петлюрой для
них - грабеж, а потом домой. Много и таких (выяснил по расспросам), что
желают Советскую власть, но без жидов. Оказывается, в отряде почти ника-
кой политпросветработы не ведется: большинство политкомов - офицерье,
остальные беспартийные.
15 марта.
По Базарной шла женщина, уронила кулек с огурцами. Мимо шел парень в
обмотках и башлыке, поднял три штуки, упрятал в карман. Я говорю, чтобы
отдал огурцы женщине, а он покрыл матом и добавил: "Молчи, жид. Скоро
вам амба". И это есть революция?
