раться, - а если таких нет, то, увы, и на птиц других видов; к великому
огорчению владельцев зоопарков, которым приходится лишать этих красавцев
возможности летать и попарно изолировать их. Самка египетского гуся сле-
дит за всеми схватками своего супруга с интересом профессионального ре-
фери, но никогда не помогает ему, как иногда делают серые гусыни и всег-
да - самки цихлид. Более того - она всегда готова с развернутыми знаме-
нами перейти к победителю, если ее супругу придется потерпеть поражение.
Такое поведение должно значительно влиять на половой отбор, поскольку
здесь Премия Отбора назначается за максимальную боеспособность и боего-
товность самца. И это снова наталкивает на мысль, которая уже занимала
нас в конце 3-й главы. Может быть, даже весьма вероятно, что эта драчли-
вость египетских гусей, которая кажется наблюдателю прямо-таки сумасшед-
шей, является следствием внутривидового отбора и вообще не так уж важна
для сохранения вида. Такая возможность должна нас беспокоить, потому что
- как мы увидим в дальнейшем - подобные соображения касаются и эволюци-
онного развития инстинкта агрессии у человека.
Кстати, египетский гусь принадлежит к тем немногим видам, у которых
тирумфальный крик в его функции церемонии умиротворения может не срабо-
тать. Если две пары разделить прозрачной, но непреодолимой сеткой, то
они ярятся друг на друга через нее, все больше входят в раж, - и не так
уж редко бывает, что вдруг, как по команде, супруги каждой пары обраща-
ются друг к другу и затевают свирепую драку. Почти наверняка того же
можно добиться и в том случае, если посадить в загон к паре "мальчика
для битья" того же вида, а затем, когда избиение будет в разгаре, по
возможности незаметно убрать его.
Тут пара поначалу впадает в подлинный экстаз триумфального крика, ко-
торый становится все более и более буйным, все меньше отличается от не-
ритуализованной угрозы, - а затем, вдруг, влюбленные супруги хватают
друг друга за шиворот и молотят по всем правилам, что обычно заканчива-
ется победой самца, поскольку он заметно крупнее и сильнее самки. Но я
никогда не слышал, чтобы накопление нерастраченной агрессии из-за долго-
го отсутствия "злого соседа" привело у них к убийству супруга, как это
бывает у некоторых цихлид.
Тем не менее, и у египетских гусей, и у видов Тааогпа наибольшее зна-
чение триумфальный крик имеет в функции громоотвода. Он нужен прежде
всего там, где надвигается гроза, т.е. и внутреннее состояние животных,
и внешняя ситуация вызывают внутривидовую агрессию.
Хотя триумфальный крик, особенно у нашей европейской пеганки, и соп-
ровождается высокодифференцированными, балетно преувеличенными телодви-
жениями, - он в меньшей степени свободен от первоначальных побуждений,
лежащих в основе конфликта, нежели, скажем, уже описанное, не столь раз-
витое по форме "приветствие" у многих настоящих уток. Совершенно очевид-
но, что у пеганок триумфальный крик все еще черпает большую часть энер-
гии из первоначальных побуждений, конфликт которых некогда дал начало
переориентированному действию.
Даже при наличии явного, бросающегося в глаза стремления к нападению
- церемония остается связанной с этими взаимно противодействующими фак-
торами. Соответственно, у названных видов она подвержена сильным сезон-
ным колебаниям: в период размножения она наиболее интенсивна, в спокой-
ные периоды ослабевает, и - разумеется - полностью отсутствует у молодых
птиц, до наступления половой зрелости.
У серых гусей, пожалуй даже у всех настоящих гусей, все это совершен-
но иначе. Прежде всего, у них триумфальный крик уже не является исключи-
тельно делом супружеской пары; он объединяет не только целые семьи, но и
вообще любые группы тесно сдружившихся птиц. Эта церемония стала почти
или совсем независимой от половых побуждений, так что выполняется на
протяжении всего года и свойственна даже совсем крошечным птенцам.
