ностью передачи над-индивидуального опыта, возможностью культурного раз-
вития; но это повлекло за собой настолько резкие изменения в условиях
его жизни, что приспособительная способность его инстинктов потерпела
крах.
Можно подумать, что каждый дар, достающийся человеку от его мышления,
в принципе должен быть оплачен какой-то опасной бедой, которая неизбежно
идет следом.
На наше счастье, это не так, потому что из абстрактного мышления вы-
растает и та разумная ответственность человека, на которой только и ос-
нована надежда управиться с постоянно растущими опасностями.
Чтобы придать какую-то обозримость моему представлению о современном
биологическом состоянии человечества, я хочу рассмотреть отдельные угро-
жающие ему опасности в той же последовательности, в какой они перечисле-
ны выше, а затем перейти к обсуждению ответственной морали, ее функций и
пределов ее действенности.
В главе о моралеподобном поведении мы уже слышали о тех тормозящих
механизмах, которые сдерживают агрессию у различных общественных живот-
ных и предотвращают ранение или смерть сородича. Как там сказано, ес-
тественно, что эти механизмы наиболее важны и потому наиболее развиты у
тех животных, которые в состоянии легко убить существо примерно своего
размера. Ворон может выбить другому глаз одним ударом клюва, волк может
однимединственньш укусом вспороть другому яремную вену. Если бы надежные
запреты не предотвращали этого - давно не стало бы ни воронов, ни вол-
ков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного
одним-единственным ударом или укусом. К тому же добавляется способность
к бегству, развитая у таких не слишком вооруженных существ настолько,
что позволяет им уходить даже от "профессиональных" хищников, которые в
преследовании и в убийстве более сильны, чем любой, даже самый быстрый и
сильный сородич. Поэтому на свободной охотничьей тропе обычно не бывает,
чтобы такое животное могло серьезно повредить себе подобного; и соот-
ветственно нет селекционного давления, которое бы вырабатывало запреты
убийства. Если тот, кто держит животных, к своей беде и к беде своих пи-
томцев, не принимает всерьез внутривидовую борьбу совершенно "безобидных
тварей" - он убеждается, что таких запретов действительно не существует.
В неестественных условиях неволи, где побежденный не может спастись
бегством, постоянно происходит одно и то же: победитель старательно до-
бивает его - медленно и ужасно. В моей книге "Кольцо царя Соломона" в
главе "Мораль и оружие" описано, как горлица - символ всего самого мир-
ного, - не имеющая этих запретов, может замучить до смерти своего собра-
та.
Легко себе представить, что произошло бы, если бы игра природы одари-
ла какого-нибудь голубя вороньим клювом.
Положение такого выродка, наверно, было бы совершенно аналогично по-
ложению человека, который только что обнаружил возможность использовать
острый камень в качестве оружия. Поневоле содрогнешься при мысли о су-
ществе, возбудимом, как шимпанзе, с такими же внезапными вспышками ярос-
ти - и с камнем, зажатым в руке.
Общераспространенное мнение, которого придерживаются даже многие спе-
циалисты в этой области, сводится к тому, что все человеческое поведе-
ние, служащее интересам не индивида, а общества, диктуется осознанной
ответственностью. Такое мнение ошибочно; что мы и покажем на конкретных
примерах в этой главе. Наш общий с шимпанзе предок наверняка был по
меньшей мере так же предан своему другу, как дикий гусь или галка, а уж
тем более волк или павиан; несомненно, что он с таким же презрением к
смерти был готов отдать свою жизнь, вставая на защиту своего сообщества,
так же нежно и бережно относился к молодым сородичам и обладал такими же
запретами убийства, как и все эти животные. На наше счастье, мы тоже в
полной мере унаследовали соответствующие "животные" инстинкты.
Антропологи, которые занимались образом жизни австралопитека и афри-
канского человека, заявляют, что эти предки - поскольку они жили охотой
на крупную дичь - передали человечеству опасное наследство "природы хищ-
ника". В этом утверждении заключено опасное смешение двух понятий - хищ-
ного животного и каннибала, - в то время как эти понятия почти полностью
исключают друг друга; каннибализм представляет у хищников крайне редкое
исключение. В действительности можно лишь пожалеть о том, что человек
как раз не имеет "натуры хищника".
Большая часть опасностей, которые ему угрожают, происходит от того,
что по натуре он сравнительно безобидное всеядное существо; у него нет
естественного оружия, принадлежащего его телу, которым он мог бы убить
крупное животное. Именно потому у него нет и тех механизмов безопаснос-
ти, возникших в процессе эволюции, которые удерживают всех "профессио-
нальных" хищников от применения оружия против сородичей. Правда, львы и
волки иногда убивают чужих сородичей, вторгшихся на территорию их груп-
пы; может случиться даже, что во внезапном приступе ярости неосторожным
укусом или ударом лапы убьют члена собственной группы, как это иногда
происходит, по крайней мере в неволе. Однако подобные исключения не
должны заслонять тот важный факт, что все тяжеловооруженные хищники та-
кого рода должны обладать высокоразвитыми механизмами торможения, кото-
рые - как уже сказано в главе о моралеподобном поведении - препятствуют
самоуничтожению вида.
В предыстории человека никакие особенно высокоразвитые механизмы для
предотвращения внезапного убийства не были нужны: такое убийство было
попросту невозможно.
Нападающий, убивая свою жертву, мог только царапать, кусать или ду-
шить; причем жертва имела более чем достаточную возможность апеллировать
к тормозам агрессивности нападающего - жестами покорности и испуганным
криком. Понятно, что на слабо вооруженных животных не действовало селек-
ционное давление, которое могло бы вызывать к жизни те сильные и надеж-
ные запреты применять оружие, какие попросту необходимы для выживания
видов, обладающих оружием опасным. Когда же изобретение искусственного
оружия открыло новые возможности убийства, - прежнее равновесие между
сравнительно слабыми запретами агрессии и такими же слабыми возможностя-
ми убийства оказалось в корне нарушено.
