шим психологическим взаимосвязям.
Однако в единичных случаях - за десять лет наблюдений у нас в прото-
колах всего три таких - разритуализация, дошедшая до наивысшего экстаза,
не поворачивает вспять; и тогда происходит событие, непоправимое и вле-
кущее чрезвычайно тяжелые последствия для дальнейшей жизни участников:
угрожающие и боевые позы обоих гусаков приобретают все более чистую фор-
му, возбуждение доходит до точки кипения, - и прежние друзья внезапно
хватают друг друга "за воротник" и ороговелым сгибом крыла обрушивают
град ударов, грохот которых разносится по округе. Такую смертельно
серьезную схватку слышно буквально за километр. Обычная драка двух гуса-
ков, которая разгорается из-за соперничества по поводу самки или места
под гнездо, редко длится больше нескольких секунд, а больше минуты - ни-
когда. В одной их трех схваток между бывшими партнерами по триумфальному
крику мы запротоколировали продолжительность боя в четверть часа, после
чего бросились к ним встревоженные шумом сражения. Ужасающая, ожесточен-
ная ярость таких схваток лишь в малой степени объясняется, пожалуй, тем
обстоятельством, что противники слишком хорошо знакомы и потому испыты-
вают друг перед другом меньше страха, чем перед чужаком. Чрезвычайная
ожесточенность супружеских ссор тоже черпается не только из этого источ-
ника. Мне кажется, что, скорее, в каждой настоящей любви спрятан такой
заряд латентной агрессии, замаскированной узами партнеров, что при раз-
рыве этих уз возникает тот отвратительный феномен, который мы называем
ненавистью. Нет любви без агрессии, но нет и ненависти без любви!
Победитель никогда не преследует побежденного, и мы ни разу не виде-
ли, чтобы между ними возникла вторая схватка. Наоборот, в дальнейшем эти
гусаки намеренно избегают друг друга; если гуси большим стадом пасутся
на болотистом лугу за оградой, они всегда находятся в диаметрально про-
тивоположных точках. Если они случайно - когда не заметят друг друга
вовремя - или в нашем эксперименте оказываются рядом, то демонстрируют,
пожалуй, самое достопримечательное поведение, какое мне приходилось ви-
деть у животных; трудно решиться описать его, рискуя попасть под подоз-
рение в необузданной фантазии. Гусаки - смущаются\ В подлинном смысле
этого слова! Они не в состоянии друг друга видеть, друг на друга посмот-
реть; у каждого взгляд беспокойно блуждает вокруг, колдовски притягива-
ется к объекту его любви и ненависти - и отскакивает, как отдергивается
палец от раскаленного металла.
А в добавление к тому оба беспрерывно через что-то перепрыгивают, оп-
равляют оперение, трясут клювом нечто несуществующее и т.д. Просто уйти
они тоже не в состоянии, ибо все, что может выглядеть бегством, запреще-
но древним заветом: "сохранять лицо" любой ценой. Поневоле становится
жалко их обоих; чувствуется, что ситуация чрезвычайно болезненная. Исс-
ледователь, занятый проблемами внутривидовой агрессии, много бы дал за
возможность посредством точного количественного анализа мотиваций уста-
новить пропорциональные соотношения, в которых первичная агрессия и ав-
тономное, обособившееся побуждение к триумфальному крику взаимодействуют
друг с другом в различных частных случаях такой церемонии. По-видимому,
мы постепенно приближаемся к решению этой задачи, но рассмотрение соот-
ветствующих исследований здесь увело бы нас слишком далеко.
