то угрожать.
Генри и Френсис подошли к Леонсии и стали рядом с нею, стараясь, нес-
мотря на общий крик и гам, не пропустить ни слова из ее разговора с Тор-
ресом.
- Генри Моргану, несомненно, грозит смерть через повешение, - настаи-
вал Торрес. - Достоверно доказано, что он убил Альфаро Солано, родного
брата вашего отца и вашего родного дядюшку. Спасти его невозможно. Но
Френсиса Моргана я мог бы наверняка спасти, если...
- Если - что? - спросила Леонсия, крепко стиснув зубы, точно тигрица,
схватившая добычу.
- Если... вы будете благосклонны ко мне и выйдете за меня замуж, - с
невозмутимым спокойствием закончил Торрес, хотя в глазах обоих гринго,
беспомощно стоявших рядом со связанными руками, одновременно вспыхнуло
желание убить его на месте.
В порыве искренней страсти Торрес схватил руки Леонсии в свои, но
прежде метнул быстрый взгляд в сторону Морганов и еще раз убедился, что
они не могут причинить ему никакого вреда.
- Леонсия, - умоляющим тоном сказал он, - если я стану вашим мужем,
я, возможно, кое-что смогу сделать для Генри. Мне даже, может быть,
удастся спасти ему жизнь, если он согласится немедленно покинуть Панаму.
- Ах ты испанская собака! - прохрипел Генри, тщетно пытаясь высвобо-
дить связанные назад руки.
- Сам ты американский пес! - крикнул Торрес и наотмашь ударил Генри
по зубам.
В тот же миг Генри поднял ногу и так двинул Торреса в бок, что тот не
устоял и отлетел к Френсису; Френсис, в свою очередь, не замедлил как
следует пнуть его с другого бока. Так они кидали Торреса друг другу,
точно футболисты, пасующие мяч, пока жандармы, наконец, не схватили их и
не принялись, пользуясь их беспомощностью, избивать. Торрес не только
поощрял жандармов возгласами, но и сам вытащил нож; дело, безусловно,
кончилось бы кровавой трагедией, как это нередко случается, когда вски-
пит оскорбленная латиноамериканская кровь, если бы вдруг не появилось
десятка два вооруженных всадников, которые бесшумно выехали из-за де-
ревьев и так же бесшумно стали хозяевами положения. Иные из этих та-
инственных незнакомцев были одеты в парусиновые рубашки и штаны, другие
- в длинные холщовые рясы с капюшонами.
Жандармы и плантаторы в ужасе попятились, крестясь и бормоча молитвы.
- Слепой разбойник! - Суровый судья! - Это его люди! - Мы погибли! -
неслось со всех сторон.
Только один многострадальный пеон метнулся вперед и упал на окровав-
ленные колени перед человеком со строгим лицом, который, как видно,
предводительствовал людьми Слепого разбойника. Из уст пеона полились
громкие жалобы и мольбы о справедливости.
- А знаешь ли ты, о какой справедливости просишь? - гортанным голосом
спросил его предводитель отряда.
- Да, о Суровой Справедливости, - ответил пеон. - Я знаю, что значит
обращаться к Суровой Справедливости, и все же обращаюсь, потому что жаж-
ду справедливости, и дело мое - правое.
- Я тоже требую Суровой Справедливости! - воскликнула Леонсия, свер-
кая глазами. И тихо добавила, обращаясь к Френсису и Генри: - Какова бы
ни была эта Суровая Справедливость.
- Едва ли это будет хуже того, что мы можем ожидать от Торреса и на-
чальника полиции, - в тон ей шепнул Генри и, смело шагнув вперед, обра-
тился к предводителю отряда: - Я тоже требую Суровой Справедливости.
Вожак кивнул.
- И я тоже, - сначала шепотом, а затем громко заявил Френсис.
Жандармам, как видно, было все равно, а плантаторы дали понять, что
готовы подчиниться любому приговору, какой соблаговолит им вынести Сле-
пой разбойник. Запротестовал только начальник полиции.
