ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Ах, Берт! Ну зачем ты напился? - воскликнула Мери с укором.
Они сидели вчетвером в отдельном кабинете у Барнума. Скромный свадеб-
ный ужин, показавшийся Саксон, однако, чересчур роскошным, был съеден.
Берт, держа в руке стакан красного калифорнийского вина, которое здесь
стоило пятьдесят центов бутылка, поднялся и пожелал произнести речь. Ли-
цо его раскраснелось, черные глаза лихорадочно блестели.
- Ты уже выпил еще до того, как зайти за мной, - продолжала Мери. - Я
это вижу по всему.
- Ошибаетесь, дорогая, разуйте глаза, - возразил он. - Бертрам сегод-
ня в наилучшем виде, - Он встал для того, чтобы пожать руку своему ста-
рому товарищу. - Билл! Дружище! Давай лапу! Приходится нам с тобой расп-
рощаться! Здравствуйте и до свидания! Ты теперь человек женатый, Билл, и
будешь домоседом. Гулять с парнями уже не придется. Ты должен теперь бе-
речь себя, застраховать свою жизнь от несчастных случаев... вступить в
строительный кооператив... сделаться членом кассы взаимопомощи и похо-
ронного бюро...
- Перестань, Берт, - прервала его Мери. - Разве на свадьбе говорят о
похоронах? Как тебе самому не стыдно!
- Стой! Подожди, Мери. Я вовсе не хотел... Я сейчас скажу, что я ду-
мал... Совсем не про то, про что она говорит... Подождите... Я сказал
"похоронное бюро"? Да? Я же не собирался омрачить настроение веселого
общества... Наоборот...
Он явно запутался, и Мери торжествующе покачала головой. Но это его
снова подстегнуло.
- Подождите, дайте сказать, почему я упомянул... Потому, что ты,
друг, подцепил такую зажигательную жену, такую раскрасотку. Все молодые
люди от нее без ума, и если они начнут за ней бегать, то что ты сдела-
ешь, Билл? У тебя окажется много работы. И разве тебе не понадобится по-
хоронное бюро, чтобы их всех хоронить? По-моему - да. Я только хотел
похвалить твой вкус по части женщин, это Мери мне помешала.
Его блестящие глаза с насмешливым торжеством остановились на Мери.
- Кто говорит, что я нализался? Я? Ничего подобното. Я вижу все со-
вершенно ясно, как днем. Я вижу моего старого друга Билла - и, заметьте,
одного, а не двух Биллов. Он от роду не бывал двуличным. Билл! Друг!
Когда я вижу тебя теперь в брачном хомуте, мне становится грустно - да,
грустно. - Он оборвал свою речь и обратился к Мери. - Не кипятись, ста-
руха! Я знаю, что говорю. Мой дед был сенатором в своем штате и мог с
утра и до ночи вести приятные разговоры. Я тоже могу... Так вот, Билл,
когда я смотрю на тебя, мне делается грустно. Да, грустно. - Он вызываю-
ще взглянул на Мери. - Сам-то я разве не вижу, сколько ты забрал себе
счастья? Верь моему слову - ты умный парень, черт бы побрал всех женщин!
Ты хорошо начал; так и продолжай. Женись, брат, женись хоть на всех!
Чокнемся, Билл! Ты могикан и храбрец! А скво у тебя первый сорт. Пью за
ваше здоровье, и за вас обоих, и за ваших будущих крикунов. Дай вам бог!
Он залпом осушил стакан, упал на стул и уставился на молодых, из его
глаз медленно катились слезы. Мери тихонько погладила его руку, и он
совсем раскис.
- Господи, имею же я право поплакать, - всхлипывал Берт. - Лучшего
дружка своего лишаюсь! Прошлого уже не вернешь, нет... никогда... Как
подумаю о прежних веселых днях с Биллом, о наших проделках, и вижу, что
вот вы, Саксон, теперь сидите с ним и держитесь за ручки, - я возненави-
деть вас готов.
- Не грустите, Берт, - ласково улыбнулась Саксон. - Вот и вы с Мери
тоже держитесь за руки.
- Ах, он любит нюни распускать, - сказала Мери резко, в то время как
ее пальцы нежно перебирали его волосы. - Не грусти, Берт. Пусть теперь
Билл ответит на твою замечательную речь.
Берт подкрепился новым стаканом вина.
- Валяй, Билл, - воскликнул он. - Теперь твой черед!
- Я говорить не мастер, - проворчал Билл. - Что мне сказать им, Сак-
сон? Сказать, как мы счастливы? Они и так знают.
