своему мужу, он сильный, он вас накажет.
-- Нет там никого, -- повернулся к Шоорану молодой цэрэг. -- Мы
всё обшарили. Следов полно, но все нойтом заплыли, не поймёшь --
чьи. Если и была какая-то баба, то дальше ушла. А дальше её уже
не взять, там старейшины.
-- Красотулечка была! Пампушка сладенькая!
-- Хватит! -- сказал дюженник. -- Будет тебе пампушка. Скажи, это
правда, что землю на западе ты нашла?
-- Чего мне врать-то? Я мимо аваров побежала и нашла. Ха! Я
всегда мимо аваров быстро бегаю. Поэтому и нашла. И ещё найду.
-- Ты там никого не видела? -- допытывался дюженник. -- Ну, кто
эту землю сделал...
-- Как -- кто? -- удивилась Нарвай. -- Я сделала. Быстро-быстро
побежала -- и сделала.
-- Вот как?.. -- побледневший дюженник обвёл собравшихся
страшными глазами. -- Всем молчать! Убью, кто проболтается. Ты не
врёшь? -- повернулся он к безумной.
-- Не-е!.. -- вдохновенно тянула Нарвай. -- Я столько земли
сделала! Многорукий мне говорит: не делай, -- а я его обману --
и сделаю. Жёны всегда мужей обманывают.
-- Всё сходится, -- прошептал стоящий рядом с Шоораном цэрэг.
-- А сейчас можешь? -- спросил дюженник, указывая на исходящий
паром далайн. -- Прямо здесь оройхон построить? А?..
-- Могу! -- описав широкий жест рукой Нарвай шагнула вперёд и
вдруг уселась в нойт. -- Это что же выходит? -- жалобно
сказала она. -- Значит -- я илбэч? Значит, я сейчас умру?
-- Ну?.. -- поторопил дюженник.
-- Умру, -- утверждающе произнесла сумасшедшая. -- Уже умерла.
Всё.
Лицо её резко осунулось, глаза закатились. Нарвай повалилась
набок, дюженник подхватил её, не дав упасть.
-- Воды!
Кто-то протянул флягу, подкрашенная вином вода, размывая грязь,
потекла по подбородку.
-- Никак действительно померла, -- растерянно сказал дюженник.
-- Вот оно, проклятие Ёроол-Гуя, -- произнёс кто-то. -- Конец
илбэчу. Зря ловили.
Шооран повернулся, пошёл к тропе.
-- Эгей! -- окликнул его дюженник. Шооран остановился, но
дюженник махнул рукой, -- Ладно, теперь уже всё равно.
Пройдя несколько оройхонов, Шооран устроил привал. Не обращая
внимания на испуганный и ненавидящий взгляд владельца земли,
уселся под деревом, сорвал созревший плод. Достал и расстелил на
коленях карту. Вот она -- земля добрых братьев, о которой
столько рассказывают, но которой никто не видал. До неё совсем
близко, если прямиком через далайн. А так, впереди два перехода
по мёртвым землям, и государство старейшин о котором тоже много
болтают. Но он-то знает, что возле креста Тэнгэра жизнь не
украшена цветами. Вряд ли со времён Энжина страна сильно
изменилась, а это значит, что скорее всего Яавдай не сможет
пересечь её.
Шооран ухватил себя двумя руками за волосы и со злобой дёрнул,
отгоняя выплывшую мысль, что красивая девушка с Торгового
оройхона могла быть таким же бредом покойной Нарвай как и её муж,
и дар илбэча. Нет этого не может быть. Яавдай никогда не
говорила просто так. Раз она сказала, что пойдёт к добрым
братьям значит туда она и пойдёт через чужие страны и мёртвые
земли. Значит, там её и надо искать. Он пойдёт за ней туда не
кружным, а самым прямым хотя и самым опасным путём.
Шооран криво усмехнулся. Завтра вся страна узнает о смерти
илбэча. Это сообщение будет почти правдой. Илбэч действительно
исчезнет. Надолго, а может быть и навсегда.
* * *
Днём раскалённые туши аваров кажутся чёрными, а ночью, когда
гаснет небесный туман, они начинают светиться изнутри ничего не
освещающим обманным светом. Можно влететь в раскалённый камень
лицом, думая, что до него ещё дюжина шагов. Особенно тяжело на
мёртвой земле, где чёрные клубы дыма прячут, заставляют дрожать
и делают схожими багровые пятна аваров и лиловое свечение
далайна. Горы отбросов тоже излучают гнилостное сияние. Намёки,
пятна, мазки света повсюду, но при этом ничего не видно, и уже
не знаешь -- движешься ты куда-то или словно подбитая тукка
кружишь на одном месте, бессмысленно размешивая горячий нойт. И
дым, дым, бесконечный дым... Режущий глаза, раздирающий горло. Но
нельзя ни закашляться, ни обрушить случайно кучу истлевшей кости,
ни ступить слишком громко, потому что, может быть в двух шагах
этот кошмар кончается, и там тебя ждут враги.
