Та настороженная враждебность, с какой Саксон обычно относилась к
мужчинам, на этот раз как будто исчезла. Она не чувствовала необходимос-
ти обороняться. Это была уже не игра. Это было то, о чем она грезила,
чего желала. Перед Биллом она чувствовала себя беззащитной, и сознание
этого давало ей глубокую радость. Она ни в чем не могла ему отказать,
даже если бы он вел себя, как остальные. И из этой потрясшей ее мысли
выросла другая, еще более восхитительная: он-то и не будет вести себя,
как все.
Она продолжала молчать. Наконец, под влиянием внезапного порыва, ох-
ватившего все ее существо, девушка вместо ответа протянула руку и ти-
хонько попыталась оторвать его руку от вожжей. Он не понимал, чего она
хочет, но, видя, что она настаивает, забрал вожаки в правую и предоста-
вил ей левую. Она наклонилась, и ее губы прильнули к мозолям на его ла-
дони.
На минуту он ошалел.
- Ты... в самом деле? - пробормотал он.
Она опять поцеловала его руку и прошептала:
- Я люблю твои руки. Билли. Для меня - это самые прекрасные руки на
свете, и мне пришлось бы говорить много часов, чтобы рассказать до конца
все, что я к ним чувствую.
- Стой! - вдруг осадил он лошадей.
Он успокоил их и обмотал вожаки вокруг кнутовища, потом повернулся к
Саксон, обнял ее и прижался губами к ее губам.
- О Билли, я буду тебе хорошей женой, - сказала она, и, когда он ее
выпустил, всхлипнула.
Он поцеловал ее влажные от слез глаза и вновь нашел ее губы.
- Теперь ты знаешь, о чем я думал во время завтрака и отчего меня в
испарину бросало. Я уже не в силах был молчать. Ты ведь мне понравилась
с первой же минуты, как я тебя увидел.
- И я полюбила тебя с той самой встречи, помнишь, Билли? И я ужасно
весь день тобой гордилась: ты был такой деликатный, внимательный - и
вместе с тем такой сильный; и я видела, что все мужчины уважают тебя, а
девушки за тобой бегают. И потом, ты так замечательно дрался с теми тре-
мя ирландцами, когда я стояла позади садового стола. Я бы не могла полю-
бить или выйти за человека, которым бы не гордилась; а тобой я так гор-
жусь, так горжусь!
- Наверно, меньше, чем я сейчас горжусь собой, - отвечал он, - я ведь
добился своей цели и получил тебя. И это так хорошо, что даже не верит-
ся. Вдруг через несколько минут зазвонит будильник, я проснусь - и все
окажется сном. Ну, а если даже и зазвонит, я воспользуюсь этими дву-
мя-тремя минутами. Смотри, как бы я тебя не съел. Я так по тебе изголо-
дался!
Он обнял ее и прижал к себе крепко-крепко, до боли. После этих мгно-
вений, показавшихся ей годами блаженства, он, с трудом оторвавшись, вы-
пустил ее из своих объятий.
- А будильник-то еще не звонит, - прошептал он, прижавшись щекой к ее
щеке, - и вокруг нас темная ночь, а внизу огни Фрутвэйла. И смотри, как
смирно Принц и Король стоят посреди дороги. Вот не думал, что настанет
время, когда мне не захочется взять в руки вожжи и править парой таких
чудесных лошадок. И такое время все-таки настало! Я просто не могу отор-
ваться от тебя, а надо. До смерти не хочется ехать, но пора.
Он усадил ее на прежнее место, укрыл ей ноги фартуком и свистнул ло-
шадям, уже выказывавшим нетерпение.
Через полчаса он снова остановил их.
- Сейчас-то я знаю, что не сплю, но мне надо проверить - не сон ли
все, что было?
И, снова замотав вождей, он ее обнял.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Саксон не замечала, как летят дни. Она усердно работала в прачечной,
вырабатывая даже больше, чем обычно, а все свое свободное время посвяща-
ла Биллу и предстоящей ей великой перемене в жизни. Он оказался весьма
пылким возлюбленным и пожелал обвенчаться на другой же день после своего
предложения; с трудом удалось уговорить его на недельную отсрочку, никак
не больше.
- Зачем ждать? - спрашивал он. - Молодости это нам, насколько мне из-
вестно, не прибавит, а ты подумай - как много мы каждый день теряем!
