тебя какая-то неживая, а сейчас разрумянилась и даже улыбнулась
мне на прощание. Прощай, говорит, ухожу в страну добрых братьев.
-- Вот как... -- произнёс Шооран. -- Значит так... Ясно...
Где-то у алдан-шавара взвизгнула сигнальная раковина, и часто
заколотили по костяной доске.
-- Тревога! -- воскликнул Киирмон. -- Общий сбор. Пошли.
-- Это меня ищут, -- сказал Шооран. -- Я теперь преступник. А
Яавдай действительно ушла к добрым братьям. Не захотела бежать
вместе со мной.
-- Бла-агостный Ёроол-Гуй! -- потрясённо протянул Киирмон. -- Ты
уходишь? А я-то здесь на кого остаюсь? Ведь ни одного лица во
всей провинции -- только хари да морды. Вот что -- я пойду вместе
с тобой.
-- Ну куда ты пойдёшь? -- сказал Шооран. -- Жить на мокром,
скрываться, есть чавгу.
-- Да, пожалуй, я отвык от всего этого, -- согласился Киирмон. --
Пойду, лучше напьюсь. А тебе -- удачи.
Распрощавшись с Киирмоном, Шооран бегом кинулся к суурь-тэсэгу.
Он думал об одном: Чаарлах поможет, даст совет, подскажет, что
надо делать. Но на стоянке никого не было, лишь белела
оставленная пика. Шооран долго и бессмысленно смотрел на неё,
потом пошёл, глядя прямо перед собой, шатаясь и скользя на
покрытых нойтом камнях.
* * *
Давно было, дольше, чем один человек помнить может, но все вместе
-- помнят. В ту пору великий илбэч Ван, устав от тайных трудов,
вернулся на родной оройхон. Уже много лет тот оройхон не был
мокрым: повсюду росла хлебная трава, в ручьях плескались сытые
бовэры, а люди жили счастливо, потому что во времена Вана земли
хватало всем, и люди выходили на мокрое лишь в дни мягмара.
Илбэч сел под деревом, стал смотреть на своё землю и не мог
насмотреться. Так он смотрел и вдруг услышал голос:
-- Здравствуй, Ван! Где ты был столько времени?
Ван обернулся и увидел девушку. Её звали Туйгай. Когда Ван
уходил строить земли, она была ребёнком, а теперь Ван понял, что
она выросла и стала красавицей. Чтобы встретить такую красоту и
в прежние времена надо было прожить дюжину жизней, что уж
говорить о наших днях?.. -- не с чем сравнить красавицу Туйгай.
Илбэч и красавица взглянули друг на друга и полюбили друг друга
любовью, какой не бывало прежде и не будет уже никогда. Они
взялись за руки и сказали о своей любви, прочной как алдан-тэсэг
и долгой, как вечность. Но Туйгай не знала, что её возлюбленный
-- илбэч, а Ван не стал говорить ей это, помня о проклятии
Ёроол-Гуя.
Ван и Туйгай поставили палатку под деревом, у которого они
встретились, и поселились в ней словно простые земледельцы. Илбэч
косил хлебную траву и оббивал зерно, а вечером шёл домой, где
ждала его красавица-жена. Они были счастливы, и жизнь шла не по
слову Ёроол-Гуя.
Но однажды Ван сказал:
-- Завтра я уйду, и меня не будет три дня и три ночи, потому что
у меня есть иные дела на далёких оройхонах.
И Туйгай, как и положено хорошей жене, ни о чём не спросила и
сказала, что будет ждать.
Ван ушёл строить землю и не знал, что в этот самый час старик
Тэнгэр покинул алдан-тэсэг, спустился на оройхон и пришёл к
его дому. Но Тэнгэр изменил свой облик, и Туйгай тоже не узнала
его и решила, что пришёл её отец.
-- Что я вижу?! -- воскликнул старик Тэнгэр. -- Моя дочь
спуталась с бродягой Ваном, который и двух ночей не может
провести на одном оройхоне! Немедленно брось это гнездо,
созданное для изгоев, и вернись домой!
-- Нет, отец, -- сказала Туйгай. -- Я не пойду домой. Я жена
Вана, я обещала быть его радостью и усладой, поэтому я останусь
жить с ним, стану рожать ему детей, и Ван будет счастлив со
мной.
-- Ты не можешь его любить, -- удивился Тэнгэр, -- потому что
страшный Ёроол-Гуй запретил тебе это.
-- Что мне за дело до Ёроол-Гуя, плавающего в холодных глубинах?
-- сказала Туйгай. -- Я люблю Вана.
Тогда старик Тэнгэр принял свой истинный вид, голова его
поднялась выше дерева, а седые брови грозно нахмурились.
