Сидевшие в автомобиле шумно и возмущенно запротестовали.
- Не будь нахалом, хоть ты и деревенщина, - сказал шофер, - ничего с
твоими лошадьми не случится. Освободи место, и мы проедем. А если ты
не...
- Это сделаешь ты, приятель, - ответил Билл. - Разве так разговарива-
ют с товарищем? Со мной спорить бесполезно. Поезжайте-ка обратно вверх
по дороге, и все. Доедете до широкого места, и мы прокатим мимо вас. Как
же быть, раз влипли? Давай задний ход.
Посоветовавшись с пассажирами, которые начинали нервничать, шофер,
наконец, послушался, дал задний ход, и вскоре машина исчезла за поворо-
том.
- Вот прохвосты! - засмеялся Билл, обращаясь к Саксон. - Если у них
есть автомобиль да несколько галлонов бензина, так они уже воображают
себя хозяевами всех дорог, которые проложили мои и ваши предки.
- Что ж, до вечера, что ли, будем канителиться? - раздался голос шо-
фера из-за поворота. - Трогайте. Вы можете проехать.
- Заткнись! - презрительно отвечал Билл. - Проеду, когда надо будет.
А если вы мне не оставили достаточно места, так я перееду и тебя и твоих
дохлых франтов.
Он слегка шевельнул вожжами, и мотавшие головой, неутомимые кони без
всякого понукания, легко взяли крутой склон и объехали машину, стоявшую
с включенным мотором.
- Так на чем мы остановились? - снова начал Билл, когда перед ними
опять потянулась пустынная дорога. - Да взять хотя бы моего хозяина. По-
чему у него могут быть двести лошадей, сколько хочешь женщин и все про-
чие блага, а у нас с вами ничего?
- У вас красота и здоровье. Билли, - сказала Саксон мягко.
- И у вас тоже. Но мы этот товар продаем, точно материю за прилавком
- по стольку-то за метр. Вы и сами знаете, что сделает из вас прачечная
через несколько лет. А посмотрите на меня! Я каждый день продаю понемно-
гу свою силу. Поглядите на мой мизинец. - Он переложил вожжи в одну руку
и показал ей другую. - Я не могу его разогнуть, как другие пальцы, и я
владею им все хуже и хуже. И вывихнул я его не во время бокса - это от
моей работы. Я продал свою силу за прилавком. Видали вы когда-нибудь ру-
ки старого возчика, правившего четверкой? Они точно когти - такие же
скрюченные и искривленные.
- В старину, когда наши предки шли через прерии, все было по-другому,
- заметила Саксон. - Правда, они, наверно, тоже калечили себе руки рабо-
той, но зато ни в чем не чувствовали недостатка - и лошади у них были и
все.
- Конечно. Ведь они работали на себя. И руки калечили ради себя. А я
калечу ради хозяина. Знаете, Саксон, у него руки мягкие, как у женщины,
которая никогда не знала труда. А ведь у него есть и лошади и конюшни,
но он палец о палец не ударит. Я же с трудом выколачиваю деньги на харчи
да на одежду. И меня возмущает: почему все так устроено на свете? И кто
так устроил? - вот что я хотел бы знать. Ну хорошо, теперь другие време-
на. А кто сделал, что они стали другие?
- Да уж, конечно, не бог.
- Голову готов дать на отсечение, что не он! И это тоже меня очень
занимает: существует он вообще где-нибудь? И если он правит миром, - а
на что он нужен, если не правит, - то почему он допускает, чтобы мой хо-
зяин или такие вот люди, как этот ваш кассир, имели лошадей и покупали
женщин - милых девушек, которым бы только любить своих мужей да рожать
ребят, и не стыдиться их, и быть счастливыми, как им хочется?..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лошади; хотя Билл и давал им часто передохнуть, были все в мыле после
подъема по крутой старой дороге, ведшей в долину Мораги; перевалив через
холмы Контра-Коста, экипаж стал по такому же крутому склону спускаться в
зеленое, тихое, освещенное солнцем Редвудское ущелье.
- Ну, разве не здорово? - спросил Билл, указывая широким жестом на
группы деревьев, под которыми журчала невидимая вода, и на гудящих пчел.
- Мне здесь ужасно нравится, - подтвердила Саксон. - Так и тянет по-
жить в деревне, а ведь я всю жизнь провела в городе.
