человека.
Оройхон увидели одновременно и с одного, и с другого берега.
Завыли раковины, люди с факелами заметались вдоль поребрика.
Братья кинулись ловить сбежавшего илбэча, старейшины спешно
перекидывали силы для отражения предполагаемой ночной атаки. А
Шооран, первым пробежавший по новой земле, на четвереньках
полз между тэсэгов, уходя подальше от всего этого шума.
Наутро фронт был прорван. Шооран вновь едва не попал в гущу
сражения и вынужден был бежать на запад, где страна огромным
мысом вдавалась в далайн. Дюжину дюжин раз благословлял он
старейшин, замордовавших свой народ до того, что служители умели
только молчать, кланяться и повиноваться. Да случись такие бои в
его стране, каждый земледелец схватил бы гарпун, а то и
припрятанный хлыст и умер бы на месте, но никому не позволил бы
ступить на своё нищенское поле, пока не убран хлеб. Бандиты
совершали набеги лишь после уборки, зная, что иначе им придётся
иметь дело не с цэрэгами, а с мужиками. Даже одонты, планируя
облавы, сверялись с календарём.
Здесь приходилось остерегаться только вооружённых людей, а они
все стянулись к границам и кресту Тэнгэра, где шли бои. Баргэды,
которых в этой земле было страшно много, больше дюжины на каждый
оройхон, смотрели испугано и зло, но не смели ничего сказать.
Шооран вышел к далайну, но не желая выдавать себя, не стал
строить и пошёл назад. Он вспомнил, что где-то здесь находится
родина старика, а он, его наследник, принёс на эти оройхоны
столько бед. Почему-то Шоорану смертельно захотелось посмотреть
места, где начинал жизнь Энжин. Шооран определился по трём
выступающим оройхонам, поставленным в ночь казни Атай, и пошёл
вглубь страны.
Оройхон старика ничем не отличался от всех остальных. Так же
росли туйваны, колосились поля, палатки служителей облепляли
толпы одинаковых тэсэгов, и никто не мог сказать, возле какого из
них сидела Атай.
Шооран, откинув полог, вошёл в одну и палаток. При виде
вооружённого человека хозяева, а вернее, бездомные служители
великого Ёроол-Гуя забились в угол, прикрывая собой детей. Шооран
присел на корточки и спросил:
-- Где-то здесь, давно, жил один человек. Его звали Энжином. Вы
такого не помните?
-- Мы не знаем, -- пробормотал глава семьи. -- Ничего не знаем...
-- ...и ещё девушка -- Атай. Её убили во время мягмара, сбросили
в далайн.
-- Нет, нет... Мы никого не трогаем!
-- Да не вы! -- рассердился Шооран. -- Это было давным-давно,
когда жил тот человек. Жена у него была -- Сай.
-- Сай здесь живёт, -- подала голос хозяйка. -- Только мужа у неё
нет, и сама она совсем старуха.
-- Она и должна быть старухой, -- сказал Шооран. -- Проводи меня
к ней.
Женщина, безмерно обрадованная, что опасный гость покинул
палатку, провела Шоорана между тэсэгами и остановилась возле
крошечного навеса или даже накидки, наброшенной поверх четырёх
колышков. Казалось, там не может поместиться человек, но когда
женщина постучала по колышку и крикнула:
-- Сай, тебя требуют! -- полог откинулся, и из под него
показалась сморщенная старушка.
-- Ты Сай? -- спросил Шооран. -- У тебя был муж Энжин?
Старуха выползла наружу. Её руки, голова мелко тряслись, и было
непонятно, боится ли она пришельца и вообще понимает ли, что ей
говорят. Потухшие глаза не выражали ничего.
-- Это я, -- сказала она, -- и муж у меня был.
-- Расскажи мне об Энжине, -- попросил Шооран.
У него было ощущение, будто он разговаривает с Ваном или ещё
кем-то из героев старинных легенд.
-- Он был хорошим мужем, -- старуха говорила медленно, короткими
фразами. -- Мы жили дружно и никогда не ругались. Ни разу за всю
жизнь. И он никогда не бил меня. Он погиб давно, на северной
границе, когда ловили илбэча. И я живу одна. Я всю жизнь
работала и всегда выполняла норму. Я и сейчас работаю, а мне
второй день не дают есть.
Что мог сказать Шооран? Рассказать об Энжине, о том, что тот был
илбэчем? Но это значит, сказать, что он не умер, а просто бросил
её как ненужную вещь. Надо ли это знать трясущейся старухе?