Последовательность движений здесь более длинная и более сложная, чем
во всех описанных до сих пор ритуалах умиротворения. В то время как у
цихлид, а часто и у пеганок, агрессия, которая отводится от партнера це-
ремонией приветствия, ведет к последующему нападению на враждебного со-
седа, - у гусей в ритуализованной последовательности действий такое на-
падение предшествует сердечному приветствию. Иными словами, типичная
схема триумфального крика состоит в том, что один из партнеров - как
правило, сильнейший член группы, потому в паре это всегда гусак - напа-
дает на действительного или воображаемого противника, сражается с ним, а
затем - после более или менее убедительной победы - с громким при-
ветствием возвращается к своим. От этого типичного случая, схематично
изображенного Хельгой Фишер, происходит и само название триумфального
крика.
Временная последовательность нападения и приветст-
вия достаточно ритуализована для того, чтобы вся церемония в целом
могла проводиться и при высокой интенсивности возбуждения, даже в том
случае, если для настоящей агрессии нет никакого повода. В этом случае
нападение превращается в имитацию атаки в сторону какого-нибудь безобид-
ного, стоящего поблизости гусенка либо вообще проводится вхолостую, под
громкие фанфары так называемого "раската" - глухо звучащей хриплой тру-
бы, которая сопровождает этот первый акт церемонии триумфального крика.
Хотя при благоприятных условиях атака-раскат может мотивироваться только
автономной мотивацией ритуала, такое нападение значительно облегчается,
если гусак оказывается в ситуации, действительно вызывающей его агрес-
сивность. Как показывает детальный мотивационный анализ, раскат возника-
ет чаще всего, если птица находится в конфликте между нападением, стра-
хом и социальными обязательствами. Узы, связывающие гусака с супругой и
детьми, удерживают его на месте и не позволяют бежать, даже если против-
ник вызывает в нем сильное стремление к бегству, а не только агрессив-
ность. В этом случае он попадает в такое же положение, как загнанная в
угол крыса, и "геройская" - с виду - храбрость, с какой отец семейства
сам бросается на превосходящего противника, - это мужество отчаяния, уже
знакомая нам критическая реакция.
Вторая фаза триумфального крика - поворот к партнеру, под аккомпане-
мент тихого гоготанья, - по форме движения совершенно аналогична жесту
угрозы и отличается лишь тем, что направлена чуть в сторону, что обус-
ловлено ритуально закрепленным переориентированием.
Однако эта "угроза" мимо друга при нормальных обстоятельствах содер-
жит уже очень мало либо вовсе не содержит агрессивной мотивации, а вызы-
вается только автономным побуждением самого ритуала, особенным инстинк-
том, который мы вправе называть социальным.
Свободная от агрессии нежность гогочущего приветствия существенно
усиливается контрастом. Гусак во время ложной атаки и раската уже выпус-
тил основательный заряд агрессии, и теперь - когда он внезапно отвернул-
ся от противника и обратился к возлюбленной семье - происходит перелом в
настроении, который в соответствии с хорошо известными физиологическими
и психологическими закономерностями толкает маятник в сторону, противо-
положную агрессии. Если собственная мотивация церемонии слаба, то в при-
ветственном гоготанье может содержаться несколько большая доля агрессив-
ного инстинкта. При совершенно определенных условиях, которые мы расс-
мотрим позже, церемония приветствия может "регрессировать", т.е. возвра-
титься на более раннюю ступень эволюционного развития, причем в нее мо-
жет войти и подлинная агрессия (свойственная той ранней ступени).
