-- Здесь тебя никто не найдёт. Сюда запрещено ходить, да люди и
сами боятся.
-- А второй сушильщик?
Койцог отмахнулся в сторону далайна.
-- Его нет, -- сказал он. -- Не повезло.
-- Прости. Я не знал.
-- Ничего, зато с нами всё будет в порядке. Со мной и с тобой, --
Койцог укрыл Шоорана пушистой шкурой. -- Спи, тебе сейчас надо
много спать.
-- Я не могу много, мне надо идти, -- возразил Шооран, уплывая
уже не в беспамятство, а в обычный сон вернувшегося к жизни
человека.
Как ни старался Шооран, встал на ноги он лишь через две недели.
Но и тогда о походе на север нельзя было и помыслить. Шооран
остался жить на сухом пятачке в крошечных владениях Койцога.
Сушильщик, как и всё их племя, был странным человеком. Он
безразлично относился к происходящему, казалось, его ничто не
интересовало, и было ничто не нужно. Шооран, не выдержав, как-то
спросил, зачем Койцог согласился перейти на новое место. Койцог
усмехнулся:
-- Две недели я не работал. Я украл эти две недели у судьбы.
-- А зачем тогда торговался из-за алдан-шавара?
-- Чтобы одонт не догадался, что я и так согласен. Пусть
сильней ценит.
Разговаривал Койцог только во время отдыха. Подходя к аварам, он
сразу менялся, становясь похожим на большого хищного зверя, и
один вид его отбивал охоту вести беседы. В такие минуты
Шооран забивался под навес и сидел затаившись. Он не боялся
опасной близости горящего харваха, зная, что навес не мог
бы защитить его, просто Шооран понимал -- мешать нельзя.
Но однажды, когда Койцог, сметя в чашу последние пушинки сухого
харваха, отошёл, чтобы перевести дыхание и дать отдых уставшим
рукам, Шооран, не очень сознавая, что делает, подошёл к чану,
перемешал харвах и кинул на авар большую лепёшку. Харвах
завизжал, поднялся столб кисло пахнущего пара, по краям лепёшка
вспенилась валиком сухого порошка. Шооран быстро смёл его, потом
снова, и ещё... Спиной он чувствовал, что Койцог подошёл и стоит
рядом, готовый к безумной попытке: помочь, если Шооран допустит
ошибку. Ещё никто и никогда не мог исправить ошибки сушильщика,
Койцог рисковал бессмысленно. Шооран тоже понимал, что ошибки
быть не должно. Стараясь ни о чём не думать, он оглаживал
свистящим хитином лепёшку, сметал убийственное зелье, а харвах
всё не кончался, лепёшка не убывала...
Когда последние порошины упали в чашу, Шооран не понял, что всё
позади и ещё несколько раз бесцельно мазанул щёткой по горячей
поверхности. Лишь потом он сумел положить инструмент и отойти.
Страшно болели напружиненные мышцы живота. Оказывается всё это
время Шооран ожидал взрыва и каменных осколков, вспарывающих
брюшину.
-- У тебя лёгкая рука, -- похвалил Койцог. -- Ты мог бы стать
сушильщиком. Но лучше -- не надо. Лучше бы сушильщиков не было
вообще.
-- А зачем ты работаешь сушильщиком? -- спросил Шооран. -- Тебе
же ничего не нужно.
-- Не знаю... Привык. Да я ничего больше не умею.
-- Как ты им стал?
-- Как и все. Мать умерла, отец погиб. Мне было десять лет, и я
-- старший в семье. Наследство досталось вану, и мне оставалось
или уходить с малышами на мокрое или идти в сушильщики. Это в
земледельцы детям нельзя, а в сушильщики -- можно. Выживает,
может быть, один на двойную дюжину. А куда деваться?
-- Я знаю, -- сказал Шооран. -- У меня случилось так же. Но я был
один -- и ушёл.
-- Сёстры вышли замуж, брат где-то бродит, -- закончил рассказ
Койцог, -- а я так и остался сушильщиком. Теперь уж навсегда.
-- Вот что, -- сказал Шооран, -- завтра я уйду по делам на один
день, потом уйду надолго. Но ты знай, что я обязательно вернусь и
уведу тебя отсюда.
-- Не всё ли равно, где жить? Сушильщик всюду останется
сушильщиком, а шавар везде препротивное место. Но, тем не менее,
спасибо. Твои дела будут на мокром?
-- Да.
-- Я так и думал и потому запас тебе одежду, -- Койцог нырнул
под навес и вытащил узел. -- Вот, держи. Твоя вся расползлась.
