ударит кулаком по столу, чем того по лицу, - как раз потому, что такое
действие тормозится определенными запретами, а ярость требует выхода,
как лава в вулкане. Большинство известных случаев переориентированного
действия относится к агрессивному поведению, которое провоцируется ка-
ким-то объектом, одновременно вызывающим страх. На этом специфическом
случае, который он назвал "реакцией велосипедиста", Б. Гржимек впервые
распознал и описал сам принцип переориентирования. В качестве "велосипе-
диста" здесь годится любой, кто гнет спину кверху и давит ногами книзу.
Особенно отчетливо проявляется механизм такого поведения в тех случаях,
когда животное нападает на предмет своей ярости с некоторого расстояния;
затем, приблизившись, замечает, насколько тот страшен; и тогда - пос-
кольку оно не может затормозить уже заведенную машину нападения - изли-
вает свою ярость на какое-нибудь безобидное существо, случайно оказавше-
еся рядом.
Разумеется, существует бесчисленное множество других форм переориен-
тированного действия; они могут возникать в результате самых различных
сочетаний соперничающих побуждений. Особый случай с самцом цихлиды важен
для нашей темы потому, что аналогичные явления играют решающую роль в
семейной и общественной жизни очень многих высших животных и человека.
Очевидно, в царстве позвоночных неоднократно и независимо делалось "отк-
рытие", что агрессия, вызываемая партнером, может быть не только подав-
лена, но и использована для борьбы с враждебными соседями.
Предотвращение нежелательной агрессии, вызываемой партнером, и ее ка-
нализация в желательном направлении - на соседа по участку - в наблюдав-
шемся и драматично описанном случае с самцом цихлиды, конечно же, не яв-
ляется таким изобретением данного критического момента, которое животное
может сделать, а может и не сделать. Напротив - оно давным-давно ритуа-
лизовано и превратилось в неотъемлемый инстинктивный атрибут данного ви-
да. Все, что мы узнали в 5-й главе о процессе ритуализации, служит преж-
де всего пониманию факта, что из переориентированного действия может
возникнуть жесткий ритуал, а вместе с ним и автономная потребность, са-
мостоятельный мотив поступков.
В далекой древности, ориентировочно в конце мелового периода (миллион
лет туда-сюда здесь никакой роли не играет!), однажды, должна была прои-
зойти в точности такая же история, как с индейскими вождями и трубкой в
5-й главе, иначе никакой ритуал не мог бы возникнуть. Ведь один из двух
великих конструкторов эволюции - Отбор, - чтобы иметь возможность вме-
шаться, всегда нуждается в какой-то случайно возникшей точке опоры, и
эту опору предоставляет ему его слепой, но прилежный коллега - Изменчи-
вость.
Как многие телесные признаки или инстинктивные действия, так и ритуа-
лизованные церемонии в процессе индивидуального развития животного, в
онтогенезе, проходят, в общих чертах, тот же путь, какой они прошли в
ходе эволюционного становления. Строго говоря, в онтогенезе повторяется
не весь ряд древних форм, а только ряд данного онтогенеза - как справед-
ливо отметил уже Карл-Эрнст фон Байер, - но для наших целей достаточно и
более упрощенное представление. Итак, ритуал, возникший из переориента-
ции нападения, в своем первом проявлении значительно больше похож на не-
ритуализованный образец, нежели впоследствии, в своем окончательном раз-
витии. Поэтому у самца цихлиды, только вступающего в брачную жизнь, мож-
но отчетливо увидеть - особенно если интенсивность всей реакции не слиш-
ком велика, - что он, пожалуй, весьма охотно нанес бы своей юной супруге
сильный удар, но в самый последний момент какое-то другое побуждение ме-
шает ему, и тогда он предпочитает разрядить свою ярость на соседа. В
полностью развитой церемонии "символ" отошел от символизируемого значи-
тельно дальше, так что ее происхождение маскируется не только "теат-
ральностью" всего действия, но и тем обстоятельством, что оно с очевид-
ностью выполняется ради него самого. При этом функция и символика цере-
монии гораздо заметнее, нежели ее происхождение. Необходим тщательный
анализ, чтобы разобраться в том, сколько же от первоначальных конфликт-
ных побуждений еще содержится в церемонии в данном конкретном случае.