- Я тоже, Саксон, никогда не жил в деревне, хотя все мои предки всю
жизнь провели в деревне.
- А ведь в старину не было городов. Все жили в деревне.
- Вы, пожалуй, правы, - кивнул Билл. - Им поневоле приходилось жить в
деревне.
У легкого экипажа не было тормозов, и Билл все свое внимание обратил
теперь на лошадей, сдерживая их при спуске по крутой извилистой дороге.
Саксон закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, отдаваясь чувству
невыразимо блаженного отдыха. Время от времени он поглядывал на ее лицо
и закрытые глаза.
- Что с вами? - спросил он, наконец, с ласковой тревогой. - Нездоро-
вится?
- Нет, - ответила она, - но все так хорошо, что я боюсь глаза отк-
рыть. Хорошо до боли. Все такое честное...
- Честное? Вот чудно!
- А разве нет? По крайней мере мне так кажется - честное! А в городе
дома, и улицы, и все - нечестное, фальшивое. Здесь совсем другое. Я не
знаю, почему я сказала это слово. Но оно подходит.
- А ведь вы правы! - воскликнул он. - Теперь я и сам вижу, когда вы
сказали. Здесь нет ни притворства, ни жульничества, ни лжи, ни надува-
тельства. Деревья стоят, как выросли, - чистые, сильные, точно юноши,
когда они первый раз вышли на ринг и еще не знают всех его подлостей,
тайных нечестных сговоров, интриг и уловок в пользу тех, кто поставил
больше денег для обмана публики. Да, тут действительно все честно. И вы
все это понимаете, верно, Саксон?
Он смолк, задумался, долго изучал ее мягким, ласкающим взглядом, и
этот взгляд вызвал в ней сладкий трепет.
- Знаете, мне очень хотелось бы как-нибудь драться при вас, только
чтобы встреча была серьезная, когда надо каждое мгновение быть начеку. Я
бы до смерти гордился этим. И если бы я знал, что вы смотрите на меня, я
бы наверняка победил; это было бы честное состязание, ручаюсь вам. И вот
что занятно: за всю мою жизнь мне еще ни разу не хотелось драться на
глазах у женщин. Визжат, пищат и ничего не понимают. Но вы бы поняли.
Спорю на что угодно, все бы поняли.
Немного спустя, когда они ехали крупной рысью мимо расположенных в
долине мелких фермерских участков с золотившимися на солнце зрелыми ко-
лосьями, Билл снова обратился к Саксон:
- Слушайте, вы, наверно, уже не раз были влюблены? Расскажите-ка. Что
это такое - любовь?
Она медленно покачала головой:
- Я только воображала, что влюблена, да и то не часто это было...
- Значит, все-таки бывало? - воскликнул он.
- В сущности ни разу, - успокоила она его, втайне радуясь его бессоз-
нательной ревности. - А по-настоящему я никогда не была влюблена. Иначе
я была бы уже замужем. Когда любишь человека, по-моему единственное, что
остается - это выйти за него.
- А если он вас не любит - тогда что?
- Ну, не знаю, - отвечала она с улыбкой, шутливой и вместе с тем гор-
дой. - Мне кажется, я заставила бы его полюбить меня.
- Уверен, что заставили бы! - пылко откликнулся Билл.
- Беда в том, - продолжала она, - что тем мужчинам, которые в меня
влюблялись, я никогда не отвечала взаимностью... О, посмотрите!
Дорогу перебежал дикий кролик, оставив за собой легкое облачко пыли,
которое тянулось по его следу, как дымок. На следующем повороте из-под
самых лошадиных копыт выпорхнула стайка перепелок. Билл и Саксон не-
вольно вскрикнули от восхищения.
- Эх, жалко, что я не родился фермером! Люди не затем были созданы,
чтобы жить в городах.
- Во всяком случае не такие, как мы, - прибавила она с глубоким вздо-
хом и, помолчав, продолжала: - Здесь все так прекрасно! Прожить всю
жизнь среди природы - это похоже на блаженный сон. Иногда я жалею, что
не родилась индианкой.
Билл несколько раз пытался что-то сказать, но, видимо, удерживался.
- А насчет этих молодых людей, в которых, вам казалось, что вы влюб-
лены, - начал он, наконец, - вы так и не договорили...
- Вам непременно хочется знать? - спросила она. - Право, они того не
стоят.
- Конечно, я хочу знать. Ну же! Валяйте!