Вот твой нож. Деревяшку я выстрогал новую, от старой осталась
труха. Ещё была кольчуга. Тоже разорванная. Я там поправил, как
мог.
Шооран развернул узел, достал кольчугу. Она была словно новая,
живой волос сплетался упругим покровом.
-- А говорил -- ничего не умеешь, -- улыбнулся Шооран. --
Спасибо тебе. И постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.
-- Интересная работа, -- Койцог кивнул на доспех.-- Я прежде не
видал такой.
-- Такие носят в стране старейшин.
Койцог помолчал, потом сказал задумчиво:
-- Так вот ты откуда...
-- Нет, -- поправил Шооран. -- Оттуда родом мастер, который её
делал. А я... -- он вздохнул.
-- Понимаю, -- сказал Койцог. -- Не говори.
На следующий день утром, вернее, ещё ночью Шооран ушёл. Он
пробрался в темноте через сухую полосу и к свету был на мёртвой
дороге. Шёл быстро, скрыв лицо в губке, не думая ни о гари, ни о
чёрном уулгуе, который мог подстерегать здесь добычу. Слишком
крупной была его игра, чтобы ей мог угрожать чёрный уулгуй.
За два часа Шооран добрался к тому месту, где его гонял владыка
далайна. Теперь здесь ничто не напоминало о прошлом. Курились
авары, полз нойт, мерно колыхался далайн, а на опустошённом
оройхоне неведомо как завелась всевозможная живность.
Шооран внутренне собрался, бросил взгляд на стену Тэнгэра,
напрягся и... ничего не произошло. В глубине души он был готов к
чему-то подобному, слишком уж невероятным казалось его недавнее
избавление, и слишком упрямо молчала память о тех событиях. Всё
же Шооран раз за разом собирал волю в кулак, бросал её в холодное
молчание и не находил ответа. Что-то сломалось в нём, прекрасный
и роковой дар исчез. Шооран безуспешно пытался что-то сделать,
метался по берегу, тряся кулаком, но мысль, что волшебная
способность не вернётся, становилась всё сильнее и скоро
превратилась в уверенность.
Сдавшись, Шооран пошёл по узкой кромке назад. Он шёл и пытался
представить, как теперь будет жить. Он молод, силён и не имеет
места в жизни. Надеясь на свою исключительность, он легко
пожертвовал завидной карьерой цэрэга. И Яавдай он потерял по той
же причине. Кто знает, что там произошло, вряд ли старик Тэнгэр
спустился на оройхон, чтобы увести Яавдай, но всё-таки, это
как-то связано с его бывшим даром. Остаётся вернуться назад --
неважно, куда именно -- и стать сушильщиком. Койцог сказал, что у
него лёгкая рука, значит, он сможет растянуть свою гибель на
несколько лет. Зачем? Лучше уж сразу.
Он прошёл свой последний бессмысленный оройхон, ступил на мёртвую
дорогу. Шёл, больше не думая ни о чём, привычно дыша ртом. Вряд
ли в мире есть сейчас человек, ходивший по огненным болотам
больше, чем он. Но теперь с этим покончено.
Победивший далайн накидывал на пути горы мусора. Авары, нойт,
дым, груды костей, выброшенные на берег кусачие ыльки, даже
здесь пытающиеся вцепиться в башмак -- не всё ли равно? Его жизнь
теперь никому не нужна.
Тягучая, движущаяся по кругу влага хлюпнула, расплёскиваясь. Две
толстых в костяных нашлёпках руки упали на дорогу, отрезая путь и
вперёд, и назад. Ещё несколько рук, плавно изгибаясь, протянулись
через вал, ища Шоорана. Чёрный уулгуй, плававший вдоль берега,
заметил движущуюся фигурку и решил проглотить её, хотя маленький
человек никак не мог насытить безбрежную утробу. Концы щупалец
стремительно приближались, одной секунды было достаточно им,
чтобы схватить человека, смять в удобный, вкусный комочек. За эту
длинную секунду можно было успеть испугаться, сделать массу
бессмысленных, ненужных движений или, если в тебе сердце воина,
ударить врага, даже если враг не почувствует твоего удара. Шооран
ударил. Всю свою силу, энергию он вложил в этот удар. Никогда
прежде, даже строя землю, он не напрягался так страшно как
теперь, когда нечего и незачем было беречь.
Далайн вскрикнул, покрывшись пеной, уулгуя словно отбросило в
сторону, чудовищные конечности сползли с тверди, гигант канул во
взбаламученной глубине.
-- Что, не вышло?! -- закричал Шооран.
