скормил самозваного одонта зоггам. Дюженника Тройгала привезли туда,
где он творил бунт. Здесь его ждала плаха -- панцирь рыбы,
установленный возле поребрика, чтобы все могли видеть конец вора.
Преступник был раздет -- на голом теле ясно виднелись следы пыток --
ван хотел знать, куда делись сокровища. Тройгала привязали к широкому
панцирю, и палач опрокинул ему на живот коробочку, в которой
копошились дюжины три выловленных накануне зоггов. Выждав некоторое
время, чтобы как следует истомить жертву, Боройгал взмахнул пушистой
метёлкой хохиура. Целый час крик преступника был слышен даже
караульным в стране изгоев. Так судьба наказывает тех, кто забывает,
что мир меняется быстрей, чем люди.
На ночь Шооран остановился на своём родном оройхоне. К сухой полосе
приближаться не стал: как и дюжину лет назад это было небезопасно.
Зато на мокром можно было ночевать не боясь никого. Вряд ли
Ёроол-Гуй станет залезать в узкий как кишка залив, который
оставил ему Шооран. Богу далайна нужен простор.
Шооран расстелил выдубленную кожу и соорудил постель. Лежал на
спине, глядя на клубящиеся в тёмной вышине волны небесного тумана,
почти невидимые, а скорей угадываемые благодаря многолетней привычке.
Наконец он был один и никому ничего не должен, и можно было просто
лежать, не думая о завтрашнем дне. Память милосердно унесла его в
давнее прошлое, когда пределом мечтаний было стать цэрэгом и пройтись
в панцире, башмаках и с копьем в руке под завистливыми взглядами
мальчишек. Он жил тогда здесь, по этим местам гнался за туккой. С тех
пор он вырос: был и цэрэгом, и изгоем, и земледельцем. Но главное --
он стал илбэчем и сумел изменить мир. Конечно, Ван, если верить
легендам, поставил больше оройхонов, но Шооран сумел замкнуть далайн в
кольцо и тем решил судьбу богов. Он создал новую страну, а древнейшее
государство мира -- уничтожил, присоединив к добрым братьям. Пусть
воины и баргэды думают, что это дело их рук -- без илбэча их стараний
никто бы и не заметил. Действительно, мир за последние годы
перевернулся, но родной оройхон остался неизменным. Те же тэсэги, тот
же хохиур, тот же далайн, хоть и съёжившийся так, что в полдень
удаётся разглядеть другой берег. Поэтому нельзя сказать, будто мир
стал совсем другим, ведь в детстве он был заключён в этом оройхоне, а
оройхон остался прежним.
Запутавшись в необязательных мыслях, Шооран задремал. Разбудило его
лёгкое прикосновение. В первое мгновение душу сковало ужасом: разом
вспомнилось, что сейчас мягмар, и прикосновение может означать, что к
нему подползает выгнанный наружу парх или гвааранз. И лишь затем
Шооран понял, что его касаются человеческие пальцы.
--Кто?.. -- хрипло со сна выдохнул Шооран.
-- Я-а... -- донеслось из темноты, и снова шершавая ладошка коснулась
лба.
Неживой, с сипящим придыханием голос было невозможно спутать ни с чем.
-- Ай? -- Шооран сел на постели. -- Откуда ты здесь?
-- Я тибя иска-ла... За-чем ты отдал миня-а? Я не хачу с той
женщиной. Я хачу с табой.
-- Ну что ты... -- забормотал Шооран, отчаянно пытаясь сообразить, как
избавиться от неожиданной попутчицы. -- Никому я тебя не отдавал. У
меня дела, я же говорил... Ты пока там поживи. Яавдай добрая, только
ей помочь надо, у неё рука больная.
-- Ана злая-а... -- казалось, Ай с присвистом тянет заунывную песню.
-- Я знаю, ты савсем ушёл. И я с табой. Ты миня не праганяй, а то я
умру, -- Ай издала странный звук, похожий на отрывистый смешок, и
лишь через секунду Шооран запоздало понял, что она всхлипнула. --
Скоро у женщин день раждения, -- продолжала выпевать Ай, -- я савсем
взрослая, а не вырасла-а. И ты миня не люби-ишь. Ты ту люби-ишь, злую,
я зна-ю... А я хачу быть тваей радостью и усла-дой...
В ночной тишине, когда лишь пятна гнили блазнят взгляд, под рокот
бушующего новогоднего далайна, эти слова не казались смешными, в них
чудилась нечеловеческая сила, словно не сумасшедшая уродинка, а сама
душа выморочных земель заявляла права на непослушного илбэча.
