обитаема. Отбросы далайна не громоздились вдоль берега, а были
уложены поперёк дороги, образуя высокий защитный вал. Далее,
занимая весь поребрик, зевали в лицо идущим четыре ухэра. Они
стояли один за другим, на специальных станках, позволявших, ежели
появится Ёроол-Гуй, опрокинуть ухэр на безопасную сторону.
Сразу ясно, что тот, кто устанавливал орудия, понимал толк в
обороне.
-- Ого! -- воскликнул Койцог. -- Я недаром унёс с собой весь
сухой харвах, что у меня был. Здесь это зелье тоже требуется.
-- Откуда столько ухэров? -- удивился Шооран. -- У Хооргона их
было всего два...
-- Штой! -- раздался окрик из-за завала. -- Кто такие?
И тут же знакомый голос караульного изменился, грозные ноты
сменились радостным кличем:
-- Шооран?! Ты?.. Какой Ёроол-Гуй тебя жанёш?!
Через засеку перебросили лестницу, на вершине вала, над
частоколом изломанных костей появилась изуродованная, но сияющая
радостью, знакомая образина Маканого.
Койцог быстро перелез через завал, помог перебраться Тамгай.
Последним спрыгнул Шооран.
-- Вот наша земля, -- сказал он. -- Тут и будем жить.
* * *
Велик труд Тэнгэра и непостижим для ума! Чем можно вырыть далайн
без дна, каким бурдюком наносить в него воду? Человек успеет
умереть, прежде чем поймёт это. А Тэнгэр создал такое и отряхнув
с ладоней землю, сказал:
-- Таков должен быть далайн, иначе он не вместит вечного
Ёроол-Гуя.
Сверху Тэнгэр настелил небесный туман и сказал так:
-- Здесь будет положен предел взгляду и разумению, чтобы никакая
смертная тварь не проникла в сокровенные тайны алдан-тэсэга и не
сравнялась со мной.
Всё сущее -- и бездна, и небо, и крепкая стена послушествовали
слову старца. Лишь когда пять оройхонов были заселены зверями
ползающими, бегающими и прыгающими, и пришла очередь человека,
Тэнгэр встретил непослушание.
-- Ты должен думать о вечном, -- молвил Тэнгэр, -- ибо таков мой
уговор с Ёроол-Гуем.
Но человек сказал на это:
-- Нельзя думать о вечном, когда дети плачут от голода, и не
знаешь, чем накормить их.
-- Ты можешь есть всё, что растёт на оройхонах, -- объяснил
Тэнгэр, -- а из зверей тебе годны для пропитания прыгающий парх,
быстрая тукка и вонючий жирх, от которого выворачивает нутро. Но
не вздумай брать в пищу ничего из того, что плавает в далайне.
Это корм Ёроол-Гуя, и ты умрёшь от него.
-- Спасибо, добрый Тэнгэр, -- сказал человек и ушёл собирать
чавгу и ловить зверей шавара.
Тэнгэр ждал человека целую неделю и, не дождавшись, пошёл по его
следам. Он отыскал пропавшего и грозно спросил, как тот посмел
бежать от своего создателя.
-- Я не бежал, -- ответил человек, -- я заблудился, потому что
этот мир мне незнаком.
-- Что же, -- молвил Тэнгэр, -- видно прежде мне придётся
обучить тебя простым вещам, чтобы они не мешали мудрому. Знай:
то, что над твоей головой -- зовётся небом, а то, что под
ногами -- твердью. У всякого оройхона четыре стороны, и, значит,
в мире есть четыре пути. Там, где стена мира всего ближе --
находится восток, а там, где она дальше всего -- запад.
-- Мудрый Тэнгэр, -- возразил человек, -- даже там, где стена
далайна ближе всего, она слишком далеко. Я не вижу её.
-- Как ты глуп! -- воскликнул господь. -- Вон там -- запад, а
там -- восток. Это ты запомнить можешь?
-- Да, мудрый Тэнгэр. Я запомню это.
-- А если ты станешь так, чтобы по правую руку у тебя был восток,
а по левую -- запад, то перед твоим лицом окажется север, а
сзади -- юг. Зная это, ты никогда не заблудишься на оройхонах.
Это всё, что тебе надлежит знать о мире.
-- Но ведь в мире есть не только твердь, -- удивился человек.
-- Ещё есть далайн, и он больше земли.
-- Далайн я создал для Ёроол-Гуя, -- ответил Тэнгэр, -- но
многорукий Ёроол-Гуй должен быть ненавистен тебе, поскольку он
зло, а я -- добро.
-- Почему?
