Койцогом одежда истрепалась, истлевшие башмаки сменились
безобразными буйями. Пожалуй, Яавдай и не узнает его... А он
её?.. Прошёл год с лишним. Яавдай давно стала матерью, а он даже
не знает, кто у них родился -- сын, дочка? Сына он назвал бы
Шаороном, а дочь... так, как захочет Яавдай. Благостный
Ёроол-Гуй! Что за бред он несёт? У малыша давно есть имя, он уже
узнаёт его звучание среди других слов, поворачивает головку,
улыбается. Проклятый Тэнгэр, как ты обманул Яавдай, чем сумел
напугать её, гнусный старикашка, что она ушла от меня? Жаль,
что я не могу достать до твоего горла, я бы вцепился в него
крепче, чем Ёроол-Гуй!
Шооран погрозил белому небесному туману кулаком и пошёл за
гарпуном. Раз эту неделю нельзя строить, то надо сходить на те
оройхоны, что постарше, затравить пару тукк и хотя бы сшить себе
башмаки.
За неделю Шооран обновил гардероб и арсенал, заготовил впрок
изрядный запас продуктов и устроил в разных местах несколько
тайников, чтобы не повторилась история, когда ему с боем пришлось
возвращать собственное барахло. Страна добрых братьев, о которой
он знал меньше, чем о жизни на алдан-тэсэге, была уже близко, и
он готовился ступить на её острова во всеоружии.
Последнее время при взгляде на карту Шоорана мучила мысль:
в каком направлении двигаться? Страна добрых братьев была совсем
рядом, если идти на восток, до неё оставалось три оройхона. Но
там он наверняка оказался бы в густо населённых местах, где его
появления, а точнее, появление новой земли, было бы сразу
замечено. А Шооран не хотел громко объявлять о своём приходе.
Название страны вызывало у него недоверие, пугало слишком
категоричным утверждением, что уж здесь-то всё в порядке, и
алдан-тэсэг стоит именно тут.
Двигаясь вдоль стены Тэнгэра, можно было подойти незаметно к
наверняка пустынным мёртвым краям, но этот путь казался слишком
долгим, он должен был занять не один месяц. К тому же, первый
путь рассекал далайн на две части, и Шоорану нестерпимо хотелось
узнать, как поведёт себя Ёроол-Гуй в этом случае, и можно ли
вообще разделить далайн.
Едва кончился мягмар, Шооран повернул на восток.
Он и теперь двигался широкой полосой, помня, что в узком месте
от Ёроол-Гуя не спрячешься, а запасной жизни у него нет. За
восемь дней отдохнувший Шооран построил пять оройхонов и наконец,
со стыка последних двух различил вдали землю. До неё оставалась
тройная дюжина шагов, на таком расстоянии низкий берег был почти
незаметен, а верхушки суурь-тэсэгов сливались с облаками, но
Шооран знал, что надо искать, и увидел.
Он был готов и к тому, чтобы перейти в страну добрых братьев, и к
тому, чтобы стремглав бежать прятаться, ежели по перешейку хлынет
толпа, как это было в прошлый раз, когда люди нашли дом старого
илбэча. Однако, не произошло ни того, ни другого. Он просто не
сумел поставить оройхон. Это было равносильно попытке поднять
заведомо огромную тяжесть, неподъёмную и для дюжины силачей.
Далайн вздувался мощным бугром, но через минуту тот бесследно
опадал. Кончилось всё тем, что явился Ёроол-Гуй и погнал
неудачливого илбэча назад по выступу, к счастью достаточно
широкому, чтобы можно было ускользнуть от тянущихся рук.
Оставалось идти долгим путём. Вновь начались метания по стране,
ставшей уже слишком большой, чтобы не считаться с расстояниями.
Шооран скоро заметил, что Ёроол-Гуй не больно охотно проплывает
узкий пролив, отделяющий молодую землю от добрых братьев.
Очевидно, гиганту было тесно там. Шооран стал этим пользоваться.
Он уходил на крайний юг страны, ставил оройхоны: один, два, а то
и три, дожидаясь появления противника, а потом совершал бросок к
стене Тэнгэра и работал там, зная, что Ёроол-Гуй появится не
скоро. Стремясь побыстрей пробиться к цели, Шооран забросил поле,
щедро проедал старые запасы и, не считая, колол бовэров, которых,
впрочем, слишком много развелось на пустынных землях.