Когда мы с моим другом Альфредом Зейтцем четверть века назад впервые
разглядели описанный здесь ритуал, то функции церемоний "смены" и "при-
ветствия" у цихлид стали нам совершенно ясны очень скоро; но еще долго
мы не могли распознать их эволюционного происхождения.
Что нам, правда, сразу же бросилось в глаза - на первом же, в то вре-
мя изученном лучше других виде африканских рыбок-самоцветов - это
большое сходство жестов угрозы и "приветствия". Мы быстро научились раз-
личать их и правильно предсказывать, поведет ли данное действие к схват-
ке или к образованию пары; но, к досаде своей, долго не могли обнару-
жить, какие же именно признаки служили
нам основой для этого. Только когда мы внимательно проанализировали
постепенные переходы, путем которых самец меняет серьезные угрозы невес-
те на церемонию приветствия, - нам стала ясна разница: при угрозе рыбка
затормаживает до полной остановки прямо перед той, которой угрожает,
особенно если она настолько возбуждена, что обходится даже без удара
хвостом, не говоря уж о развернутом боке. При церемонии приветствия или
смены, напротив, она целит не в партнера, а подчеркнуто плывет мимо него
и при этом, проплывая мимо, адресует ему угрозу развернутым боком и удар
хвостом. Направление, в котором самец предлагает свою церемонию, тоже
подчеркнуто отличается от того, в каком начиналось бы движение атаки.
Если же перед церемонией он неподвижно стоял в воде неподалеку от
супруги, то он всеща начинает решительно плыть вперед до того как выпол-
няет угрозу развернутым боком и бьет хвостом. Таким образом очень отчет-
ливо, почти непосредственно "символизируется", что супруга как раз не
является объектом его нападения, что этот объект надо искать где-то
дальше, в том направлении, куда он плыл.
Так называемое изменение функции - это средство, которым часто
пользуются оба Великих Конструктора, чтобы поставить на службу новым це-
лям устаревший в ходе эволюции неликвидный фонд. Со смелой фантазией они
- возьмем лишь несколько примеров - из водопроводящей жаберной щели сде-
лали слуховой проход, заполненный воздухом и проводящий звуковые волны;
из двух костей челюстного сустава - слуховые косточки; из теменного гла-
за - железу внутренней секреции (шишковидную железу); из передней лапы
рептилии - крыло птицы и т.д. и т.д.
Однако все эти переделки выглядят весьма скромно по сравнению с гени-
альным маленьким шедевром: из поведенческого акта, который не только
первоначально мотивировался, но и в нынешней своей форме мотивируется
внутривидовой агрессией - по крайней мере частично, - простым способом
ритуально зафиксированного переориентирования получилось умиротворяющее
действие. Это не больше и не меньше как обращение отталкивающего
действия агрессии в его противоположность. Как мы видели в главе о риту-
ализации, обособившаяся церемония превращается в вожделенную самоцель, в
потребность, как и любое другое инстинктивное действие; а вместе с тем
она превращается и в прочные узы, соединяющие одного партнера с другим.
Церемония умиротворения такого рода по самой своей сути такова, что каж-
дый из товарищей по союзу может выполнять ее лишь со вторым - и ни с кем
больше из собратьев по виду.