-- Да потому, -- загремел Тэнгэр, -- что я создал тебя, а
Ёроол-Гуй тебя съест!
-- Не сердись, я понял, -- сказал человек. -- Ты добр, ибо создал
меня на съедение Ёроол-Гую. Но мне неясно иное. Если по правую
руку у меня будет добро, а по левую -- зло, то что окажется перед
моими глазами, и что за спиной?
-- Ты ещё глупее, чем кажешься! -- вскричал Тэнгэр. -- Ты никогда
не сможешь думать о вечном!
И раздосадованный Тэнгэр ушёл прочь и лишь много веков спустя
заметил, что неторопливые мудрые мысли отравлены глупой загадкой:
что находится перед лицом стоящего между добром и злом. И как ни
гнал старик Тэнгэр этот вопрос, он не мог ни избавиться от него,
ни дать ответ.
А человек, оставшись один, просветлел лицом и воскликнул:
-- Я понял! Впереди будет жизнь, а за спиной -- мёртвая вечность.
Но у меня нет глаз на затылке, поэтому я буду смотреть вперёд.
ГЛАВА 8
Полгода назад, избавившись от "сладкой каторги" и освободив
товарищей, Маканый повернул в родные места. Он понимал, как мало у
него надежды остаться непойманным. Наверняка приметы бежавших
разосланы по всем оройхонам, и за поимку каторжников обещана награда.
И, если остальные двенадцать могут остаться неузнанными, то уж его
приметная морда запомнится всем.
Действительно, бои в земле старейшин ещё не остыли, а облавы шли одна
за другой. Через неделю восемь изловленных беглецов составляли
компанию смирному Уйгаку. Умница Уйгак кушал вкусное мясо, не уставая
хвалить себя за предусмотрительность.
Затем, старшие братья, поняв, что остальных так просто выловить не
удастся, решили рискнуть, и девять пленников были распяты на берегу
далайна. Они провисели там два дня, так что жалобные причитания
Уйгака отчаянно наскучили караульным. На третий день чёрный уулгуй
высунул из далайна руки и по одному перетаскал к себе связанных
людей. Уйгака он уволок в пучину вместе с крестом.
История пленения илбэча закончилась.
Маканого не было среди пленников. Всё это время он прятался на
сухом, днём отлёживаясь в зреющей хлебной траве, а ночью переползая с
одного оройхона на другой. Появиться на мокром не решался,
догадываясь, что ждёт его там. Лишь узнав из обрывка подслушанного
разговора о судьбе своих неудачливых товарищей, он вышел к побережью и
отправился на запад. Облав он с этой минуты не опасался -- до тех
пор пока страна дьяволопоклонников-старейшин не усмирена
окончательно, в западных провинциях некому проводить облавы.
Спешить Маканому было незачем, он отлично понимал, что рано или
поздно его изловят, и, значит, надо всего-лишь удачно прожить
украденные дни. Поэтому он обогнул единственный в стране мыс, где
могли бы скрываться изгои, и где наверняка ждали беглецов, и,
преодолевая от силы по оройхону в день, начал смещаться в
сторону родной каторги. Теперь он преступно питался чавгой, и на
сухое вылезал лишь ночами.
Судьба благоволила каторжнику, даря одну неделю свободы за другой.
Маканый вышел на западный берег, длинный и прямой, и подумывал, а не
повернуть ли ему обратно в сторону старейшин, где всё, должно быть,
закончилось. Но вышло по-иному.
На очередную днёвку Маканый устроился недалеко от поребрика, чтобы
можно было дать дёру, если вдруг вынырнет Ёроол-Гуй. И в то же время,
надо было держаться подальше от сухого, где его могли заметить и
донести цэрэгам. Такую задачу Маканому приходилось решать ежедневно, и
сегодня его решение совпало с поступком другого беглеца.
Маканый сразу узнал вышедшего ему навстречу человека, и даже припомнил
имя: Коайхан. Это был один из четырёх уцелевших чудотворцев, который
также как и Маканый метался по побережью, безуспешно ища пристанища.
-- Привет! -- воскликнул Маканый, кривя в улыбке беззубый рот.
Вместо ответа Коайхан ударил. Костяная дубинка косо скользнула по
голове, обратив в кровавую кашу изорванный остаток уха.
-- Ты што!? -- закричал Маканый, прижимаясь к скале и судорожно
нащупывая спрятанный в рукаве нож.
-- Попался, илбэч!.. -- прошипел Коайхан, поднимая двумя руками
дубинку. -- Ты у меня получишь за всё: за каторгу, за макальник, за
кресты... За то, что я теперь как тварь шаварная прячусь...