-- Узнаёшь ли ты меня? -- сказал Тэнгэр. -- Я тот, кто устроил
мир, оградив его стеной. Я создал далайн и оройхоны, зверей и
людей. Я повелеваю тебе покинуть Вана и не видеть его больше
никогда.
-- Нет, могучий Тэнгэр, -- ответила Туйгай. -- Я всё равно буду
для Вана радостью и усладой, потому что моя любовь выше
алдан-тэсэга. Мой век короток, и я хочу знать, какое дело
бессмертным, размышляющим о своей большой вечности, до моей
вечной любви?
-- Что ж, женщина! -- воскликнул Тэнгэр. -- Ты сама этого
захотела. Так знай, что твой Ван -- илбэч, он проклят Ёроол-Гуем,
и теперь, когда тебе стала известна его тайна, он умрёт.
Но Туйгай улыбнулась безмятежно и сказала:
-- Я женщина, у меня короткая память и слабый ум. Я не поняла и
уже забыла, что ты сказал. Я помню лишь, что люблю моего Вана, а
ты не велишь мне этого и пугаешь страшным. Ответь, добрый Тэнгэр
-- почему ты такой злой? Жестоко разлучать нас из-за прихоти
многорукого урода.
-- Я не жесток, -- сказал Тэнгэр. -- Нельзя быть жестоким по
отношению к смертному. Смертный умрёт, и моя несправедливость
умрёт вместе с ним, словно её и не было. Вечно лишь слово
вечного. Вы, люди, жалко передразниваете мой облик, а Многорукий
ближе мне по духу, ведь нас всего двое на всю долгую вечность.
Пусть сбудется слово Ёроол-Гуя. Ван не будет счастлив в жизни!
С этими словами Тэнгэр ударил Туйгай в грудь. Кровь брызнула от
удара и окрасила листья дерева. Красавица пошатнулась, но смогла
сказать:
-- Я люблю Вана всем сердцем и вечно буду его радостью и усладой.
-- У тебя не будет сердца, а Ван не найдёт ни радости, ни
услады! -- загремел Тэнгэр.
Он схватил Туйгай, вырвал у неё сердце и, не глядя, кинул прочь,
а бездыханное тело зашвырнул в далайн на пожрание пучеглазым
рыбам. А потом ушёл на свой алдан-тэсэг, но думал в тот день
только о сиюминутном.
Когда Ван вернулся, он нигде не нашёл Туйгай. Была лишь пустая
палатка, да дерево, покрытое радостными красными цветами и
зрелыми плодами, похожими на человеческое сердце. В аромате
цветов и сладости сока чудилась ему та, которую он не мог
отыскать. С тех пор, где бы ни странствовал илбэч, он
обязательно возвращался к цветущему дереву, садился под ним, и
горе его смягчалось, и в эти минуты слово женщины значило больше,
чем слово бога.
ГЛАВА 5.
"Ухожу к добрым братьям", -- эти странные слова были
единственным указанием, где искать Яавдай.
Шооран ринулся на восток. Земли Моэртала он обошёл по мокрому,
а дальше двигался прямиком, и никто не остановил идущего цэрэга.
Лишь у самой границы, когда понесло с мёртвых земель кислой
гарью, Шоорана окликнули:
-- Эгей, куда разогнался?
В первое мгновение Шоорана словно ударила волна испуга --
попался, бездарно вляпался в поставленный у границы секрет. Но
увидав благодушные ничего не подозревающие лица Шооран понял, что
его принимают за гонца, принёсшего какое-то распоряжение. В самом
деле, ведь не станут же из-за одного бежавшего цэрэга поднимать
шум по всей стране...
-- От благородного одонта... Ууртака, -- в последнюю секунду
Шооран успел назвать имя другого наместника. Совершенно незачем
Моэрталу знать, где бродит его дезертир.
-- Слушаю посланца блистающего одонта, -- произнёс дюженник
уставную фразу.
-- Я ищу женщину, -- сказал Шооран. -- Молодая, хорошо одета.
Ждёт ребёнка.
-- Такие тут не гуляют, -- хохотнул один из солдат. -- Граница.
Дюженник, бывший, видимо, педантичным служакой бросил на
цэрэга недовольный взгляд и ответил:
-- У меня никто не может пройти. Понимать надо: а вдруг илбэч
уйдёт -- что тогда?
-- Спокойней будет, -- заученно сказал Шооран. -- Устали за ним
гоняться по всем оройхонам.
Дюженник хотел осадить молокососа, вздумавшего иметь своё
мнение, но вспомнил, что тот ему не подчинён и вообще неясно
из-за чего послан через всю страну, и не стал командирски
повышать голос, лишь повторил:
-- Здесь никто не пройдёт.
-- Это здесь, -- уточнил Шооран. -- А если ближе к аварам?
