деликатно воспитана. Одно могу сказать, тебе придется распроститься и с
шелковыми чулками и с тремя парами туфель. Скоро ты будешь бога благода-
рить, что у тебя на ногах старые гетры да бумажные чулки по двадцать
пять центов за две пары.
- О!.. Я уверена, что у Билли хватит средств купить мне любые башма-
ки, - возразила Саксон, гордо откинув голову.
- Ты не знаешь, что говоришь... - Сара злорадно захохотала. - Вот по-
дожди, пойдут ребята... а они родятся гораздо быстрее, чем растет зара-
ботная плата.
- Но мы вовсе не собираемся иметь детей... то есть пока. Во всяком
случае не раньше, чем выплатим долг за мебель.
- Вот какие вы теперь умные стали! В мое время девушки были поскром-
нее и понятия не имели о таких неприличностях.
- Это насчет детей? - спросила Саксон с лукавой усмешкой.
- Да, насчет детей.
- В первый раз слышу, что дети - неприличность. А у тебя, Сара, их
пять. Значит, как неприлично ты себя вела! Мы с Биллом решили вести себя
скромнее. У нас будут только мальчик и девочка.
Том чуть не подавился от смеха, но, чтобы не подливать масла в огонь,
спрятал лицо за чашкой с кофе. Сара на минуту опешила оттого, что ее
оружие обратилось против нее самой, но она была в этих делах стреляный
воробей и не замедлила повести нападение с другой стороны:
- А почему это вам так вдруг загорелось устраивать свадьбу? Очень по-
дозрительно, очень... До чего вы, молодые девушки, дойдете! Срам! Ни
стыда, ни совести! И все - от этих ваших воскресных танцулек да праздни-
ков. Нынче молодые женщины стали прямо как животные. Такой распущенности
я никогда еще не видела.
Саксон была вне себя от гнева, но, пока Сара продолжала обличать сов-
ременные нравы. Том ухитрился многозначительно подмигнуть сестре, знака-
ми умоляя ее не сердиться и сохранить мир.
- Ничего, сестренка, - утешал он Саксон, когда они остались одни. - С
Сарой спорить бесполезно. А Билл Роберте парень хороший. Я о нем много
слышал. Ты вполне можешь гордиться таким мужем. И наверняка будешь с ним
счастлива. - Его голос вдруг сорвался, лицо стало сразу старым и очень
усталым. Он продолжал с тревогой: - Только не бери пример с Сары. Не пи-
ли его. Что бы ни случилось, не пили. Не читай ему постоянно нравоуче-
ний. Дай и ему иногда высказать свой взгляд. Ведь у мужчин тоже есть
здравый смысл, даже если Сара этого не признает. И все-таки она меня лю-
бит, хотя этого, может быть, и не заметно. А ты должна любить мужа не
только про себя, но так, чтобы твою любовь он видел и чувствовал. И он
сделает все, что ты захочешь. Пусть иной раз поступит по-своему, - тог-
да, поверь мне, он и тебе даст больше воли. А главное, люби его и счи-
тайся с его мнением, - ведь он же в конце концов не дурак. И жизнь пой-
дет у вас отлично. Сара все заставляет меня делать из-под палки, а ведь
от меня молено этого же добиться лаской.
- Обещаю тебе. Том, я буду делать все, как ты говоришь, - сказала
Саксон, улыбаясь сквозь слезы и тронутая сочувствием брата. - Но я преж-
де всего буду стремиться к другому: я буду стараться, чтобы Билли любил
меня и не переставал любить. Тогда не нужны будут и все эти хитрости.
Понимаешь? Он сделает то, что я пожелаю, просто из любви ко мне.
- Правильно надумала, сестренка! Держись этого, и вам будет хорошо.
Когда через некоторое время Саксон надела шляпу и отправилась в пра-
чечную, оказалось, что брат поджидает ее за углом.
- Слушай, Саксон, - начал он торопливо и вместе с тем запинаясь, -
то, что я сказал насчет Сары... знаешь... ты не подумай чего плохого или
что я несправедлив к ней... Она женщина честная, верная. И ведь, право,
жизнь у нее очень нелегкая. Я скорее откушу себе язык, чем скажу про нее
плохое. У всякого свое. Проклятая бедность - вот в чем дело. Верно?
- Ты всегда так хорошо относился ко мне. Том.