- Поблагодари за добрые пожелания и пожелай им от нас того же. Скажи
им, что мы всегда будем счастливы. И что мы всегда все четверо будем
дружить, как и раньше. И что мы их приглашаем в следующее воскресенье к
нам обедать. Пайн-стрит, пятьсот семь. А если ты, Мери, захочешь прие-
хать в субботу с вечера, ты можешь переночевать в комнате для гостей.
- Ты сказала гораздо лучше, чем сказал бы я! - и Билл захлопал в ла-
доши. - Молодчина, Саксон! Что я могу прибавить к твоим словам? Очень
немногое. А все-таки кое-что прибавлю.
Он встал и взял в руку стакан. От темных густых бровей и темных рес-
ниц его голубые глаза казались синими и еще больше оттеняли белокурые
волосы и светлую кожу; гладкие юношеские щеки покрылись легким румянцем,
но не от вина, - он пил всего второй стакан, - а от здоровья и счастья.
Саксон смотрела на него с чувством гордости, радуясь тому, что он так
хорошо одет, такой сильный, красивый, опрятный. Он - ее муж-мальчик, и
она гордилась собой, своей женской прелестью и желанностью, благодаря
которым у нее такой удивительный возлюбленный.
- Так вот, Берт и Мери, - начал он. - Вы сидите с нами за нашим сва-
дебным ужином. Мы приняли к сердцу все ваши добрые пожелания, желаем то-
го же и вам, и, говоря так, мы имеем в виду гораздо больше, чем вы дума-
ете. Мы с Саксон считаем, что долг платежом красен. И хотим, чтобы нас-
тупил день, когда мы, наоборот, будем гостями на вашем свадебном ужине!
И тогда, если вы соберетесь к нам в воскресенье обедать, вы оба можете
ночевать в свободной комнате. Разве зря я обставил ее? Как вы думаете,
а?
- Вот уде чего никак от вас не ожидала. Билли! - воскликнула Мери. -
Да вы хуже Берта. Ну, все равно...
Из глаз ее неожиданно брызнули слезы. Голос дрогнул и оборвался; за-
тем, улыбнувшись, она обернулась к Берту, который обнял ее и посадил к
себе на колени.
Выйдя из ресторана, все четверо пошли вместе по Восьмой и Бродвею и
остановились у трамвайной остановки.
Берт и Билл чувствовали себя неловко и молчали под влиянием какой-то
внезапно возникшей между ними отчужденности. Но Мери обняла Саксон с
нежной заботливостью.
- Ничего, детка, - шептала Мери. - Ты не пугайся, все обойдется. По-
думай обо всех прочих женщинах на свете.
Кондуктор дал звонок, и обе пары расстались, торопливо бормоча всякие
пожелания.
- Ах ты, могикан! - крикнул Берт, когда трамвай тронулся. - И вы, мо-
гиканша!
- Не забудь того, что я тебе сказала, - напомнила Мери, прощаясь с
Саксон.
Трамвай остановился на углу Седьмой и Пайн-стрит, это была конечная
остановка. Отсюда до дома молодых оставалось не больше двух кварталов.
На крыльце Билл вынул из кармана ключ.
- Правда, чудно? - сказал он, поворачивая ключ в замке. - Ты да я, и
больше никого. Одни!
Пока он зажигал в гостиной лампу, Саксон стала снимать шляпу. Затем
он прошел в спальню, зажег свет и там, вернулся и остановился в дверях.
Саксон, все еще в смущении возившаяся со шпильками от шляпы, украдкой
взглянула на него. Он протянул к ней руки.
- Ну? - сказал он.
Она подошла к нему, и он почувствовал, как она задрожала в его
объятиях.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вечером, на другой день после свадьбы, когда Билл, возвращаясь домой,
поднялся на крыльцо, Саксон встретила его в дверях. Поцеловавшись, они
пошли рука об руку через гостиную в кухню, и Билл, остановившись на пол-
дороге, с удовольствием потянул носом.
- Послушай, Саксон, у нас в доме ужасно хорошо пахнет! Это не только
запах кофе, хотя я различаю и его. Пахнет во всех комнатах, пахнет... ну
я не знаю чем, просто хорошо пахнет!
Пока он мылся над раковиной, она поставила на плиту сковородку. Выти-
рая руки и наблюдая за женой, он издал одобрительное восклицание, когда
она положила на сковородку бифштекс.