Вместо того мы хотели бы еще раз окинуть взглядом все то, что узнали
из данной главы об агрессии и о своеобразных механизмах торможения, ко-
торые не только исключают какую бы то ни было борьбу между совершенно
определенными индивидами, постоянно связанными друг с другом, но и соз-
дают между ними особого рода союз. С примером такого союза мы подробнее
познакомились на триумфальном крике гусей. Затем мы хотим исследовать
отношения между союзом такого рода и другими механизмами социальной сов-
местной жизни, которые я описал в предыдущих главах. Когда я сейчас пе-
речитываю ради этого соответствующие главы, меня охватывает чувство бес-
силия: я сознаю, что мне не удалось воздать должное величию и важности
эволюционных процессов, о которых - мне кажется - я знаю, как они проис-
ходили, и которые я решился описать. Надо полагать, более или менее ода-
ренный речью ученый, который всю свою жизнь занимался какой-то материей,
должен бы быть в состоянии изложить результаты трудов своих таким обра-
зом, чтобы передать слушателю или читателю не только то, что он знает,
но и то, что он при этом чувствует. Мне остается лишь надеяться, что
чувство, которое я не сумел выразить в словах, повеет на читателя из
краткого изложения фактов, когда я воспользуюсь здесь подобающим мне
средством краткого научного резюме.
Как мы знаем из 8-й главы, существуют животные, которые полностью ли-
шены внутривидовой агрессии и всю жизнь держатся в прочно связанных ста-
ях. Можно было бы думать, что этим созданиям предначертано развитие пос-
тоянной дружбы и братского единения отдельных особей; но как раз у таких
мирных стадных животных ничего подобного не бывает никогда, их объедине-
ние всегда совершенно анонимно. Личные узы, персональную дружбу мы нахо-
дим только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессией, причем
эти узы тем прочнее, чем агрессивнее соответствующий вид. Едва ли есть
рыбы агрессивнее цихлид и птицы агрессивнее гусей. Общеизвестно, что
волк - самое агрессивное животное из всех млекопитающих ("bestia senza
pace" у Данте); он же - самый верный из всех друзей. Если животное в за-
висимости от времени года попеременно становится то территориальным и
агрессивным, то неагрессивным и общительным, - любая возможная для него
персональная связь ограничена периодом агрессивности.
Персональные узы возникли в ходе великого становления, вне всяких
сомнений, в тот момент, когда у агрессивных животных появилась необходи-
мость в совместной деятельности двух или более особей ради какой-то за-
дачи сохранения вида; вероятно, главным образом ради заботы о потомстве.
Несомненно, что личные узы и любовь во многих случаях возникли из внут-
ривидовой агрессии, в известных случаях это происходило путем ритуализа-
ции переориентированного нападения или угрозы. Поскольку возникшие таким
образом ритуалы связаны лично с партнером, и поскольку в дальнейшем,
превратившись в самостоятельные инстинктивные действия, они становятся
потребностью, - они превращают в насущную потребность и постоянное при-
сутствие партнера, а его самого - в "животное, эквивалентное дому".
Внутривидовая агрессия на миллионы лет старше личной дружбы и любви.
За время долгих эпох в истории Земли наверняка появлялись животные, иск-
лючительно свирепые и агрессивные. Почти все рептилии, каких мы знаем
сегодня, именно таковы, и трудно предположить, что в древности это было
иначе. Однако личные узы мы знаем только у костистых рыб, у птиц и у
млекопитающих, т.е. у групп, ни одна их которых не известна до позднего
мезозоя. Так что внутривидовой агрессии без ее контр-партнера, без люб-
ви, бывает сколько угодно; но любви без агрессии не бывает.
Ненависть, уродливую младшую сестру любви, необходимо четко отделять
от внутривидовой агрессии. В отличие от обычной агрессии она бывает нап-
равлена на индивида, в точности как и любовь, и по-видимому любовь явля-
ется предпосылкой ее появления: по-настоящему ненавидеть можно, наверно,
лишь то, что когда-то любил, и все еще любишь, хоть и отрицаешь это.