Разбрызгивая грязь, Шооран бежал к месту своей неудачи и позора.
-- Я вернулся! -- кричал он. -- Со мной всё в порядке, больше
меня не обманешь!
И далайн сдался, открыв заключённую в нём землю.
Шооран знал, что после облавы, устроенной на него Ёроол-Гуем, и
болезни, когда он едва не потерял уверенности в себе, ему не
стоит слишком напрягаться, и два оройхона в один день для него
сейчас много, но удержаться не мог. К тому же, неизвестно, что
хуже -- строить второй оройхон или пробираться назад через
огненное болото. Шооран выбрал оройхон.
Хотя и теперь здесь не появилось безопасного места, но всё же
четыре стоящих рядом оройхона были хорошей защитой. Ёроол-Гуй уже
не мог бы, вздумай он повторить набег, мгновенно перекидываться с
одного края на другой, и значит, чтобы спастись, было достаточно
сделать всего пару шагов. Шооран устроился на ночёвку в самом
центре этого квадрата. Здесь было трудно дышать, но зато
Ёроол-Гуй не мог застать его врасплох.
Несмотря на события дня, а может быть, напротив, из-за них Шооран
сразу уснул. Спал он тревожно, помня, где находится, но всё же
ему снился сон. Чёрный уулгуй пришёл во сне и начал жаловаться:
-- Зачем ты меня ударил? Я не обижал тебя прежде и сейчас хотел
сделать тебе лучше.
-- Разве это был ты? -- удивился Шооран. -- Ведь ты давно умер.
-- Не всё ли равно, кто это был? Я говорю о том, что тебе было бы
лучше не приходить сюда. Зачем это тебе?
-- Я иду в страну добрых братьев.
-- Туда гораздо проще попасть другим путём. Но ты пошёл здесь,
ведь ты илбэч. Но нужно ли тебе быть илбэчем?
-- Да. Я построил землю, и людям, хоть и под властью вана, стало
чуточку легче.
-- Это временно. Люди множатся быстрее, чем растёт чавга. Подумай
и о другом: мир конечен! Сейчас у людей есть надежда, что
появится илбэч и даст им много земли. Если ты застроишь весь мир,
ты отнимешь у них эту главную надежду. А если не застроишь, то к
чему тогда всё?
-- Замолчи, -- сказал Шооран. -- Я знаю, что это сон, ты мне
снишься, и твои слова -- это мои собственные вопросы, на которые
я не хочу отвечать. Я хочу проснуться. На мокром нельзя так
безмятежно спать.
-- С тобой ничего не случится, -- сказал уулгуй. -- На этом
оройхоне не успела вырасти чавга, и нет ещё и жирха. А
Ёроол-Гуй не умеет подкрадываться тихо. Но, если хочешь,
просыпайся. Вопросы всё равно останутся.
Шооран вынырнул из сна и, хотя утро ещё не наступило, и небесный
туман даже не начал желтеть, встал и принялся собираться. Пора
было идти строить дорогу.
Стена Тэнгэра казалась здесь ещё страшнее. Должно быть, чем
дальше от берега, тем хуже сопротивлялась она действию влаги.
Шооран легко поставил оройхон, но не стал выходить на него. За
три раза он привык к тому, как мгновенно вспыхивают при его
приближении авары, и теперь ему было интересно посмотреть, что
случится, если он не станет входить на пограничный оройхон. Всё
равно придётся строить рядом ещё один остров, огненного
болота он больше создавать не станет. Хватит и прошлой встречи с
Многоруким. Выкрутиться ещё раз не удастся.
Второго оройхона Шооран построить не успел. Явился Ёроол-Гуй.
В начальный миг, когда рухнули неокрепшие суурь-тэсэги, и из
крутящегося водоворота, полного камней и пены, полез бог далайна,
Шоораном овладела паника. Он чуть не заметался, что было
равносильно гибели, но вовремя вспомнил, что за спиной у него
четыре оройхона, и лишь два из них огненные, так что он сможет
уворачиваться от мерзкого божества сколько угодно. Шооран начал
медленно отступать по поребрику, ожидая броска Ёроол-Гуя. Но тот
по непонятной причине кинулся на только что поставленный
пограничный оройхон. Это была большая удача, можно было уйти, не
торопясь и ничем не рискуя, но Шоораном овладело странное,
болезненное любопытство. Он впервые видел Ёроол-Гуя со спины,
если, конечно, у того могла быть спина. Многорукий не полностью
выполз на оройхон, какая-то часть, вытянутая и пульсирующая,
свешивалась вниз. Здесь тоже были руки, узловатыми корнями они