Я этого никогда не забуду. И я знаю, у Сары, несмотря на все, самые
лучшие намерения.
- Я не смогу сделать тебе никакого свадебного подарка, - сказал Том
виноватым тоном, - Сара и слышать не хочет. Она говорит, - когда мы же-
нились, мои родственники нам тоже ничего не подарили. Но все-таки у меня
для тебя есть сюрприз. И ты ни за что не угадаешь, какой.
Саксон посмотрела на него вопросительно.
- Когда ты сказала, что выходишь замуж, мне сразу же пришла одна
мысль. Я написал брату Джорджу и попросил его прислать эту вещь для те-
бя. И он ее прислал. Я ничего тебе не говорил, потому что боялся, не
продал ли он ее. Серебряные шпоры он действительно продал - должно быть,
деньги были нужны. А эту вещь я просил его выслать мне на мастерскую,
чтобы не раздражать Сару, и вчера вечером потихоньку принес ее и спрятал
в дровяном сарае.
- Наверно, что-нибудь принадлежавшее отцу? Да? Правда? Скажи скорее,
что?
- Его сабля.
- Та, которую он брал с собой, когда ездил на чалом коне? Ах, Том! Ты
не мог мне сделать лучшего подарка! Идем обратно. Я хочу сейчас же ее
видеть. Пройдем потихоньку с черного хода. Сара в кухне стирает и раньше
чем через час белье развешивать не будет.
- Я говорил с Сарой насчет того, чтобы отдать тебе старый материнский
комод, - шептал Том, пробираясь с Саксон по узкому проулку между домами,
- но она встала на дыбы и заявила, что Дэзи была не только твоей, но и
моей матерью, хоть у нас и разные отцы, что комод этот всегда принадле-
жал ее роду, а не семейству капитана Кита, и что, значит, он мой, а раз
он мой, так она...
- Не беспокойся, - возразила Саксон. - Вчера вечером она мне продала
его. Сара ждала меня и была очень возбуждена.
- Странно. Она сердилась на меня весь день после того, как я загово-
рил с ней об этом. Сколько ты ей отдала за него?
- Шесть долларов.
- Грабеж! Разве он стоит этих денег? - возмутился Том. - Он очень
старый и с одного боку треснул!
- Я бы дала и десять. Я не знаю, что бы дала за него, Том. Ведь он
мамин, ты же знаешь. Я помню, как он стоял у нее в комнате, когда она
еще была жива.
В сарае Том достал спрятанное в дровах сокровище и развернул бумагу,
в которую оно было завернуто. Перед ними оказалась ржавая зазубренная
тяжелая сабля старинного образца, какую обычно носили кавалерийские офи-
церы в Гражданскую войну. Она висела на изъеденном молью поясе из плот-
ного малинового шелка, украшенном тяжелыми шелковыми кистями. Саксон в
нетерпении почти вырвала ее у брата, вынула из ножен и приложилась к хо-
лодной стали губами.
Наступил последний день ее работы в прачечной. Вечером Саксон должна
была окончательно с нею распроститься. А на другой день в пять часов по-
полудни они с Биллом пойдут к судье, и тот их поженит. Берт и Мери будут
свидетелями, потом они отправятся вчетвером в ресторан Барнума, и там, в
отдельном кабинете, состоится свадебный ужин. После ужина Берт и Мери
отправятся на вечеринку в зал Миртл, а Билл и Саксон поедут на трамвае
на Пайн-стрит. У рабочих медового месяца не бывает, и Биллу предстояло
на другой день в обычный час явиться на работу.
Все женщины в гладильной тонкого крахмального белья знали, что Саксон
с ними последний день. Многие за нее радовались, иные завидовали, что
она заполучила себе мужа и освободится от каторжной работы у гладильной
доски. Ей пришлось выслушать немало шуток по своему адресу, - но такова
была участь всех девушек, выходивших замуж из прачечной, да и, кроме то-
го, она чувствовала себя такой счастливой, что не могла обижаться на эти
иногда и грубоватые, но всегда добродушные шутки.
Среди облаков пара, на фоне воздушного батиста и кисеи, быстро
скользивших под ее руками, перед нею одна за другой вставали картины ее
будущей жизни в маленьком домике на Пайн-стрит. И она, не смолкая, мур-
лыкала себе под нос, переиначивая по-своему припев одной очень известной
в то время песенки:
Когда тружусь, когда тружусь,
Тружусь я ради Билли.
