буркнул Генри, обращаясь к Френсису. - Или поручи это мне, я в два счета
с ним расправлюсь.
Но Френсис покачал головой:
- Он славный малый, только он из ямайских негров, а ты знаешь, какие
они. К тому же в нем есть и индейская кровь. Лучше давай уде ладить с
ним, раз такой это гусь. Ничего плохого у него в мыслях нет - просто хо-
чет содрать подороже: ведь он рискует своей шхуной, ее могут конфиско-
вать. А кроме того, он страдает манией vocabularitis: он просто лопнет,
если не будет изрекать всякую мудреную чепуху.
В эту минуту к ним подошел Энрико Солано - ноздри его раздувались, а
пальцы нетерпеливо барабанили по ружью, в то время как глаза то и дело
обращались к берегу, откуда велась беспорядочная стрельба.
- Я серьезно виноват перед вами, сеньор Морган, - сказал он, протяги-
вая руку Генри. - Я был так удручен смертью моего любимого брата Альфа-
ро, что, признаюсь, в первую минуту счел вас повинным в его убийстве. -
Тут глаза старого Энрико сверкнули гневом - неистребимым, но истребляю-
щим. - Это было самое настоящее убийство, коварно совершенное каким-то
трусом, удар в спину под покровом темноты. И как это я сразу не сообра-
зил! Но я был так сражен горем, а все улики были против вас. Я даже за-
был, что моя горячо любимая и единственная дочь помолвлена с вами; не
подумал, что человек таких нравственных качеств - прямой, мужественный,
храбрый - не способен нанести удар в спину под покровом темноты. Я сожа-
лею о своей ошибке. Прошу извинить меня. И я снова с гордостью рад при-
нять вас в нашу семью как будущего мужа моей Леонсии.
Пока Генри Моргана столь чистосердечно принимали обратно в лоно семьи
Солано, Леонсия с раздражением думала: зачем ее отцу нужно следовать
этому глупому латиноамериканскому обычаю и говорить так много пышных
слов, когда достаточно было бы одной-единственной фразы, крепкого руко-
пожатия и откровенного взгляда друг другу в глаза? Окажись на месте ее
отца Генри или Френсис, они, несомненно, так и вели бы себя. Ну почему,
почему все ее испанские родичи любят выражаться так цветисто и многос-
ловно, совсем как этот ямайский негр!
Френсис же тем временем изо всех сил старался делать вид, что проис-
ходящее нимало не интересует его; тем не менее он все-таки заметил, что
желтолицый матрос по имени Хуан шепчется о чем-то с остальной командой,
многозначительно пожимает плечами и ожесточенно жестикулирует.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
- Ну вот, теперь мы упустили обоих этих свиней-гринго! - горестно
воскликнул Альварес Торрес, увидев с берега, как "Анджелика", распустив
паруса, надувшиеся от посвежевшего ветра, стала быстро удаляться и пули
с суши не могли уже теперь ее достать.
- Я бы, кажется, пожертвовал собору на три колокола, - провозгласил
Мариано Веркара-и-Ихос, - только чтобы увидеть их в ста ярдах от моего
ружья. Эх, будь на то моя власть, я бы так быстро отправил всех гринго
на тот свет, что дьяволу в аду пришлось бы изучать английский язык!
Альварес Торрес, задыхаясь от досады и бессильного гнева, несколько
раз ударил кулаком по луке седла.
- Владычица моих грез! - чуть не рыдая, воскликнул он. - Она уехала,
исчезла вместе с обоими Морганами. Я сам видел, как она взбиралась на
шхуну. Что же я теперь скажу Ригану в Нью-Йорке? Ведь если шхуна выбе-
рется из лагуны Чирикви, она может прямым ходом пойти в Нью-Йорк. И тог-
да окажется, что эта свинья Френсис не пробыл в отсутствии и месяца, и
сеньор Риган не захочет ничего нам платить.
- Они не выйдут из лагуны Чирикви, - мрачно заявил начальник полиции.
- Что я - безмозглое животное, что ли? Нет, я человек! И я знаю, что они
не выйдут отсюда. Разве я не поклялся мстить им до гроба? Закат такой,
что к ночи ветер явно спадет. По небу это сразу понять можно. Видите эти
перистые облачка? Если ветер и подымется, то небольшой, и наверняка с
северо-востока. Значит, он их погонит прямо в пролив Чоррера. А они ни-
когда не осмелятся войти в него. Этот черномазый капитан знает лагуну
как свои пять пальцев. Он попытается сделать крюк и пройти мимо Бо-
кас-дель-Торо или через пролив Картахо. Но и в таком случае мы перехит-
рим его. Я тоже кое-что соображаю. Да еще как соображаю-то! Слушайте.