-- Да там мёртвая земля! -- снова встрял молодой цэрэг. Очевидно
он занимал особое положение, был чьим-то сынком или любимчиком
и мог не обращать внимания на грозные взгляды мелкого
начальства. -- Кто же станет лишний оройхон по мёртвому
тащиться? Там только эта дура обиженная шастать может...
-- Ка-акая дура!? -- зарычал дюженник.
Должно быть и особое положение было не безграничным, потому что
юнец струхнул:
-- Ну, эта... -- забормотал он. -- Вы же знаете... Сумасшедшая.
Та, что болтает, будто на западе землю нашла. Она чуть не каждый
день на Торговый оройхон бегает. Землю ищет...
-- Кре-етин!.. -- взвыл дюженник. -- Бовэр тупоголовый! Было же
сказано: ни-ко-го! А ты пропускал!? Да я тебя своими руками в
шавар затолкаю, не посмотрю кто ты там есть. Взялся служить --
служи! Кто тебе позволил пропускать!?
-- Она сама! Ей кричишь: стой! -- а она хохочет, язык высовывает
-- и не останавливается. Её только копьём можно остановить, а
безумных нельзя убивать, она же к Ёроол-Гую бежит...
-- Это ты к Ёроол-Гую бежишь! -- прервал дюженник. -- Бабьи
бредни -- нельзя безумных трогать. Илбэч тоже безумный, что же
его не ловить? Ой-й!.. -- дюженник схватился за щёку, скривившись
от догадки словно от зубной боли, -- ну, если ты её упустил...
Эгей! -- заорал он остальным цэрэгам, стоящим у поребрика. --
Жугчил -- за резервом, остальные -- марш на Торговый! Перехватить
сумасшедшую бабу и привести.
-- Я с ними, -- быстро сказал Шооран.
-- Ну, нет, -- охранник поднял копьё. -- Хватит уже,
напропускались. Будешь ждать здесь. А ты -- дюженник кивнул
молодому цэрэгу -- пойдёшь. Окажется там эта беременная --
доставишь. И чтоб говорил с ней почтительно. Ясно? -- дюженник
замолк, потом проворчал, обращаясь не то к самому себе не то к
Шоорану: -- Знаю я этих беременных красавиц. Сперва велят за ней
гоняться, словно за туккой а потом она снова в чести а ты как в
нойте выкупан... Бабам губки дайте, чтобы не задохнулись! --
заорал он вслед уходящим.
Подошла резервная полудюжина. Командир велел занять позицию,
особо сказал про Яавдай. Сам остался возле Шоорана, откровенно
следя за странным гонцом. Шооран был уже не рад что затеял это
дело. Ясно, что Яавдай ему не отдадут, дюженник отправит её к
Ууртаку или, что вернее, к своему одонту. Значит придётся
отбивать Яавдай по пути.
Время не двигалось. Шооран нервно ходил взад-вперёд, чувствуя,
как поворачивается вслед за ним копьё дюженника. Жёлтые утренние
облака сменились серебряными, дневными. К цэрэгам подошла смена.
Посланные не возвращались.
-- Пошли на сухое, всё равно её туда приведут, -- предложил
дюженник.
Шооран отрицательно покачал головой.
Но вот в клубах дыма показались движущиеся фигуры. Шооран напряг
зрение, пересчитал идущих. Пятеро. Четверо -- посланные цэрэги, а
пятый?.. Группа скрылась за костяным валом и через минуту
появилась совсем рядом. Яавдай среди идущих не было. Цэрэги
вели безумную Нарвай.
Раз в жизни, много лет назад Шооран видел пляшущую маску этого
лица и всё же узнал её сразу, хотя женщина-старуха когда-то так
напугавшая его, превратилась с тех пор в настоящую развалину. А
ведь ей немногим больше трёх дюжин лет...
Руки сумасшедшей были связаны за спиной, но губку с лица она
сумела сбросить и словно не замечала что вдыхает ядовитый дым.
-- Ха! Сколько вас тут! -- закричала она издали. -- Я знаю, кто
вас послал. Скажите ему, что я не пойду за него замуж. Я давно
вышла за другого. Мой муженёк -- он такой красавчик, у него так
много рук... Ха! Вы никогда не догадаетесь, кто он такой. А
своему вану передайте, что я плюю на него!
-- Что ты там делала? -- потребовал ответа дюженник.
-- Ходила к своему муженьку, моему дорогому муженьку,
жаловаться на злого вана...
-- Чавгу она рыла, -- сказал один из цэрэгов.
-- Там женщина молодая была? -- спросил из-за спин Шооран.
-- Была! Молодая, раскрасавица, лапушка-умница, моя милочка
Нарвай там была!.. Ха! Вы зачем меня сюда притащили? Я скажу