К трем часам усталость работниц-сдельщиц в этой душной и сырой комна-
те достигла крайних пределов. Пожилые женщины тяжело вздыхали, молодые
побледнели, их черты заострились, под глазами легли черные тени, - но
все продолжали с неослабным усердием водить утюгами. Недремлющее око
старшей мастерицы зорко следило за тем, чтобы вовремя предупредить любой
истерический припадок. Одна молодая девушка, сутулая и узкогрудая, была
тотчас же удалена из комнаты, как только старшая заметила, что она гото-
ва потерять сознание.
Вдруг Саксон вздрогнула от дикого, нечеловеческого вопля. Натянутые
нервы не выдержали, и десятки женщин разом приостановили работу, - одни
замерли, держа утюги на весу, у других они выпали из рук. Этот ужасный
вопль издала Мери, и Саксон увидела на ее плече странного черного
зверька с большими изогнутыми крыльями. Вскрикнув, Мери в испуге присе-
ла, и странный зверь, взлетев над нею, метнулся соседней гладильщице
прямо в лицо. Та взвизгнула и лишилась чувств. Летающее существо броса-
лось туда и сюда, а женщины вопили, визжали, размахивали руками, пыта-
лись выбежать из гладильни или прятались под гладильные доски.
- Да это просто летучая мышь! - кричала старшая мастерица в бе-
шенстве. - Что, вы никогда летучей мыши не видели? Съест она вас, что
ли?
Но это были женщины из простонародья, и успокоить их оказалось нелег-
ко. Те, кто не мог видеть причины переполоха, но были взвинчены и переу-
томлены не меньше остальных, тоже поддались панике и закричали: "Пожар!"
Давка у дверей усилилась.
Все они выли в один голос - пронзительно, бессмысленно, отчаянно; и в
этом вое бесследно утонул увещевающий голос старшей. Саксон сначала
просто испугалась, но общая паника захватила и ее. Правда, она не крича-
ла, но бросилась бежать вместе со всеми. Когда орда обезумевших женщин
хлынула в соседнее помещение, все работавшие там присоединились к ней и
тоже бежали от неизвестной опасности. Через десять минут прачечная опус-
тела, осталось только несколько мужчин бродивших по комнатам с ручными
гранатами и тщетно пытавшихся выяснить причину переполоха.
Старшая мастерица, женщина серая, но решительная, была вначале тоже
подхвачена толпой, однако она вырвалась, повернула обратно и быстро пой-
мала незрячую нарушительницу спокойствия, накрыв ее бельевой корзиной.
- Я не знаю, как выглядит бог, но черта я теперь видела, - проговори-
ла, захлебываясь смехом и слезами, взволнованная Мери.
Саксон очень сердилась на себя за то, что так перепугалась и вместе
со всеми бессмысленно бежала из прачечной.
- Какие мы дуры! - сказала она. - Ведь это просто летучая мышь. Я
слышала о них. Они живут в лесу. Говорят, они совершенно безобидные, а
днем они слепые. Вот почему все и случилось. Просто маленькая летучая
мышь!
- Ну, ты меня не разуверишь, - отозвалась Мери. - Это, несомненно,
был черт. - Она несколько раз всхлипнула, потом снова засмеялась нервным
смехом. - Ты видела - миссис Бергстром упала в обморок. А ведь оно едва
коснулось ее лица! Мне что-то село на плечо, а потом я почувствовала
что-то на шее - точно рука мертвеца. Однако я не упала. - Она снова зас-
меялась. - Может быть, я слишком напугалась, и мне было уже не до обмо-
рока...
- Вернемся, - предложила Саксон. - Мы и так потеряли полчаса.
- Ни за что! Хоть бы мне расстрелом грозили. Я иду домой. Да разве я
могу сейчас гладить? Меня всю трясет.
Одна из женщин сломала себе руку, другая - ногу, у многих оказались
ссадины и ушибы. Никакие уговоры и объяснения старшей мастерицы не могли
заставить напуганных гладильщиц вернуться к работе. Они слишком перевол-
новались и разнервничались, и только немногие нашли в себе достаточно
мужества, чтобы вернуться в помещение прачечной за шляпами и корзинками
остальных. Лишь несколько девушек опять взялись за утюги. Среди них была
Саксон, и она проработала до шести часов.