- Быть может, вы не знаете, кто я? - чванливо спросил он. - Я - Мари-
ано Веркара-и-Ихос, представитель старинного именитого рода, всю жизнь
занимающий высокие должностные посты. Я - начальник полиции Сан-Антонио,
ближайший друг губернатора, доверенное лицо правительства Панамской рес-
публики. Я носитель закона. Вообще в стране нашей существует только один
закон и одна справедливость - для всей Панамы и для Кордильер тоже. Я
протестую против того, что вы тут установили у себя в горах закон, кото-
рый называете Суровой Справедливостью. Я пошлю солдат арестовать вашего
Слепого разбойника и упрячу его в Сан-Хуан, чтобы сарычи склевали там
его.
- Я бы советовал вам все-таки не забывать, - насмешливо предупредил
Торрес разбушевавшегося начальника полиции, - что вы не в Сан-Антонио, а
в дебрях Хучитана. И у вас здесь нет никакой армии.
- Вот эти двое - нанесли они обиду кому-нибудь из тех, кто взывает
сейчас к Суровой Справедливости? - резко спросил вожак.
- Да, - заявил пеон. - Они били меня. Все меня били. И вот эти тоже
били - без всякой причины. У меня рука вся в крови, а тело в ссадинах и
кровоподтеках. Я снова прошу защиты и обвиняю этих двух в несправедли-
вости.
Вожак кивнул и жестом приказал своим людям разоружить пленных и при-
готовиться в путь.
- Справедливости!.. Я тоже требую справедливости, одинаковой для
всех! - крикнул Генри. - А у меня руки связаны за спиной. Пусть тогда
всех свяжут или же развяжут и нас. Ведь связанному идти трудно.
Тень улыбки мелькнула на губах вожака, и он велел своим людям разре-
зать ремни - убедительное доказательство того, что жалоба Генри была
справедлива.
- Ух! - Френсис лукаво посмотрел на Леонсию и Генри. - Если мне не
изменяет память, то этак миллион лет тому назад я жил в одном тихом, за-
холустном городишке под названием Нью-Йорк, где мы наивно мнили себя от-
чаянными головорезами, потому что резались в гольф, воевали с Тамма-
ни-холлом [17], как-то раз помогли отправить на электрический стул инс-
пектора полиции и лихо брали прикуп, имея четыре взятки на руках.
- Ух ты! - воскликнул через полчаса Генри, когда они вышли на пере-
вал, с которого открывался вид на панораму вершин. - Ух ты черт рогатый!
Эти длиннорясые парни с ружьями совсем уж не такие дикари. Смотри-ка,
Френсис! Да у них тут целая система сигнализации! Видишь вот это дерево,
а потом вон то, большое, на другой стороне ущелья. Посмотри, как у них
качаются ветки.
Последние несколько миль пленников вели с завязанными глазами, затем,
не снимая с них повязок, впустили в пещеру, где царил тот, кто олицетво-
рял Суровую Справедливость. Когда повязки были сняты с их глаз, они об-
наружили, что находятся в просторной и высокой пещере, освещенной мно-
жеством факелов, а перед ними на троне, высеченном в скале, восседает
слепой старец в холщовой рясе; у ног его, касаясь плечом его колена,
примостилась красавица метиска.
Слепец заговорил; голос у него был чистый и звонкий, как серебряный
колокольчик, а речь - человека, умудренного годами и тяжким жизненным
опытом.
- Вы взывали к Суровой Справедливости. Я слушаю. Кто требует бесп-
ристрастного и справедливого решения?
Все невольно подались назад, и даже у начальника полиции не хватило
храбрости протестовать против законов Кордильер.
- Тут среди вас есть женщина, - продолжал Слепой разбойник. - Пусть
она говорит первая. Все смертные - и мужчины и женщины - виновны в
чем-нибудь или по крайней мере окружающие считают их виновными.
Генри и Френсис хотели было удержать Леонсию, но она, одарив каждого
из них улыбкой, посмотрела на Справедливого судью и звонким голосом от-
четливо произнесла:
- Я виновна лишь в том, что помогла своему жениху избежать казни за
убийство, которого он не совершал.
- Я выслушал тебя, - сказал Слепой разбойник. - Подойди ко мне.
Люди в рясах подвели Леонсию к слепцу и заставили опуститься перед
ним на колени; оба влюбленных в нее Моргана с волнением следили за каж-
дым ее движением. Метиска положила руку старика на голову Леонсии. С ми-
нуту в пещере царило торжественное молчание, - пальцы слепца лежали на
лбу Леонсии, прощупывая биение пульса на ее висках. Потом он снял руку
и, откинувшись назад, стал обдумывать решение.