Нам предстоит долгий путь верхом. Мы проедем по берегу до самого
Лас-Пальмас. А там сейчас капитан Розаро со своей "Долорес".
- Это такой паршивенький старый буксир, который даже развернуться как
следует не может? - спросил Торрес.
- Но ведь ночью ветра не будет, да и утром тоже. И мы на этом буксире
захватим "Анджелику", - успокоил его начальник полиции. - Вперед,
друзья! Поскакали! Капитан Розаро - мой приятель. Он окажет нам любую
услугу.
На рассвете вконец измученные люди на загнанных лошадях протащились
через заброшенную деревушку Лас-Пальмас к заброшенному причалу, у кото-
рого стоял совсем заброшенный на вид, облезлый буксир, показавшийся им,
однако, лучшим в мире. Из трубы валил дым - признак того, что буксир
стоит под парами; увидев это, начальник полиции, несмотря на усталость,
возликовал.
- Доброе утро, сеньор капитан Розаро! Рад вас видеть! - приветствовал
он испанца-шкипера, старого морского волка, который, полулежа на круге
каната, потягивал черный кофе из кружки, и зубы его, всякий раз как он
подносил ее ко рту, выбивали на ней дробь.
- Нечего сказать, доброе утро, когда эта проклятая лихорадка всю душу
из меня вытрясла, - угрюмо проворчал капитан Розаро; руки его и все тело
так дрожали, что горячая жидкость выплескивалась и текла по подбородку и
за ворот расстегнутой рубашки, на волосатую седую грудь. - Да возьми ты
это, чертова скотина! - крикнул он, запуская кружкой вместе с ее содер-
жимым в мальчика-метиса, по-видимому, его слугу, который, как ни силил-
ся, не мог сдержать смеха.
- Солнце взойдет, лихорадка уймется и оставит вас в покое, - учтиво
сказал начальник полиции, делая вид, что не замечает дурного настроения
капитана. - Ваши дела здесь закончены, вы направляетесь в Бокас-дель-То-
ро, и мы поедем с вами, всей компанией, - нам предстоит интереснейшее
приключение. Мы захватим шхуну "Анджелика", которая из-за штиля не могла
ночью выбраться из лагуны, я арестую уйму людей, и вся Панама заговорит,
капитан, о вашей храбрости и находчивости, так что вы и думать забудете
о том, что вас когда-либо донимала лихорадка.
- Сколько? - напрямик спросил капитан Розаро.
- Сколько? - с удивленным видом повторил начальник полиции. - Это же
государственное дело, дорогой друг! И вы все равно идете в Бо-
кас-дель-Торо. Ведь вам это не будет стоить ни одной лишней лопаты угля!
- Muchacho! [10] Еще кофе! - рявкнул шкипер, обращаясь к мальчику.
Наступила пауза, во время которой Торрес, начальник полиции и все их
утомленные спутники с жадностью смотрели на горячий напиток, принесенный
мальчиком. Зубы капитана Розаро стучали о кружку точно кастаньеты, но он
все-таки сумел глотнуть кофе, не расплескав его, хотя и обжегся при
этом.
Какой-то швед с отсутствующим взглядом, в грязном комбинезоне и заса-
ленной фуражке, на которой значилось: "механик", вылез из люка, закурил
трубку и, присев на борт, казалось, весь ушел в свои мысли.
- Так сколько же? - снова спросил капитан Розаро.
- Давайте отчаливать, дорогой друг, - сказал начальник полиции. - А
потом, когда лихорадка оставит вас в покое, мы с вами разумно обсудим
все - ведь мы же разумные существа, а не какие-нибудь скоты.
- Сколько? - повторил капитан Розаро. - Извините, я не скот. Я всегда
в полном разуме - и когда есть солнце, и когда его нет, и даже когда ме-
ня треплет эта растреклятая лихорадка. Так сколько?
- Ну ладно, отчаливайте. А сколько вы хотите? - сдаваясь, устало про-
изнес начальник полиции.
- Пятьдесят долларов золотом, - тотчас последовал ответ.