Сама-то она теперь верит, что ни разу между ней и покойным мужем
не проплывала тень Ёроол-Гуя.
Шооран встал, подошёл к растущему неподалёку туйвану, хлопнул
ладонью по стволу. Вниз посыпались созревшие плоды. Шооран
набрал полную сумку и высыпал на колени Сай.
-- Это от Энжина, -- сказал он.
Покинув дряхлую Сай, Шооран направился на север. Нужно было, пока
в стране неразбериха, пересечь границу.
Пройдя чуть больше одного оройхона, Шооран остановился в
изумлении. Он увидел стену. Нечто подобное встречалось ему на
Царском оройхоне, но здесь стеной был обведён не суурь-тэсэг, а
целый оройхон и, возможно, даже не один. Стена была выше
человеческого роста, её гребень щетинился частоколом
рыбьих костей, наверняка отравленных. На углу оройхона, где
сходились идущие по поребрикам дороги, стояли ворота. Они были
расколоты, очевидно выстрелами из татаца. В проходе лежало
несколько трупов. Ни одного живого человека не было видно, верно
братья выбили ворота и пошли вглубь огороженного оройхона.
Шооран осторожно заглянул в проём. Потом он не мог сказать, какие
чудеса ожидал увидеть, увидел же обыкновенный оройхон. Те же, что
и повсюду деревья, поля, ручьи. Хотя поля были не такими. Земля
на них была не чёрной, а рыжей. И тэсэги здесь тоже были не
такими. Каждый камень на запертых оройхонах был сокровищем. Здесь
не было лёгких пористых камней, что валялись в иных местах. Здесь
лежал жёлтый искристый кремень, осколки белого кварца, плотные
чёрные кругляши, из которых делают гири и самые лучшие кистени,
шершавый красный камень, что так ценится резчиками по кости. Это
был крест Тэнгэра -- единственная настоящая земля.
Шооран поднял маленький камушек, непривычно яркий и тяжёлый, и,
не заходя вглубь оройхона, поспешил в обход стены. Надо
торопиться. Раз братья вошли в крест Тэнгэра, значит,
сопротивление сломлено повсюду. Оставалось надеяться, что разбив
гарнизон южной границы, братья ещё не поставили там свои заслоны.
К сожалению, оправдались худшие предположения. Граница была
закрыта. На новом месте цэрэги не чувствовали себя в
безопасности, и шансов прокрасться незамеченным -- не было.
Вновь Шооран попытался применить приём, позволивший ему
прорваться сюда. Правда теперь перед ним был не узкий перешеек,
который можно перекрыть одним оройхоном, а самое длинное из
оставшихся огненных болот. Пока Шооран, укрывшись в куче
костяного хлама, работал, никто из цэрэгов не тронулся с места.
Слишком уж удивительным зрелищем было рождение оройхона, и вряд
ли многие из них видели его прежде, когда пленный Шооран строил
проход в страну старейшин. Но едва остров встал, один из воинов
побежал за подкреплением, а остальные кинулись перекрывать новый
оройхон. Дорога возле аваров опустела.
Пригибаясь и стараясь держаться ближе к чадящим скалам, Шооран
двинулся вперёд. И лишь выйдя на открытое пространство, увидел,
что проход закрыт по-прежнему. Один из цэрэгов остался на месте.
Лица стражника было не видно из-за примотанной губки, но это был
явно кто-то из тех, кто раньше охранял их и знал всех в лицо.
Хотя у Шоорана тоже была губка, но пятна ожогов на виске и
переносице выдавали его.
-- Вот и ещё один, -- довольно сказал цэрэг. -- И, похоже, самый
главный. Стоять! -- предупредил он движение Шоорана.
Но Шооран и не думал бежать. В его руке упруго разворачиваясь,
запел ус парха.
-- Я ничего тебе не говорил, -- произнёс Шооран, обращаясь скорее
к судьбе, чем к противнику, -- и мне нет дела до твоих домыслов,
потому что сейчас ты умрёшь.
Голоса звучали глухо и невнятно, и если Шоорану это было на руку,
то цэрэг не мог кликнуть подмогу. Хотя он был опытный воин и не
испугался оружия. Ус парха, вибрируя в искусно дрожащей руке,
стоял почти неподвижно, лишь самый кончик исчез из виду, размытый
бешеным движением. Но эта струна готова была выбить из рук копьё,
рассечь одежду и тело. Немногие умели так обращаться с хлыстом.
Когда-то юный Шооран целыми днями упражнялся с запретным оружием
и теперь хвалил себя за то давнее упорство.