...семь дюжин оройхонов, восемь дюжин. Месяц прошёл. Девять
дюжин. Конец пути приближался. Уже не с мыса, а просто с
побережья стало видно, что на востоке маячит земля. Вечерами
Шооран пытался представить, что говорят о нём на противоположном
берегу. Ведь там тоже видна земля. Хотя, если страна добрых
братьев не так густо населена, как государство вана, то его
могут не обнаружить довольно долго. Любителей прогуливаться
вдоль далайна не так много.
Девять дюжин восемь оройхонов. Следующий оройхон, который должен
был увеличивать сухую полосу, не встал. Тот берег был слишком
близко, остров слился бы с ним, отрезав часть далайна, и далайн
вновь не позволил членить себя. Дальше предстояло тропить дорогу
смерти.
Меньше всего Шооран хотел вновь ходить по огненным болотам, но
другого выхода не оставалось, и Шооран начал тщательно готовиться
к экспедиции. Он восстановил запас продовольствия, в очередной
тайник спрятал карту. Сам он помнил её наизусть, а выдавать кому
попало тайну новых земель -- не собирался. Хватит с него и одного
Хооргона. Окончив несложные приготовления, Шооран отошёл на юг и
начал строить землю там. Он поставил полдюжины оройхонов, не
уходя из опасных мест, пока не увидел Ёроол-Гуя. И лишь потом,
надеясь на защиту узкого пролива, Шооран ступил на мёртвую
полосу.
Два оройхона, отделявшие его от границ братьев, Шооран поставил в
один день. Второй оройхон был ещё не завершён, когда Шооран
внезапно почувствовал дурноту. Лишь мучительным усилием воли он
заставил себя закончить строительство. Теперь надо было как можно
быстрее уходить из опасного места, мчаться в страну добрых
братьев или, на худой конец, назад, к себе, но Шооран не мог
этого. Он шагнул пару раз трясущимися ногами и тяжело сел на
свежий, только что родившийся камень. Сейчас он не вспоминал ни
об опасности, ни об Яавдай. Думал лишь о пройденном пути.
Вот и всё. Минуту назад он решил судьбу мира, замкнув далайн
сплошным кольцом оройхонов. Нигде больше жгучая влага не касается
обветшалой стены и, значит, никогда не разъест её и не вырвется
за пределы вселенной. Мрачная угроза Ёроол-Гуя не сбудется. Но
будет ли это во благо? Спас ли он только что мир или, напротив,
замуровал в тесноте ограждённого далайна? Тяжкая доля -- делать,
не ведая, что делаешь.
-- Уж тебе это на пользу... -- прошептал Шооран, с ненавистью
глядя на облака.
Ни в небесах, ни среди влаги ничто не менялось.
Шооран встал, поправил на боку заранее собранную сумку и,
опираясь на гарпун словно на палку, медленно пошёл в неведомую
страну, где, может быть, ждала его Яавдай.
* * *
Значит, так вышло. Речь пойдёт об одном илбэче. Кое-кто говорит,
что это был Ван, но зря слушать болтунов не стоит. Незачем всё
валить на Вана, оставьте и другим отведать этой чавги. Так вот,
жил некий илбэч, жил он много лет, состарился, седой стал как дух
шавара, а дела своего не бросал. Но сколько ни строил -- доволен
не бывал. И однажды сказал себе:
-- Старик Тэнгэр поставил всего-то пять оройхонов, до полудюжины
не дотянул, а его все хвалят. Я создал пять дюжин новых островов,
но меня никто не знает. Неужели я хуже древнего старика?
Задав такой вопрос он подумал и сам себе ответил:
-- Да, мудрый Тэнгэр искусней меня. Его оройхоны сложены огнистым
кремнем, а мои легковесны, их камень можно крошить руками. Но я
докажу всему миру, что я не хуже старика.
Илбэч выбрал место и начал строить. Вскоре оройхон был готов,
хороший оройхон, ничуть не хуже всех остальных, но илбэч не
успокоился и продолжал строить его всё больше и больше. Каждый
камень он делал как тэсэг, а тэсэг -- словно холм. Столбы под
оройхоном сгибались от страшной тяжести, но илбэч ничего не
замечал. Лишь когда верхушки суурь-тэсэгов скрылись в небесном
тумане, гордый илбэч сказал:
-- Старик Тэнгэр не умел делать такое. На подобном оройхоне
должен быть и кремень, и многое множество иных чудес!
И он пошёл, чтобы взглянуть на сотворённые им чудеса. Но его
малый вес оказался последней каплей, переполнившей чашу, и едва
гордец ступил на чудовищный оройхон, как столбы, не выдержав,
подломились, и илбэч исчез в пучине вместе со своим творением.