Только представьте себе, какая почти неразрешимая задача решена здесь
самым простым, самым полным и самым изящным образом! Двух животных, ко-
торые своей внешней формой, расцветкой и поведением неизбежно действуют
друг на друга, как красная тряпка на быка (это, впрочем, только в пого-
ворке), нужно привести к тому, чтобы они мирно ужились в тесном прост-
ранстве, на гнезде, т.е. как раз на том месте, которое оба считают цент-
ром своих владений и в котором их внутривидовая агрессивность достигает
наивысшего уровня. И эта задача, сама по себе трудная, дополнительно
затрудняется тем обстоятельством, что внутривидовая агрессивность каждо-
го из супругов не имеет права уменьшиться: мы уже знаем из 3-ей главы,
что за малейшее ослабление боеготовности по отношению к соседу собствен-
ного вида тотчас же приходится расплачиваться потерей территории, а зна-
чит и потерей источника питания для будущего потомства. При таких обсто-
ятельствах вид "не может себе позволить" ради запрета схваток между суп-
ругами обратиться к таким церемониям умиротворения, которые имеют своей
предпосылкой - как жесты покорности или инфантильное поведение - сниже-
ние агрессивности. Ритуализованное переориентирование не только избавля-
ет от этих нежелательных последствий, но и более того - использует неиз-
бежно исходящие от супруга ключевые раздражения, вызывающие агрессив-
ность, чтобы обратить партнера против соседа. По-моему, этот механизм
поведения поистине гениален, и вдобавок гораздо более благороден, чем
аналогичное - с обратным знаком - поведение человека, который возвраща-
ется вечером домой, преисполненный внутренней ярости от общения с "люби-
мыми" соседями или с начальством и разряжает всю свою нервозность и
раздражение на бедную жену.
Любое особенно удачное конструктивное решение обычно обнаруживается
на великом Древе Жизни неоднократно, совершенно независимо на разных его
сучьях и ветвях. Крыло изобрели насекомые, рыбы, птицы и летучие мыши;
обтекаемую форму - каракатицы, рыбы, ихтиозавры и киты. Потому нас не
слишком удивляет, что предотвращающие борьбу механизмы поведения, осно-
ванные на ритуализованном переориентировании атаки, аналогичным образом
возникают у очень многих разных животных.
Существует, например, изумительная церемония умиротворения - все зна-
ют ее как "танец" журавлей, - которая, с тех пор как мы научились пони-
мать символику ее движений, прямо-таки напрашивается в перевод на чело-
веческий язык. Птица высоко и угрожающе вытягивается перед другой и раз-
ворачивает мощные крылья, клюв нацелен на партнера, глаза устремлены
прямо на него...
Это картина серьезной угрозы - и на самом деле, до сих пор мимика
умиротворения совершенно аналогична подготовке к нападению. Но в следую-
щий момент птица направляет эту угрожающую демонстрацию в сторону от
партнера, причем выполняет разворот точно на 180 градусов, и теперь -
все так же, с распростертыми крыльями - подставляет партнеру свой безза-
щитный затылок, который, как известно, у серого журавля и у многих дру-
гих видов украшен изумительно красивой рубиново-красной шапочкой. На се-
кунду "танцующий" журавль подчеркнуто застывает в этой позе - и тем са-
мым в понятной символике выражает, что его угроза направлена не против
партнера, а совсем наоборот, как раз прочь от него, против враждебного
внешнего мира; и в этом уже слышится мотив защиты прута. Затем журавль
вновь поворачивается к другу и повторяет перед ним демонстрацию своего
величия и мощи, потом снова отворачивается и теперь - что еще более зна-
менательно - делает ложный выпад против какого-нибудь эрзац-объекта;
лучше всего, если рядом стоит посторонний журавль, но это может быть и
безобидный гусь или даже, если нет никого, палочка или камушек, которые
в этом случае подхватываются клювом и три-четыре раза подбрасываются в
воздух. Все вместе взятое ясно говорит: "Я могуч и ужасен - но я не про-
тив тебя, а против вон того, того и того".
Быть может, менее сценичной в своем языке жестов, но еще более мно-
гозначительной является церемония умиротворения у уток и гусей, которую
Оскар Хейнрот описал как триумфальный крик. Важность этого ритуала для
нас состоит, прежде всего, в том, что у разных представителей упомянутых