Шооран присел на корточки, прикрыл глаза. Вокруг ничего не
изменилось, даже пятна призрачного на грани видимости света
продолжали качаться перед ним. Воздух с трудом проходил через
влажную губку, но сама губка пахла уже не соком похищенного
туйвана, а горелым нойтом. С минуту Шооран убеждал себя, что
отдыхает, потом выпрямился и открыл глаза. И открывать их, и
закрывать было одинаково больно. Жгло невыносимо, и стоило
немалых усилий не начать тереть воспалённые веки перемазанными
нойтом руками.
Минутной передышки оказалось достаточно, чтобы полностью потерять
направление, но к этому Шооран был готов. Он наклонился, нащупал
лежащую пику, определил, куда она указывает, и осторожно сделал
несколько шагов. Под ногами захрустело, на колени хлынул поток
какой-то мерзости. Опираясь на пику и высоко поднимая ноги,
Шооран шагнул ещё раз. Ему казалось, что одно из пятен светится
определённей других. Скорее всего, это обман, но может быть,
там кончается огненное болото, стоят посты, и тлеет в запальном
костре высушенный возле аваров хохиур. Гадостный дым тлеющего
хохиура не много прибавляет к запахам мёртвых болот, зато под
рукой всегда огонь и в любую минуту можно зажечь факел или фитиль
ухэра.
Чёрная масса когда-то построенного им оройхона ощутимо нависала
справа. Конец огненного болота был совсем близко. Проверяя
дорогу, Шооран ткнул пикой перед собой. Там немедленно что-то
повалилось. В ночной тишине шум показался оглушительным и
слышным за много оройхонов.
-- Да что там бесперечь гремит? -- раздался голос. -- Ну-ка,
запали факел...
Шооран, не раздумывая, упал в лужу. Неподалёку вспыхнул огонь.
Фигура с факелом в руках поднялась на поребрик, всматриваясь в
ночной ад горящего болота.
-- Ничего тут нет. Срань всякая осыпается, плохо накидали.
"Так, значит, остановивший его завал насыпан специально, чтобы
никто не мог подойти незамеченным!"
Шооран лежал, вжавшись в грязь, и молился, чтобы панцирь и
кожаные штаны выдержали и не пропустили к телу нойт.
К фигуре на поребрике присоединилась вторая.
-- Да точно, нет ничего. Тут и днём-то не пройти... -- говоривший
закашлялся. -- Вот гнусь, а? Сами себя загнали в дыру и сами
себя караулим. И чего прежде не жилось?.. Понеслись, словно
взбесившаяся тукка. Новые земли! Вот и карауль теперь.
-- Говорят, Мунаг на совете предупреждал что так будет. За это
его ван в шавар и отправил.
-- Это Хооргон-то ван? Дурак он вымокший, а не ван. Всех обошёл,
тварь шаварная. Надо, пока не поздно, с настоящим ваном мириться.
Принесём повинную, Хооргона головой выдадим и будем жить как на
алдан-тэсэге...
-- Самого тебя головой выдадут, -- перебил второй стражник.
Он повернулся и спрыгнул с поребрика в темноту. Первый
последовал за ним. Голоса сразу стали глуше, почти ничего нельзя
было разобрать:
-- ...совсем не может... подумай -- на двух оройхонах и ван, и
одонт... Затравят, как жирха в норке -- не отвоняется...
Едва дождавшись, чтобы голоса стихли Шооран приподнялся и пополз
вдоль насыпи, прочь от далайна. Направление он теперь знал.
Запах гари усилился, в лицо пахнуло жаром. Через минуту ладони
даже сквозь толстые рукавицы почувствовали огонь аваров. Не
останавливаясь, Шооран пополз в самое пекло. Затрещал хитин
панциря, смрадно закурилась кожа рукавиц и башмаков. Горелая
окалина шелушилась на раскалённой поверхности, дважды Шооран не
мог удержаться и съезжал вниз, оставляя на аварах клочья тлеющей
одежды. Но зато здесь явно никого не могло быть, и Шооран рвался
вперёд, почти не скрываясь, уверенный, что никто не различит его
силуэт на фоне огненных камней. Выдать его мог только шум, но
вокруг все было сглажено огнем, и нечему было падать.