- Первым был некий Ол Стэнли...
- Чем он занимался? - строго спросил Билл, точно имел право задавать
ей такие вопросы.
- Он был игрок.
Лицо Билла сразу помрачнело, глаза затуманились, и в его быстро бро-
шенном на нее взгляде Саксон прочла внезапное сомнение.
- О, это не так страшно, - засмеялась она. - Мне было всего восемь
лет. Видите, я начинаю с самого начала. Я его встретила вскоре после
смерти моей матери, когда меня взял на воспитание некто Кэди. Этот Кэди
содержал гостиницу и бар в Лос-Анжелосе. Гостиница была маленькая; в ней
останавливались главным образом рабочие, даже чернорабочие, а также же-
лезнодорожные служащие, и, как я теперь думаю, Ол Стэнли клал себе в
карман немалую часть их заработка. Он был такой красивый, тихий; голос
ласковый, чудесные глаза и такие мягкие, чистые руки. Как сейчас вижу
их. После обеда он иногда играл со мной, угощал конфетами и делал ма-
ленькие подарки. Большую часть дня он спал. Я тогда не понимала - поче-
му. Мне казалось, что это переодетый волшебный принц. Его убили тут же в
баре, но перед тем он успел убить того, кто нанес ему смертельную рану.
Так и кончилась моя первая любовь.
Потом я влюбилась, когда мне минуло тринадцать и я после приюта жила
у брата, - я и до сих пор у него живу. Мой герой был мальчишка-булочник,
он развозил булки. Почти каждое утро, идя в школу, я встречала его. Он
ехал вниз по Вуд-стрит, затем сворачивал на Двенадцатую. Может быть, ме-
ня привлекло к нему то, что он правил лошадью. Во всяком случае я любила
его месяца два; но он лишился места или с ним еще что-то случилось и
хлеб стал развозить другой подросток. Так мы и слова не сказали друг
другу.
Потом, уже в шестнадцать, появился бухгалтер. Мне везет на бухгалте-
ров! Ведь это бухгалтера нашей прачечной избил Чарли Лонг, когда прирев-
новал меня. А с тем я познакомилась, когда работала у Хикмейера на кон-
сервном заводе. У него тоже были неясные руки. Но он скоро мне опроти-
вел. Он был... как бы сказать... ну... из того же теста, что и ваш хозя-
ин. И я никогда по-настоящему не любила его, честное слово. Билли. Я
сразу почувствовала, что в нем что-то не так. А когда я работала на фаб-
рике картонных коробок, мне показалось, что я полюбила приказчика из
"Эмпориума" Кана, - знаете, на Одиннадцатой и на Вашингтон-стрит. Этот
был такой приличный. Прямо горе было с ним. Слишком приличный! Никакого
огонька, никакой жизни. Он хотел на мне жениться. Но это меня ничуть не
соблазняло. Ясно, что я его не любила. Такой узкогрудый, тощий, руки
всегда холодные, потные. А уж зато одет - прямо картинка! Он уверял, что
утопится и все такое, однако я порвала с ним.
- А потом... потом ничего больше и не было. Наверно, я стала уж очень
разборчивой, мне казалось - никто не стоит любви. Мои отношения с мужчи-
нами были скорее какой-то игрой или борьбой. Но мы не боролись честно и
открыто. Всегда казалось, будто мы прячем друг от друга свои карты. Мы
никогда не объяснялись начистоту, каждый словно старался другого пере-
хитрить. Чарли Лонг все-таки вел себя честно. И тот кассир из банка -
тоже. Но и они возбуждали во мне враждебное чувство. Всегда у меня появ-
лялось такое ощущение, что с мужчинами надо быть начеку. Они меня при
случае не пощадят, - это я знала твердо.
Саксон замолчала и посмотрела на четкий профиль Билла, внимательно
правившего лошадьми. Он вопросительно взглянул на нее и встретил ее сме-
ющийся взгляд. Она устало потянулась.
- Вот и все! Я вам все рассказала - первому мужчине за всю мою жизнь.
Теперь ваша очередь.
- Мне тоже особенно нечего рассказывать, Саксон. Меня к девушкам ни-
когда сильно не тянуло, - то есть настолько, чтобы жениться. Я больше
привязывался к мужчинам, к таким парням, как Билл Мэрфи. А потом я слиш-
ком увлекался - сначала тренировкой, затем боксом, и возиться с женщина-