В конце концов он согласился на отсрочку, и это было очень хорошо,
так как спустя две недели его с десятком товарищей перебросили на работу
из больших конюшен Корберли и Моррисона в западную часть Окленда. Кончи-
лись поиски квартиры в другом конце города, и молодой паре удалось снять
на Пайн-стрит, между Четвертой и Пятой улицей, возле самого вокзала Юж-
но-Океанской железной дороги, уютный домик - четыре небольших комнатки -
за десять долларов в месяц.
- Это прямо дешевка, если сравнить с тем, что я платил за свои преж-
ние каморки, - сказал Билл. - Моя теперешняя комната не больше самой ма-
ленькой из этих, а с меня дерут за нее целых шесть долларов.
- Зато в твоей есть мебель, - напомнила Саксон, - потому и разница.
Но Билл ничего и слушать не хотел.
- Хотя я, Саксон, и неученый, но арифметику знаю. В трудные времена я
не раз закладывал часы и отлично высчитывал проценты. Как ты думаешь,
сколько будет стоить обставить весь дом - дорожки, линолеум для кухни и
прочее?
- Я считаю, что все это можно отлично сделать на триста долларов, -
отвечала Саксон. - Я уже обдумала и уверена, что такой суммы хватит.
- Триста! - пробормотал он, сосредоточенно хмуря брови. - Триста,
скажем, из шести процентов... Значит, шесть центов с доллара, шестьдесят
с десяти долларов, шесть долларов со ста, восемнадцать с трехсот. Я мас-
тер умножать на десять! А теперь раздели восемнадцать на двенадцать: вы-
ходит полтора доллара процентов в месяц.
Он остановился, очень довольный, что удачно решил задачу. Вдруг его
лицо озарилось новой мыслью:
- Постой! Это же не все! Это ведь процент за мебель для четырех ком-
нат. А теперь раздели на четыре. Сколько получится, если разделить пол-
тора доллара на четыре?
- Пятнадцать на четыре - три и три в остатке, - быстро начала Саксон
подсчитывать. - Тридцать на четыре - семь, двадцать восемь и два в ос-
татке; две четверти составляют половину. Все.
- Молодец! Вот ты умножаешь здорово. - После минутного колебания он
продолжал: - Я не следил... какая сумма, ты говоришь, вышла?
- Тридцать семь с половиной центов.
- Ага! Теперь мы посмотрим, сколько лишнего с меня дерут за мою ком-
нату. Если четыре комнаты стоят в месяц десять долларов, то одна стоит
два с половиной. Прибавь еще тридцать семь с половиной центов за мебель,
- выходит, два доллара восемьдесят семь с половиной центов. Вычти из
шести долларов...
- Остается три доллара двенадцать с половиной центов, - тут же поды-
тожила Саксон.
- Видишь, значит, я плачу за комнату лишних три доллара двенадцать с
половиной центов. Вот так штука! Выходит, жениться - все равно что ко-
пить деньги.
- Но ведь мебель изнашивается. Билли.
- Ах, черт! Об этом я и не подумал. Это тоже нужно принять в расчет.
Во всяком случае наш домик - находка! Ты изволь в следующую субботу уйти
из прачечной минута в минуту, и мы отправимся покупать мебель. Я заходил
вчера к Сэлингеру. Я дам им пятьдесят долларов задатку, а остальные буду
выплачивать по десяти долларов в месяц. Через два года и один месяц обс-
тановка будет наша. И помни, Саксон, покупай все, что тебе нужно,
сколько бы это ни стоило, слышишь?
Она кивнула головой, ничем не выдавая своих планов относительно бес-
численных крошечных сбережений, которые себе уже наметила. Глаза ее ста-
ли влажными.
- Ты такой добрый, - прошептала она, прижимаясь к нему, и мигом очу-
тилась в его объятиях.
- Тебя, кажется, можно поздравить, ты решила выйти замуж? - заметила
Мери однажды утром, когда они встретились в прачечной. Не успели они
проработать и десяти минут, как она увидела на среднем пальце левой руки
у Саксон колечко с топазом. - Кто же счастливец? Чарли Лонг или Билли
Роберте?
- Билли, - последовал ответ.
- Гм, берешь себе мальчика на воспитание? По лицу Саксон Мери замети-
ла, что попала в больное место, и тут же пожалела о своих словах.