Скатившись с аваров по ту сторону преградившей путь баррикады
Шооран скинул рукавицы, с трудом сдерживая крик, сорвал
раскалённый и во многих местах треснувший панцирь. Нестерпимо
жгло ноги, жар пробрался сквозь многослойную подмётку и теперь,
когда граница была уже позади, казалось, будто он стоит на аваре
босыми ногами. О том, чтобы снять башмаки и идти босиком, не
могло быть и речи -- перед ним лежал бесконечно длинный мокрый
оройхон.
Приплясывая от боли, Шооран двинулся в путь. Испорченные
рукавицы он зашвырнул на авары, а обломки панциря тащил с собой.
Оставлять их на виду значило во всеуслышание объявить о своём
приходе. Панцирь надо закинуть в шавар -- мелкозубые жирхи
быстро сгрызут подарок.
Рассвет застал Шоорана довольно далеко от границы. На сухое Шооран
выходить не стал: давно минуло то время, когда он мог гулять в
этих местах, зная, что никого не встретит. Теперь оба оройхона --
и стариков, и его -- заселены почти так же густо, как и
благословенные земли вана.
Шооран обогнул сухие оройхоны так, чтобы оказаться ближе к своему
бывшему дому, где оставался скрытый в "дороге тукки" тайник.
Отправляться дальше в чём был Шоорану очень не хотелось. После
путешествия через кипящие болота и бега по аварам от экипировки и
щеголеватой внешности юного цэрэга не осталось ничего. Пику
Шооран потерял в завале, рукавицы сжёг. Ароматическая губка
пропиталась вонью, и Шооран её выкинул. Боевые башмаки, в которых
можно безбоязненно ходить по шавару, в один день прогорели чуть
не до дыр. Нарядный, тонкой кожи жанч лохмотьями сползал с плеч,
а то что прежде называлось панцирем, теперь надо выбрасывать.
Если добавить к этому ошпаренные и перемазанные лицо и руки,
воспалённые глаза, спутанные в колтун волосы, то ясно, что
Шооран вполне мог соперничать по части внешнего вида с покойницей
Нарвай. Но всё же, он сумел незаметно ускользнуть из владений
вана сюда, где никто не ожидает илбэча и не собирается его
ловить.
Оглядев себя, Шооран направился к шавару. От подозрительных
остатков брони надо было избавляться. Возле шавара он увидел
дверь. Костяная плита, склеенная из панцирей множества рыб
висела на волосяных петлях закрывая вход. Шооран не сразу понял,
что это и зачем. Потянул плиту на себя. Она послушно
повернулась, открыв тьму шавара.
Место казни! Интересно, сколько людей успел за своё короткое
правление отправить сюда толстощёкий повелитель?
Шооран захлопнул дверь, потом снова приоткрыл её и бросил
доспех. В темноте плеснуло.
День Шооран провёл, забившись в заросли хохиура и надеясь, что
никто не обратит внимания на незнакомого сборщика харваха.
Вообще, с приходом дня на мокром появилось довольно много людей:
хохиур был изрядно потоптан, чавга выбрана. Видать не сытно
жилось народу под крепкой рукой Хооргона.
С наступлением темноты Шооран прокрался на сухое. Здесь тоже всё
изменилось. Дикие прежде поля приведены в порядок, хлеб
выкошен, повсюду тянутся ограды из колючей кости. Шооран с
тревогой подумал, что его тайник могли и найти. Хотя, не так
много времени прошло, вряд ли новые хозяева начали всерьёз
перестраивать алдан-шавар, а без этого отыскать замаскированные
ходы можно только случайно.
Шооран обогнул несколько заборчиков и, оказавшись на склоне
суурь-тэсэга возле небольшого, но вовсю плодоносящего туйвана
начал ползать по земле, отыскивая заложенный камнями потайной
ход. Наконец, один из валунов уступил нажиму, но расчистить
дорогу Шооран не успел. Кто-то навалился на него сзади, принялся
выкручивать руки, шипя:
-- Попался, ворюга!
Шооран рванулся, но противник был явно сильнее.
-- Я те покажу -- воровать! -- мощный удар обрушился на затылок.
От боли в глазах полыхнули цветные огни, но всё же Шооран
почувствовал, как прижавший его к земле человек замахивается
снова, и успел отдёрнуть голову. Второй удар тяжёлого кулака
пришёлся в камень. Враг взвыл и ослабил хватку. Шооран, не
пытаясь освободить зажатую руку вывернулся и ударил назад
каблуком. Очевидно, в пятке ещё оставались иглы, потому что вой