Шоорану стало страшно. Невидимые пальцы расстегнули ему жанч и
бессильно заскребли по хитину кольчуги. Ай снова всхлипнула,
на этот раз громко и отчётливо.
-- Я не брошу тебя, -- сказал Шооран единственное, что мог сказать. --
Завтра мы пойдём вместе.
-- Скажи, что ты будишь маей опорой и защитой...
-- Я буду твоей опорой и защитой.
-- Харашо, -- произнесла Ай и успокоенно ткнулась мордочкой в хитин.
Несколько дней они бродили по знакомому до оскомины побережью. После
ухода изгоев здесь стало гораздо спокойнее. Едва закончился мягмар,
народ схлынул с мокрых оройхонов, побережье опустело, и, если бы не
Ай, можно было бы работать, не опасаясь, что его заметит случайный
бродяга. Но Ай ходила за ним, словно привязанная верёвочкой. Они
миновали ровные пространства западного берега, где можно было бы
поставить оройхон и уйти прежде, чем хоть кто-нибудь обнаружит его,
пересекли перешеек возле земель Моэртала, где в тесном заливе можно
не страшиться Ёроол-Гуя, выбрались на восточный берег. У этого места
тоже были свои преимущества: прежде Шооран почти не бывал здесь, и
значит тут не ожидают илбэча. Но все эти места приходилось миновать
впустую из-за того, что позади шлёпала по грязи крошечная Ай, не
сводившая с Шоорана преданного взгляда.
Когда впереди замаячили дымы огненного болота, отделяющего землю вана
от древних земель, Шооран решился. Он демонстративно разложил на
тэсэге всё свое барахло и сказал Ай:
-- Я ухожу по делам и вернусь завтра вечером. Жди меня здесь.
Ай безмятежно смотрела пустыми глазами, было неясно, понимает ли она
сказанное и согласна ли ждать. Но когда Шооран, пригибаясь и
высматривая караулы, двинулся к границе, Ай осталась возле вещей
ковырять тростинкой дюжину раз перекопанную грязь.
Границу он привычно перешёл в сумерках, зная, что в это время никто
особо караулить не будет. Зато темнота застала его на полпути к
Торговому оройхону. Хотя сейчас тьма не мешала, а скорее оказалась
помощником. Ёроол-Гую было всё равно, когда приходить: днём или ночью,
а илбэчу безразлично, когда строить. Новый оройхон гладкой дорогой
лёг под ноги. В темноте Шооран перешел Торговый остров и ударил
второй раз. Этот оройхон должен был поднять тревогу на том берегу,
но, по-видимому, братья, так любящие нападать на соседей, сами
нападения не ждали и сняли охрану.
От перенапряжения и ядовитых испарений горящего болота нестерпимо
болела голова. Казалось в мозгу пульсирует огромный, готовый
прорваться нарыв. Хотелось лечь, обхватить голову руками, зажать уши
и ни о чём не думать. Но этого было нельзя, надо, пока не рассвело,
бежать отсюда, а это можно сделать лишь выстроив ещё один -- третий
за ночь оройхон.
Держась подальше от задымленных мест, Шооран вернулся к границе, чтобы
стереть последний в этих краях участок огненного болота. О Ёроол-Гуе
он старался не думать, поскольку понимал, что бежать от него всё
равно не сможет.
Оройхон дался с невероятным трудом, и на этот раз его работу заметили.
Вдалеке завыла труба, заметались факелы.
"Трубите, трубите... -- думал Шооран, пробираясь среди тэсэгов. --
Завтра вы увидите, что это не просто оройхон. Теперь вас соединяет с
врагом сухая полоса, и вам придётся или погибнуть, или научиться жить
в мире. Трубите громче: я своё дело сделал."
Посты Шооран миновал уже под жёлтыми облаками. Сейчас можно было не
опасаться засады -- цэрэгам было не до того. Через полчаса Шооран
вернулся к тому месту, где оставил Ай. Он поспел вовремя: какая-то
женщина, отмахиваясь от наскакивающей Ай, собирала его вещи.
Инструмент, спальная кожа, даже суваг, который никому, кроме сказителя
не нужен, были упакованы, грабительнице оставалось лишь завязать узел,
и Шооран разом лишился бы своего имущества. Собственно говоря, вещи
были бы давно унесены, если бы не Ай. На щеке у неё алела царапина,
под глазом взбухал синяк, но всё же карлица продолжала нападать на
воровку. Выйдя из зарослей хохиура, Шооран успел увидеть, как Ай
подпрыгнула и, вцепившись зубами, словно кусачий ыльк, повисла на руке
соперницы. Женщина сдавлено заверещала, пытаясь освободиться.