Поскольку жесты приветствия и угрозы почти одинаковы, очень трудно
заметить эту редкую и не совсем нормальную примесь побуждения к атаке в
самом движении как таковом. Насколько похожи эти дружелюбные жесты на
древнюю мимику угрозы - несмотря на коренное различие мотиваций, - видно
из того, что их можно перепутать. Незначительное отклонение "угрозы" хо-
рошо видно адресату спереди; но сбоку - в профиль - это отклонение со-
вершенно незаметно, и не только наблюдателю-человеку, но и другому дико-
му гусю. По весне, когда семейные узы постепенно слабеют и молодые гуса-
ки начинают искать себе невест, - часто случается, что один из братьев
еще связан с другим семейным триумфальным криком, но уже стремится де-
лать брачные предложения какой-нибудь чужой юной гусыне. Выражаются они
отнюдь не в приглашении к спариванию, а в том, что он нападает на чужих
гусей и затем, с приветствием, торопится к своей избраннице. Если его
верный брат видит это сбоку - он, как правило, принимает сватовство за
начало атаки на чужую гусыню; а поскольку все самцы в группе триум-
фального крика мужественно стоят друг за друга в борьбе, он яростно бро-
сается на будущую невесту своего брата и начинает ее колотить. Сам он не
испытывает к ней никаких чувств, и такое избиение вполне соответствовало
бы выразительному движению брата-жениха, если бы то несло в себе не при-
ветствие, а угрозу. Когда самка в испуге удирает, ее жених оказывается в
величайшем смущении. Я отнюдь не приписываю гусям человеческих качеств:
объективной физиологической основой любого смущения является конфликт
противоречащих друг другу побуждений, а именно в таком состоянии - вне
всяких сомнений - и находится наш молодой гусак. У молодого серого гуся
невероятно сильно стремление защищать избранную самку, но столь же силен
и запрет напасть на брата, который в это время еще является его сотова-
рищем по братскому триумфальному крику. Насколько непреодолим этот зап-
рет, мы еще увидим в дальнейшем на впечатляющих примерах.
Если триумфальный крик и содержит сколь-нибудь существенный заряд аг-
рессии по отношению к партнеру, то лишь в первой фазе с раскатом; в го-
гочущем приветствии она уже наверняка отсутствует. Поэтому - и Хельга
Фишер того же мнения - приветствие уже не имеет функции умиротворения.
Хотя оно "еще" в точности копирует символическую форму переориентирован-
ной угрозы, - между партнерами, совершенно определенно, не существует
настолько сильной агрессивности, чтобы она нуждалась в отведении.
Лишь в одной, совершенно особой и быстро проходящей стадии индивиду-
ального развития первоначальные побуждения, лежащие в основе переориен-
тирования, отчетливо видны и в приветствии. (Впрочем, индивидуальное
развитие триумфального крика у серых гусей - тоже детально изученное
Хельгой Фишер - вовсе не является репродукцией его эволюционного станов-
ления; нельзя переоценивать пределы применимости закона повторений.) Но-
ворожденный гусь - еще до того как он может ходить, стоять или есть -
способен вытягивать шейку вперед, что сопровождается "гоготаньем" на
тончайшей фистульной ноте. С самого начала этот звук двухслоговый, точно
как "рэбрэб" или соответствующий писк утят. Уже через пару часов он
превращается в многослоговое "пипипи", которое по ритму в точности сов-
падает с приветственным гоготаньем взрослых гусей. Вытягивание шеи и
этот писк, несомненно, являются первой ступенью, из которой при взросле-
нии гуся развиваются и выразительное движение угрозы, и вторая фаза три-
умфального крика. Из сравнительного исследования происхождения этих ви-
дов мы знаем наверняка, что в ходе эволюции приветствие произошло из уг-
розы за счет ее переориентирования и ритуализации. Однако в индивиду-
альном развитии тот же по форме жест сначала означает приветствие. Когда
гусенок только что совершил тяжелую и небезопасную работу появления на
свет и лежит мокрым комочком горя, с бессильно вытянутой шейкой, - из
него можно вытянуть только одну-единственную реакцию. Если наклониться
над ним и издать пару звуков, подражая голосу гусей, - он с трудом под-