Вот и вся простая байка. Поучение пусть каждый выберет сам.
Большинство скажет поговорку: "Из кучи чавги не слепишь одного
туйвана", -- и будут правы. Длиннобородые мудрецы, грозно подняв
палец, внушительно объяснят, что такова судьба всякого,
вздумавшего посягнуть на божье величие. С ними тоже согласятся. А
некоторые -- их мало и они слывут глупцами -- молча решат, что
лучше провалиться в тартарары, чем жить, не поднимаясь выше того,
что указано тебе кем-то другим.
ГЛАВА 6.
Первый же человек, встретившийся Шоорану в стране добрых братьев,
заслуживал самого пристального внимания. Несомненно, это был
изгой, самый его вид надёжно разрушал басни о сказочной жизни
в далёкой стране. Но даже среди изгоев редко можно встретить
столь изувеченного человека. На нём не было ни единого целого
места, шрамы наползали на шрамы, словно человек был покрыт грубой
буро-красной корой. Единственный глаз недобро смотрел из-под
вздёрнутого века, вместо другого глаза слезилась покрасневшая
воспалённая яма. На щеке пониже ямы зиял сквозной свищ.
Человек сидел на корточках, разрывая стеблем хохиура чавгу, и тут
же ел её. Дыру на щеке он прикрывал рукой, из-под пальцев текли
сок и слюна. Пальцев на руке оставалось всего два, и рука была
похожа на диковинную клешню.
Но каков бы он ни был собой, у него можно узнать хоть что-нибудь
о стране. Пусть он думает, что говорит со шпионом, доносить
подобный тип всё равно не побежит.
-- Привет! -- сказал Шооран. -- Как удача?
При виде незнакомца внезапно возникшего перед ним, калека
подскочил, затем полуприсел в странном поклоне. Рубцы и шрамы
сложились в гримасу, должную изображать улыбку.
-- Ждыавштвуйте, доввый шеловек! -- через дыру со свистом выходил
воздух, передних зубов у бродяги тоже не оказалось, и понять, что
он говорит, было почти невозможно.
-- Как тебя зовут?
-- Ижвините, -- невпопад ответил калека, прижимая остатки рук к
груди.
В следующее мгновение он ударил.
Шооран никак не ожидал удара, да ещё с левой руки, в печень, и
хотя успел отшатнуться, но клинок, возникший в руке изгоя, пробил
жанч и, если бы не кольчуга, поранил бы Шоорана довольно ощутимо.
Плетёная хитиновая рубаха, спружинив, отвела остриё, и через две
секунды изгой был обезоружен.
-- Умён! Ты долго думал, пустая голова?
-- Виноват, доввый шеловек. Фогойяшилша.
-- Чего?.. -- не понял Шооран.
-- Гойяший шлишком. Виноват.
-- Ладно. Так как тебя зовут? Только без ножа говори.
-- Ылаго-фьэ-фодоф-ный-штау-ший-вуат... -- было неясно, силится
изгой что-то произнести или нарочно мучает звуки, издеваясь.
Шооран добыл из сумки пластырь.
-- Залепи щёку и отвечай толком. А то шипишь, как пойманная
тукка, ничего не разобрать.
-- А жашем уажбиуать? -- ощерился изгой. -- Не видишь што ли, што
я маканый? -- от злости, или перестав паясничать, он заговорил
почти разборчиво. -- Ешть выемя -- ташши меня куда надо, а нет --
фуаваливай к Ёоол-Гую!
-- А ты не видишь, что я нездешний?! -- взорвался Шооран. -- Я о
ваших делах ничего не знаю! -- в следующее мгновение он
сообразил, что здесь, на дальней окраине неоткуда взяться чужаку,
и поспешил объясниться, впрочем, не меняя взбешённого тона: --
Третью ночь ползаю по вашей стране, из конца в конец прошёл --
ничего не пойму!
Изгой просветлённо хлюпнул носом, расправил смятый пластырь,
вытер со щеки текущие слюни и водрузил пластырь на свищ.
-- Так ты иж жемли штарейшин? -- сказал он, лишь слегка
пришепётывая. -- Так бы и говорил шражу.
-- То-то ты слушал, -- укоризненно заметил Шооран.
Изгой разложил подстилку, устроился на ней поудобнее. Спросил:
-- Тшево тебе рашкажывать-то?
-- Сначала -- вообще. Как вы тут живёте?
-- Живём хорошо. Любим друг друга до шмерти.
-- Это я уже понял, -- Шооран сунул палец через пробитую в жанче
дыру, проверяя, цела ли кольчуга. -- Правит у вас кто?