Цэрэг, отставив копьё, чтобы, избави Тэнгэр, не попало под ус,
левой рукой вытянул из-за пояса кистень. Тяжёлая кость бовэра
загудела в ременной петле. Достать кистенём противника цэрэг не
мог, но ремень не боялся дрожащего уса и был способен,
обмотавшись, погасить его колебания. Тогда у обоих воинов
останутся только копья, но у Шоорана копьё будет в левой руке.
Ловя удобный момент, они закружили по узкой площадке, усыпанной
хрустким сором. Первым нанёс удар Шооран. Время было не на его
стороне, он не мог слишком долго выжидать. Приподняв хлыст, он
метнул своё копьё, но не в противника, которого защищал панцирь,
а в руку с кистенём. Цэрэг успел отдёрнуть кулак, но остановить
движение ремня уже не мог. Копьё отлетело за спину, кистень
бесполезно обвис, и Шооран, не давая вновь закрутить его, секанул
хлыстом по прозрачному шлему. Шлем брякнул о камни, цэрэг
покачнулся и, падая, ударил копьём. Он видел кольчугу за
распахнувшимся жанчем и потому метил в незащищённое лицо. Острая
кость вспорола кожу чуть ниже виска, но хлыст уже снова обрушился
на неприкрытую больше шею, и крик цэрэга превратился в хрип.
Подхватив копье и не оглядываясь на убитого, Шооран побежал по
тропе, ведущей к Торговому Оройхону. Больше всего он хотел, чтобы
хоть там никого не оказалось.
* * *
Гуйлах, командир одной из дюжин держащих границу священного
государства ванов служил здесь последний день. Завтра его
переводят начальником охранной дюжины, и дальнейшая служба будет
протекать не на мёртвой полосе, где нечем дышать, и от запаха
которой невозможно отмыться, а в алдан-шаваре. Перевода на это
место он ждал долго, но давняя история с безумной Нарвай сильно
испортила его карьеру.
Гуйлах не любил вспоминать те события. Казалось бы, он исполнил
свой долг -- разгадал в грязной бабе илбэча и поймал его, не
позволил уйти к врагу. Но смерть илбэча легла на его имя тёмным
пятном, и повышения пришлось ждать два года. А ведь Ёроол-Гуй
проклинал илбэча, а не того, кто его поймает. Видно недаром
говорится: "Беда тому, кто тронет безумца". Но всё же радостный
день пришёл: служить в болоте осталось всего три часа. Скоро его
сменят навсегда.
Однако, помечтать о приятном Гуйлаху не удалось -- он увидел
человека. Тот перелез вал всякого старья, накиданного, чтобы
затруднить проход, и, крадучись, пошёл в направлении к Гуйлаху.
Рядом с Гуйлахом был лишь один цэрэг, остальные дежурили возле
ухэров. Сам Гуйлах отправился в секрет, потому что воздух здесь
был почище. И вот -- подышал.
Гуйлах дал знак цэрэгу и вслед за ним выскочил навстречу
нарушителю. Тот мгновенно остановился, пригнувшись, готовый и
бежать, и броситься на врага. Во всей его повадке чувствовался
бывалый боец. Лицо нарушителя было изуродовано ожогами, на
виске запеклась кровь, но всё же Гуйлах узнал его. Перед ним был
фальшивый гонец, который в тот проклятый день пытался пройти на
Торговый оройхон, будто бы разыскивая какую-то женщину. Потом
выяснилось, что благородный Ууртак никого не посылал на границу,
и подозрительная история с гонцом-самозванцем тоже послужила
будущей опале.
-- Вот и встретились, -- злорадно произнёс Гуйлах. -- Какую
красавицу ищешь на этот раз?
Человек сделал молниеносное движение, хлыст, неведомо откуда
взявшийся в его руке, выбил раковину у собравшегося трубить
цэрэга.
-- Ты хочешь проверить, как я умею драться? -- свистящим шёпотом
прошипел гонец. -- Проверь. Я прошёл с боем там, пройду и здесь.
Гуйлах попятился, заслоняясь пикой, показавшейся вдруг очень
ненадёжным оружием.
-- Так-то лучше! -- гонец беззвучно рассмеялся. -- Ступай на
пост. Страна старейшин захвачена добрыми братьями. Скоро у вас
будет беспокойно.
Ложный посланец взмахнул хлыстом и исчез за тэсэгами. Гуйлах
беспомощно оглянулся на цэрэга.
-- Вот что. Раз ты не сумел задержать его, то молчи! Ничего не