- Уде и пошутить нельзя! Это замечательно, что он будет твоим мужем.
Билли превосходный человек, и я очень за тебя рада. Таких, как он, не
скоро найдешь, а если они и есть, так не больно-то их женишь. Вам обоим
повезло. Вы на редкость подходящая пара, и лучшей жены, чем ты, ему не
найти. Когда же свадьба?
Несколько дней спустя, возвращаясь из прачечной, Саксон встретилась с
Чарли Лонгом. Он решительно преградил ей дорогу и вызвал на разговор.
- Значит, вы теперь хороводитесь с боксером? - сказал он презри-
тельно. - Только слепому не видно, чем это кончится!
Впервые она не испугалась стоявшего перед нею огромного парня с мох-
натыми бровями и волосатыми пальцами. Она показала ему свою левую руку.
- Видите? При всей вашей силе, вам ни за что бы не удалось надеть мне
на палец обручальное кольцо. А Билли Роберте сделал это в одну неделю.
Он и вас не побоялся, Чарли Лонг, и со мной сумел поладить.
Лонг только выругался в ответ.
- Он не чета вам, - продолжала Саксон. - Это настоящий мужчина, чест-
ный, чистый.
- А ловко он вас обработал! - хрипло заржал Лонг.
- И вас обработает, если нужно, - отрезала она.
- Я бы мог вам кое-что про него рассказать, Саксон... Между нами, он
порядочный жулик. Если бы только я...
- Знаете что? Оставьте-ка вы меня в покое, - прервала она его. - А то
я скажу Билли, и вы прекрасно понимаете, что вам за это будет, хвастун
вы этакий, нахал...
Лонг смущенно потоптался на месте, потом нехотя отошел в сторону.
- Вон, оказывается, какая вы штучка, - пробормотал он с оттенком вос-
хищения.
- И Билли Роберте такой... - засмеялась она и пошла своей дорогой.
Однако, пройдя несколько шагов, остановилась. - Послушайте! - крикнула
она.
Огромный кузнец быстро обернулся.
- Я тут видела одного хромого. Идите поколотите его, если уж вам
очень хочется подраться.
За время своей помолвки Саксон позволила себе только один крупный
расход: она истратила целый дневной заработок на полдюжины своих
собственных фотографических карточек. Билл уверял, что для него жизнь не
в жизнь, если он не сможет каждый вечер любоваться ее изображением, пе-
ред тем как заснуть, и утром - как только проснется. Взамен она получила
две его карточки, на одной он был в спортивном трико, на другой - в
обычном костюме, и украсила ими свое зеркало. Первая карточка почему-то
напомнила ей увлекательные рассказы матери о древних саксах и о морских
викингах, нападавших на берега Англии. Она вынула из старинного комода,
совершившего путь через прерии, еще одну священную реликвию - альбом ма-
тери, в котором были наклеены вырезки из газет со стихами о жизни пионе-
ров в Калифорнии, а также копии с картин и старых гравюр, которые поме-
щались в журналах прошлого поколения, а может быть, и в более давних.
Саксон перелистывала знакомые страницы и скоро нашла то, что искала. На
фоне прибрежных скал и серого неба с мчавшимися облаками были изображены
несколько лодок, длинных, темных и узких, с изогнутыми носами, делавшими
их похожими на чудовищных птиц; они стояли у кипящего белой пеной песча-
ного берега. Эти лодки были полны обнаженных сильных белокурых воинов в
крылатых шлемах. В руках они держали мечи и копья, некоторые прыгали в
воду, доходившую им до пояса, другие уже вылезали на песок. А на берегу,
охраняя его, виднелись фигуры голых дикарей, нисколько не похожих, одна-
ко, на индейцев. Они стояли кучками, а некоторые - по колено в воде. Ту-
земцы уже обменялись первыми ударами с завоевателями, и тела раненых и
убитых омывал прибой. Один из белокурых завоевателей лежал поперек лод-
ки, причем торчавшая в его груди стрела показывала, какое оружие явилось
причиной его смерти. Другой, прыгавший через него в воду, с мечом в ру-
ке, был вылитый Билл. Сомненья быть не могло: те же необычно светлые во-
лосы, те же лицо, глаза, губы. Даже выражение было то же, как у Билла в
тот день на гулянке, когда он дрался с тремя ирландцами.