- Встань, сеньорита, - произнес он. - В твоем сердце нет зла. Ты сво-
бодна... Кто еще взывает к Суровой Справедливости?
Френсис тотчас шагнул вперед:
- Я тоже помог этому человеку спастись от смертной казни, к которой
он был несправедливо приговорен. Мы с ним родственники, хотя и дальние,
и носим одну и ту же фамилию.
Он тоже опустился на колени и почувствовал, как мягкие пальцы осто-
рожно скользнули по его бровям и вискам, а потом нащупали руку и задер-
жались на пульсе у запястья.
- Здесь мне не все ясно, - сказал слепец. - В душе твоей нет мира и
покоя. Что-то грызет тебя.
В эту минуту пеон вдруг выскочил вперед и, не спрашивая позволения,
заговорил; при звуке его голоса люди в рясах даже вздрогнули, словно он
совершил богохульство.
- О Справедливый, отпусти этого человека! - взмолился пеон. - Я дваж-
ды за сегодняшний день поддался слабости и предал его врагам, а он дваж-
ды за сегодняшний день защитил меня и спас от моих врагов.
И пеон уже в который раз снова рухнул на колени, но только впервые -
перед справедливым вершителем закона, и, дрожа и замирая от суеверного
ужаса, почувствовал легкое и вместе с тем уверенное прикосновение
пальцев этого самого необычного из всех судей, перед которым когда-либо
преклонял колени человек. Эти пальцы быстро обследовали все рубцы и сса-
дины на коже пеона, даже на плечах и на спине.
- Тот человек тоже может быть свободен! - провозгласил Справедливый
судья. - И все-таки что-то гнетет и волнует его. Нет ли здесь кого-ни-
будь, кто знает, в чем дело, и мог бы нам рассказать?
И Френсис сразу понял, какое волнение угадал в нем слепец: любовь к
Леонсии, которая снедала его и грозила нарушить его преданность Генри.
Столь же быстро догадалась об этом и Леонсия, и если бы слепец мог пе-
рехватить тот полный понимания взгляд, каким невольно обменялись молодые
люди, и заметить, с каким смущением оба тотчас отвели глаза, он безоши-
бочно угадал бы причину волнения Френсиса. Метиска же заметила это, и
сердце подсказало ей, что здесь замешана любовь. Не ускользнуло это и от
Генри, и он бессознательно нахмурился.
Тут Справедливый снова заговорил.
- Должно быть, это любовная история, - сказал он. - Боль, которую
женщина вечно причиняет сердцу мужчины. И все-таки я освобождаю этого
человека. Дважды за один день он пришел на помощь тому, кто дважды пре-
дал его. Его гнетет тоска - и все-таки он помог тому, кто был несправед-
ливо приговорен к смерти. Остается испытать еще и другого человека, а
кроме того надо решить, как поступить с этим жестоко избитым пеоном, ко-
торый стоит передо мной и который ради собственного спасения дважды за
сегодняшний день обнаружил слабость духа, а сейчас, отринув всякие по-
мыслы о себе, проявил силу и мужество.
Он нагнулся и стал ощупывать брови и лицо пеона.
- Ты боишься смерти? - внезапно спросил он.
- О великий и святой человек, страх как боюсь! - отвечал пеон.
- Тогда скажи, что ты солгал про этого человека, скажи, что твои уве-
рения, будто он дважды пришел тебе на помощь, - ложь, и ты останешься
жить.
Пеон весь съежился и поник под пальцами слепца.
- Подумай как следует, - строго предупредил его старец. - Смерть
страшна. Навеки застыть в неподвижности, стать таким, как земля или ка-
мень, - это ли не страшно! Скажи, что ты солгал, и ты будешь жить. Ну,
говори!
И хотя голос пеона выдавал его ужас, но он нашел в себе силы посту-
пить, как человек большой и мужественной души.
- Дважды за сегодняшний день я предал его, о святой человек. Но я не
Петр. И в третий раз я не предам этого человека. Я страх как боюсь, но
предать его в третий раз не могу.
Слепой судья откинулся назад, лицо его преобразилось, словно освещен-
ное внутренним светом.
- Ты хорошо сказал! - промолвил он. - У тебя душа настоящего челове-