- Но ведь вы все равно туда идете, не так ли, капитан? - мягко спро-
сил Торрес.
- Я же сказал: пятьдесят долларов золотом.
Начальник полиции безнадежно всплеснул руками и повернулся на каблу-
ках, делая вид, что собирается уйти.
- Однако вы же поклялись мстить до гроба за разрушение вашей тюрьмы,
- напомнил ему Торрес.
- Но не в том случае, если мне придется платить за это пятьдесят дол-
ларов, - огрызнулся начальник полиции, краешком глаза наблюдая за дро-
жавшим от лихорадки капитаном: не начинает ли тот сдаваться.
- Пятьдесят долларов золотом, - сказал капитан, допив кофе и трясущи-
мися пальцами пытаясь скрутить себе сигарету. Потом он кивнул в сторону
шведа и добавил: - И еще пятерку золотом моему механику. Таков уж: у нас
обычай.
Торрес подошел поближе к начальнику полиции и шепнул:
- Я заплачу за буксир, а с гринго Ригана взыщу лишнюю сотню, разницу
же мы с вами поделим пополам. Так что мы ничего не потеряем. Напротив -
еще останемся в барыше. Риган наказывал мне, чтоб я не скупился на рас-
ходы.
Когда солнце поднялось над линией горизонта и ослепительно засверкало
в небе, один из жандармов направился обратно в Лас-Пальмас с измученными
лошадьми, а остальные поднялись на палубу буксира; механик швед спустил-
ся в недра машинного отделения, и капитан Розаро, избавленный от лихо-
радки благостными лучами солнца, приказал матросам сняться с причала, а
одному из них стать в рубке у компаса.
На рассвете "Анджелика" все еще дрейфовала недалеко от берега: ветра
не было всю ночь, и ей не удалось выйти в море, хотя она и продвинулась
к северу и находилась сейчас на полпути между Сан-Антонио и проливами
Бокас-дель-Торо и Картахо. Эти два пролива, которые ведут в открытое мо-
ре, все еще были милях в двадцати пяти от "Анджелики", а шхуна точно
спала на зеркальной глади лагуны. Душная тропическая ночь заставила всех
перебраться на палубу, и она была положительно устлана спящими. На крыше
каюты капитана лежала Леонсия. В узких проходах, по обеим сторонам каю-
ты, расположились ее братья и отец. А на носу, между каютой капитана и
рубкой рулевого, лежали рядом оба Моргана; рука Френсиса покоилась на
плече Генри, словно оберегая его. У штурвала, по одну его сторону, обх-
ватив колени руками и положив голову на руки, сидя спал метис-капитан, а
по другую сторону, точно в такой же позе, спал рулевой - не кто иной,
как Персиваль, чернокожий негр из Кингстона. На шкафуте вповалку лежали
матросы, тогда как на носу, на крошечном полубаке, уткнувшись лицом в
скрещенные на груди руки, спал вахтенный.
Первой проснулась Леонсия. Приподнявшись на локте и подоткнув под не-
го край плаща, на котором она спала, девушка посмотрела вниз на палубу и
увидела Генри и Френсиса, мирно спавших рядом. Ее влекло к ним обоим -
ведь они были так походки друг на друга; она любила Генри, вспомнила,
как он целовал ее, и, вспомнив об этом, вся затрепетала; она любила и
Френсиса, вспомнила и его поцелуй - и вся залилась краской. Она сама ди-
вилась тому, что в сердце ее уживается любовь к двум людям сразу. Она
уже достаточно разобралась в своих чувствах и знала, что готова последо-
вать за Генри на край света, а за Френсисом еще дальше. И ее терзала
собственная безнравственность.
Стремясь бежать от пугавших ее мыслей, Леонсия протянула руку и кон-
чиком шелкового шарфа начала щекотать нос Френсиса; молодой человек за-
шевелился, взмахнул рукой, как бы отгоняя москита или муху, и спросонья
ударил Генри по груди. Таким образом. Генри проснулся первым. Резким
движением он поднялся и сел, разбудив при этом Френсиса.
- Доброе утро, веселый родственничек, - приветствовал его Френсис. -
Что это ты так резвишься?
- Доброе утро, дружище, - проворчал Генри, - да только кто же из нас
резвится? Ведь это ты стукнул меня и разбудил. Мне со сна даже показа-
лось, будто это палач пришел за мной: ведь как раз сегодня утром меня