- Где это ты научилась жарить бифштекс на раскаленной сковородке без
масла? Это лучший способ, но почему-то женщины его не признают.
Когда она сняла крышку со второй сковородки, чтобы помешать кухонным
ножом какое-то аппетитное кушанье, он подошел к Саксон сзади, просунул
руки под ее опущенные локти, обхватил грудь и склонил голову ей на пле-
чо, так что его щека коснулась ее щеки.
- М-м-м!.. Жареная картошка с луком, как, бывало, готовила моя мать.
Чудесная штука! И до чего хорошо пахнет!
Он отпустил жену, и его щека ласково скользнула вдоль ее щеки. Но за-
тем он снова обнял ее; она почувствовала его губы на своих волосах и
слышала, как он вдыхает их запах.
- М-м-м!.. А как хорошо пахнет от тебя самой! Я раньше никак не мог
понять, когда говорили про женщину, что она упоительная. А теперь пони-
маю. Но такой упоительной, как ты, я еще не встречал.
Он был несказанно счастлив. Причесавшись в спальне, он сел против нее
за маленький столик и, уже взяв в руки нож и вилку, сказал:
- Знаешь, быть женатым очень приятно, а послушаешь всех этих женатых
людей... Даю слово, Саксон, мы могли бы их кое-чему научить. Мы можем
дать им много очков вперед и все-таки выиграть. Одним только я недово-
лен.
Мгновенно вспыхнувший в ее глазах испуг заставил его рассмеяться.
- Тем, что мы не поженились раньше. Подумай, сколько дней я потерял!
Ее глаза засияли счастьем и благодарностью, и она поклялась себе, что
так будет в течение всей их супружеской жизни.
Они кончили ужинать, она убрала со стола и принялась мыть над ракови-
ной посуду. Когда он сделал попытку перетирать ее, Саксон схватила его
за полу пиджака и толкнула обратно на стул.
- Сиди и радуйся, что можешь отдохнуть. Нет, нет, изволь слушаться!
Выкури сигару. Нечего следить за тем, что я делаю. Вот тебе сегодняшняя
газета. И если ты не очень спешишь прочесть ее, ты оглянуться не успе-
ешь, как я кончу с посудой.
Пока он курил и читал газету, она то и дело украдкой на него погляды-
вала. Еще одного не хватает для полного уюта - туфель.
Через несколько минут Билл со вздохом отодвинул от себя газету.
- Бесполезно, - сказал он. - Я все равно не могу читать.
- Почему? - лукаво спросила она. - Глаза болят?
- Да нет. Что-то застилает их; это пройдет, если я буду смотреть на
тебя.
- Сейчас, мой мальчик. Я освобожусь через минутку.
Прополоскав кухонное полотенце и вычистив раковину, она сняла с себя
фартук, подошла к Биллу и поцеловала его сначала в один глаз, потом в
другой.
- Ну, теперь лучше?
- Немножко получше.
Она повторила свое лечение.
- А теперь?
- Еще лучше.
- А теперь?
- Совсем хорошо.
Однако, подумав, он заявил, что правый глаз еще немного болит.
Во время лечения этого глаза она вдруг вскрикнула, словно от боли.
- Что с тобой? Тебе больно?
- Глаза. Они тоже ужасно заболели.
Тут они поменялись ролями, и Билл стал врачом, а она пациенткой. Ког-
да оба вылечились, она повела его в гостиную, где они ухитрились
усесться вдвоем в большом мягком кресле, стоявшем у открытого окна. Это
была самая дорогая вещь в доме. Кресло стоило семь с половиной долларов,
и Саксон, даже не мечтавшая о таком великолепии, ощущала в течение всего
дня легкие уколы совести.
В комнату лился свежий соленый запах моря, который по вечерам так ра-
дует жителей приморских городов. На железнодорожных путях пыхтели паро-
возы и слышался грохот поездов, замедлявших ход между молом и Оклендским
вокзалом; доносились крики детей, обычно игравших на улице в летние ве-
чера, и негромкие голоса хозяек из соседнего дома, вышедших посидеть на
крылечке и посудачить.
- Что может быть лучше этого? - прошептал Билл. - Как вспомню о своей
меблированной комнатенке за шесть долларов, так даже грустно становится!
Сколько времени я зря потерял. Одно только меня утешает: если бы я отту-
да съехал раньше, я бы не встретил тебя. Ведь я еще месяц назад даже не
подозревал, что ты живешь на свете.
Его рука скользнула вверх по ее обнаженной руке и пробралась под ру-