Человечество уничтожило бы себя уже с помощью самых первых своих ве-
ликих открытий, если бы не одно замечательное совпадение: возможность
открытий, изобретений и великий дар ответственности в равной степени яв-
ляются плодами одной и той же сугубо человеческой способности, способ-
ности задавать вопросы. Человек не погиб в результате своих собственных
открытий - по крайней мере до сих пор - только потому, что он способен
поставить перед собой вопрос о последствиях своих поступков - и ответить
на него. Этот уникальный дар не принес человечеству гарантий против са-
моуничтожении. Хотя со времени открытия камня выросли и моральная от-
ветственность, и вытекающие из нее запреты убийства, но, к сожалению, в
равной мере возросла и легкость убийства, а главное - утонченная техника
убийства привела к тому, что последствия деяния уже не тревожат того,
кто его совершил. Расстояние, на котором действует все огнестрельное
оружие, спасает убийцу от раздражающей ситуации, которая в другом случае
оказалась бы в чувствительной близости от него, во всей ужасной отврати-
тельности последствий. Эмоциональные глубины нашей души попросту не при-
нимают к сведению, что сгибание указательного пальца при выстреле разво-
рачивает внутренности другого человека. Ни один психически нормальный
человек не пошел бы даже на охоту, если бы ему приходилось убивать дичь
зубами и ногтями. Лишь за счет отгораживания наших чувств становится
возможным, чтобы человек, который едва ли решился бы дать вполне заслу-
женный шлепок хамоватому ребенку, вполне способен нажать пусковую кнопку
ракетного оружия или открыть бомбовые люки, обрекая сотни самых прекрас-
ных детей на ужасную смерть в огне. Бомбовые ковры расстилали добрые,
хорошие, порядочные отцы - факт ужасающий, сегодня почти неправдоподоб-
ный! Демагоги обладают, очевидно, очень хорошим, хотя и только практи-
ческим знанием инстинктивного поведения людей - они целенаправленно, как
важное орудие, используют отгораживание подстрекаемой партии от раздра-
жающих ситуаций, тормозящих агрессивность.
С изобретением оружия связано господство внутривидового отбора и все
его жуткие проявления. В третьей главе, где речь шла о видосохраняющей
функции агрессии, и в десятой - об организации сообщества крыс - я дос-
таточно подробно разъяснил, как конкуренция сородичей, если она действу-
ет без связи с вневидовым окружением, может повести к самым странным и
нецелесообразным уродствам.
Мой учитель Хейнрот для иллюстрации такого вредного воздействия при-
водил в пример крылья аргус-фазана и темп работы в западной цивилизации.
Как уже упоминалось, я считаю, что и гипертрофия человеческого агрессив-
ного инстинкта - это следствие той же причины.
В 1955 году я писал в небольшой статье "Об убийстве сородича": "Я ду-
маю - специалистам по человеческой психологии, особенно глубинной, и
психоаналитикам следовало бы это проверить, - что сегодняшний цивилизо-
ванный человек вообще страдает от недостаточной разрядки инстинктивных
агрессивных побуждений. Более чем вероятно, что пагубные проявления че-
ловеческого агрессивного инстинкта, для объяснения которых Зигмунд Фрейд
предположил особый инстинкт смерти, основаны просто-напросто на том, что
внутривидовой отбор в далекой древности снабдил человека определенной
мерой агрессивности, для которой он не находит адекватного выхода при
современной организации общества". Если в этих словах чувствуется легкий
упрек, сейчас я должен решительно взять его назад. К тому времени, когда
я это писал, уже были психоаналитики, совершенно не верившие в инстинкт
смерти и объяснявшие самоуничтожительные проявления агрессии как наруше-
ния инстинкта, который в принципе должен поддерживать жизнь. Я даже поз-
накомился с человеком, который уже в то время - в полном соответствии с
только что изложенной постановкой вопроса - изучал проблему гипертрофи-
рованной агрессивности, обусловленной внутривидовым отбором.
Сидней Марголин, психиатр и психоаналитик из Денвера, штат Колорадо,
провел очень точное психоаналитическое и социально-психологическое исс-
ледование на индейцах прерий, в частности из племени юта, и показал, что
эти люди тяжко страдают от избытка агрессивных побуждений, которые им
некуда деть в условиях урегулированной жизни сегодняшней индейской ре-
зервации в Северной Америке.
По мнению Марголина, в течение сравнительно немногих столетий - во
время которых индейцы прерий вели дикую жизнь, состоявшую почти исключи-
тельно из войн и грабежей, - чрезвычайно сильное селекционное давление
должно было заметно усилить их агрессивность. Вполне возможно, что зна-
чительные изменения наследственной картины были достигнуты за такой ко-
роткий срок; при жестком отборе породы домашних животных меняются так же
быстро.
Кроме того, в пользу предположения Марголина говорит то, что индей-
цы-юта, выросшие при другом воспитании, страдают так же, как их старшие
соплеменники, - а также и то, что патологические проявления, о которых
идет речь, известны только у индейцев из прерий, племена которых были
подвержены упомянутому процессу отбора.
Индейцы-юта страдают неврозами чаще, чем какие-либо другие группы лю-
дей; и Марголин обнаружил, что общей причиной этого заболевания оказыва-
ется постоянно подавленная агрессивность. Многие индейцы чувствуют себя
больными и говорят, что они больны, но на вопрос, в чем же состоит их
болезнь, не могут дать никакого ответа, кроме одного: "Но ведь я - юта!"