Свободной рукой она била Ай по голове, но калека, кажется, не замечала
ударов и лишь крепче сжимала зубы.
-- А ну! -- крикнул Шооран издали.
Женщина испуганно замерла, а Ай, мгновенно отлепившись от жертвы,
сердито произнесла скрипучим голоском:
-- Вот. Муж.
Шооран подошёл, погладил Ай по слипшимся волосёнкам.
-- Молодец, -- сказал он. -- Умница.
-- Ты гляди... -- произнесла женщина. -- Действительно муж. Слушай,
парень, зачем тебе эта штучка? Иди, лучше, ко мне. Я тебя сберегу не
хуже, чем она. Я, как-никак, настоящая женщина, а эта тебе на что? С
ней и спать-то нельзя.
Шооран перевёл взгляд с опухшей от побоев мордочки Ай на женщину. Та
стояла, вызывающе глядя на него. Жанч, накинутый на голое тело,
распахнулся, позволяя видеть пустые мешки тощих грудей.
Да, она, конечно, женщина и будет честно выполнять обещание. Не
любить, конечно, что за любовь в шаваре? -- но быть женой и хозяйкой.
Вот только любопытство своё она никуда не денет, и оно будет вечной
угрозой жизни. Так что замызганное тело, с готовностью предлагаемое
ему -- на самом деле ловушка, расставленная судьбой. Хвала Тэнгэру,
что у измученного илбэча женское тело не вызывает совершенно никаких
чувств.
-- Уходи, -- сказал Шооран, поднимая руку со сжатым кулаком.
Женщина метнулась к тэсэгам.
-- Дурак! -- крикнула она, поняв, что Шооран не станет гнаться за
ней. -- Ещё пожалеешь!
Шооран и не собирался наказывать воровку. Сейчас он мечтал только о
тишине и покое. Но прежде надо было хоть как-то подлечить Ай. Шооран
достал флягу, собираясь промыть Ай ссадины, однако уродинка молча
вывернулась из рук и отбежала в сторону. Настаивать не было сил, тем
более, что никакого лекарства Шооран не имел. Покорно убрав флягу
Шооран раскатал кожу для постели и не лёг, а упал на неё.
-- Я хочу спать, -- сказал он, не зная даже, слышит ли его Ай. --
Если что-то случится -- разбуди.
Проснулся он на следующий день утром. Ай по-прежнему оставалась
неподалёку, голова на неестественно тонкой шее медленно
поворачивалась, высматривая опасность. Можно было бы подумать, что Ай
так никуда и не отходила, но возле локтя Шооран увидел три больших
чавги, значит Ай не просто торчала на одном месте, но и промышляла
где-то.
Они собрались и двинулись в обратный путь. Уходя, Шооран
прислушивался, стараясь различить шум боя на бывшей границе, но там
было тихо.
* * *
Казалось бы, последние события должны были взорвать плавное течение
жизни, но именно этого и не случилось. Разрушение границы
взбудоражило армию и одонтов, но поскольку соседи почему-то не
нападали, прочие жители остались безразличны к случившемуся. Да и то
сказать: все, кого обуревало беспокойство, кто мог и хотел уйти с
насиженных мест, ушли ещё год назад, и теперь страна была образцом, о
каком мечталось одонтам прошлых лет. Возможно поэтому власти не стали
искать илбэча. Одонтам внутренних земель это было ни к чему, а прочих
Моэртал сумел убедить, что свободный илбэч принесёт больше пользы,
чем пойманный.
И Шооран оправдал высокие надежды. Каждую неделю то здесь, то там
возникал оройхон. Большинство из них приносили сухие участки, так что
успокоившаяся страна вновь пришла в движение, только на этот раз
верноподданническое. Добрые граждане один за другим получали большие
поля из рук законной власти, и царские баргэды путались в тройных и
четвертных дюжинах, подсчитывая грядущие доходы.
Так прошёл месяц, и второй, и все были довольны.
Всё это время Шооран вёл жизнь сказителя. Ходил по мокрым оройхонам,
стараясь только не забредать вглубь болота, чтобы избавить себя от
ненужной беготни в случае визита Многорукого. Вечерами собирал вокруг
себя людей и повествовал о мире, людях и богах. Иногда, когда боялся,
что не хватит голоса, говорил под музыку, но чаще, в подражание