-- Дурак! -- каркнул Маканый. -- Притшём тут илбэтш? Ешли бы не он,
тебя бы давно ыльки ражъели...
-- Не-ет!.. Я знаю -- ты илбэч, и я убью тебя!
Коайхан обрушил свою дубину, но мгновением раньше Маканый прыгнул
вперёд, ткнув клинком в живот противнику. Коайхан забулькал, словно
густой нойт, хлюпая, хлынул из открытой раны, и повалился на бок.
Горящие сумасшедшиной глаза остановились.
-- Перештаралша... -- огорчённо произнёс Маканый.
Он быстро обыскал труп, взяв себе кое-что из скопившегося в сумке и
поясе хлама, подхватил Коайхана под мышки и потащил к шавару.
-- Глупый ты, -- бормотал он дорогой, -- жатшем ты это шделал? Теперь
наш вшего трое, а это и мне опашней, и илбэтшу. А вдруг ты и ешть
илбэтш и меня хотел убить, штобы я не жнал?.. -- Маканый остановился,
заглянул в мёртвое лицо. -- Ты илбэтш? -- спросил он, хотя и
понимал, что убил не чудесного строителя, а просто дурака. -- Ну и
ладно, пушть ты илбэтш, а ешли появятша ишшо оройхоны, жначит уже
новый илбэтш родилша. Но што ты умер -- никто не ужнает. До швиданья,
глупый илбэтш.
Маканый столкнул тело в черноту, постоял, прислушиваясь к закипевшей
возне, чавканью и хрусту, а потом понуро побрёл к далайну. Он сам не
мог сказать, что привело его туда, Маканый не любил далайн, и причины
для нелюбви были вескими, но сегодня ноги сами привели его на
побережье. И здесь, поднявшись на крайний тэсэг, Маканый различил
своим единственным глазом дразнящую тень далёкой земли.
Неделю Маканый ходил по побережью, то теряя землю из виду, то вновь
замечая её. Наконец, пройдя в опасной близости от лагеря
каторжников, он ступил на мёртвую тропу и через четыре часа уже стоял
на другом берегу.
Некоторое время он прожил в одиночестве, объедаясь мясом, к которому
так и не успел привыкнуть, затем с юга пришло войско изгоев.
Сначала Маканый страшно перепугался, что его примут за илбэча, но
ничего такого не случилось, изгои, среди которых каждый второй был
увечным, легко признали бродягу своим. Вожди изгоев -- заросший
чёрной бородой Суварг и молодой с жёстким прищуром серых глаз
Ээтгон допросили гостя с севера и позволили жить вместе со всеми.
А узнав, что новый край имеет выход на страну добрых братьев,
причём как раз к тому месту, где стоят каторжные мастерские,
изгои устроили мгновенный набег и, не потеряв ни одного человека,
вдевятеро увеличили мощь своей артиллерии, унеся не только
новенькие ухэры и татацы, но и хранившийся в арсеналах запас
харваха. Потом, правда, пришлось налаживать оборону и держать
границу против опомнившихся братских войск.
За всеми этими делами Маканый отвлёкся от тревожных мыслей об илбэче.
Появление Шоорана вновь пробудило их. Ситуация очень напоминала
известную сказку о братьях илбэча. Только братьев было пятеро, а их
оставалось всего трое: сам Маканый, Шооран и угрюмый бунтовщик
Куюг. Можно было бы, кроме того, думать и на Коайхана, если бы Маканый
не узнал, что в тот самый день, когда он сбросил тело Коайхана в
шавар, илбэч был жив и строил землю на другом конце мира.
Шооран и двое пришедших с ним получили участки земли совсем рядом с
полем Маканого. Это радовало и вместе печалило калеку. Если завтра
родится земля, он будет знать, кто её создал, и тогда проклятие
Ёроол-Гуя обретёт силу, а этого Маканый не хотел. Единственное, что
сохранилось в его душе от внушаемой с детства веры, были слова
молитвы: "яви славу твою в делах светлых илбэчей твоих, их же любим
благодарным сердцем..."
Прошло несколько дней, и случилось событие, заставившее Маканого
обрадоваться и встревожиться ещё больше. В новый край явился Куюг.
Как и Шооран он обогнул мир и пришёл через земли вана. Куюгу
досталась земля на южной оконечности страны, и это втайне
радовало Маканого. Убедившись, что Шооран и Куюг не горят
желанием увидеться, он сообщил им, каждому в отдельности, будто и
Коайхан тоже живёт где-то поблизости. Теперь илбэч мог
чувствовать себя относительно спокойно, и результат не замедлил