Пожалуй, излишне указывать на аналогии между описанным выше соци-
альным поведением некоторых животных - прежде всего диких гусей - и че-
ловека. Все прописные истины наших пословиц кажутся в той же мере подхо-
дящими и для этих птиц. Будучи эволюционистами и дарвинистами с колыбе-
ли, мы можем и должны извлечь из этого важные выводы. Прежде всего мы
знаем, что самыми последними общими предками птиц и млекопитающих были
примитивные рептилии позднего девона и начала каменноугольного периода,
которые наверняка не обладали высокоразвитой общественной жизнью и вряд
ли были умнее лягушек. Отсюда следует, что подобия социального поведения
у серых гусей и у человека не могут быть унаследованы об общих предков;
они не "гомологичны", а возникли - это не подлежит сомнению - за счет
так называемого конвергентного приспособления. И так же несомненно, что
их существование не случайно; вероятность - точнее, невероятность - та-
кого совпадения можно вычислить, но она выразилась бы астрономическим
числом нулей.
Если в высшей степени сложные нормы поведения - как, например, влюб-
ленность, дружба, иерархические устремления, ревность, скорбь и т.д. и
т.д. - у серых гусей и у человека не только похожи, но и просто-таки со-
вершенно одинаковы до забавных мелочей - это говорит нам наверняка, что
каждый такой инстинкт выполняет какую-то совершенно определенную роль в
сохранении вида, и притом такую, которая у гусей и у людей почти или со-
вершенно одинакова. Поведенческие совпадения могут возникнуть только
так.
Как подлинные естествоиспытатели, не верящие в "безошибочные инстинк-
ты" и прочие чудеса, мы считаем самоочевидным, что каждый такой поведен-
ческий акт является функцией соответствующей специальной телесной струк-
туры, состоящей из нервной системы, органов чувств и т.д.; иными словами
- функцией структуры, возникшей в организме под давлением отбора. Если
мы - с помощью какой-нибудь электронной или просто мысленной модели -
попытаемся представить себе, какую сложность должен иметь физиологичес-
кий аппарат такого рода, чтобы произвести хотя бы, к примеру, социальное
поведение триумфального крика, то с изумлением обнаружим, что такие изу-
мительные органы, как глаз или ухо, кажутся чем-то совсем простеньким в
сравнении с этим аппаратом.
Чем сложнее и специализированное два органа, аналогично устроенных и
выполняющих одну и ту же функцию, тем больше у нас оснований объединить
их общим, функционально определенным понятием - и обозначить одним и тем
же названием, хотя их эволюционное происхождение совершенно различно.
Если, скажем, каракатицы или головоногие, с одной стороны, и позвоноч-
ные, с другой, независимо друг от друга изобрели глаза, которые построе-
ны по одному и тому принципу линзовой камеры и в обоих случаях состоят
из одних и тех же конструктивных элементов - линза, диафрагма, стекло-
видное тело и сетчатка, - то нет никаких разумных доводов против того,
чтобы оба органа - у каракатиц и у позвоночных - называть глазами, безо
всяких кавычек. С таким же правом мы можем это себе позволить и в отно-
шении элементов социального поведения высших животных, которое как мини-
мум по многим признакам аналогично поведению человека.
Высокомерным умникам сказанное в этой главе должно послужить серьез-
ным предупреждением. У животного, даже не принадлежащего к привилегиро-
ванному классу млекопитающих, исследование обнаруживает механизм поведе-
ния, который соединяет определенных индивидов на всю жизнь и превращает-
ся в сильнейший мотив, определяющий все поступки, который пересиливает
все "животные" инстинкты - голод, сексуальность, агрессию и страх - и
создает общественные отношения в формах, характерных для данного вида.
Такой союз по всем пунктам аналогичен тем отношениям, какие у нас, у лю-
дей, складываются на основе любви и дружбы в их самом чистом и благород-
ном проявлении.
12. ПРОПОВЕДЬ СМИРЕНИЯ
Рубанок не проходит здесь -
В доске сучки торчат везде -
Твоя то спесь.
И ты всегда-всегда
Гарцуешь у нее в узде.
Христиан Моргенштерн
Все, что содержится в предыдущих одиннадцати главах, - это научное
естествознание. Приведенные факты достаточно проверены, насколько это
вообще можно утверждать в отношении результатов такой молодой науки, как
