сообразивший, что татац перезаряжать долго и, значит, второго
выстрела не будет. Ободрённые цэрэги с гиканьем ринулись на
штурм. И тут выпалил второй татац.
Войско остановилось, не зная, чего ожидать впереди. Спустя
несколько часов цэрэги приволокли установленный на полозьях
толстобокий ухэр и открыли стрельбу. Ухэр громыхал, сжигая на
каждый выстрел треть ямха лучшего харваха, но не принося никакого
вреда. Предусмотрительный Мунаг успел отвести своих солдат и
оттащить татацы. Теперь, слушая раскаты пальбы, он лишь злорадно
и вместе с тем досадливо морщился. Имей он хотя бы вдвое больше
воинов, можно было бы сделать вылазку и отнять орудие, а главное
-- запас харваха.
Вторую атаку Мунаг отбил прежним способом, не потеряв ни одного
человека. Тогда войско разделилось и двинулось небольшими
группами через поля и приграничную полосу. Часть цэрэгов
пошла в обход по мокрому оройхону. Три дюжины защитников не
могли держать такой фронт, Мунаг начал отступление. Двое суток он
маневрировал, перебрасывая три своих орудия с приграничной полосы
на мокрое. Последний выстрел был сделан с верхушки суурь-тэсэга
по движущемуся через поле отряду. Двое суток прошли в непрерывных
стычках и рукопашных схватках. Всё это время воины Тройгала
занимались самым мирным делом: вывозили из бывшей резиденции
одонта сокровища, припасы, всевозможный скарб.
На новые оройхоны были уведены мастера, и самые опытные
земледельцы. Унесли даже резную дверь алдан-шавара, хотя
доставить её на место не сумели -- вынырнувший из пучины чёрный
уулгуй схватил двух носильщиков а, стараясь достать остальных,
уцепился за дверь и скинул её в далайн. Зато дверь смертников,
закрывавшая вход в шавар, где казнили преступников, прибыла на
место благополучно. С оставленных оройхонов было унесено
всё, независимо от того, принадлежало это вану, одонту или
ограбленным и кинутым жителям.
Два ухэра и несколько татацев, переправленных через мёртвую
полосу, Тройгал установил возле перешейка, превратив свои
оройхоны в неприступную крепость. В далайне возникло ещё одно
крошечное государство.
Последним с земли ванов пришёл Мунаг с полудюжиной уцелевших
цэрэгов. Остальные погибли или вовремя поняв, что их послали на
верную смерть, бежали через мокрые земли искать счастья в
восточных провинциях в надежде, что там не будут слишком
тщательно выяснять, откуда они явились.
Хооргон, выслушав доклад дюженника, некоторое время сидел молча,
потом начал говорить, тихо и медленно, но под конец всё более
распаляясь и переходя на крик:
-- Значит, ты считаешь, что провёл удачную кампанию... В то
время как я добывал для страны новые области, ты, погубив
четверть войска, растранжирив харвах и потеряв татацы, не сумел
сберечь доверенные тебе оройхоны. Ты понимаешь, что теперь мне
придётся штурмовать самозванца через мёртвые земли, а у меня нет
для этого людей?.. И ты ждёшь похвал?! Ты не герой, ты трус и
предатель!
-- Вы отлично знаете, что удержать те земли нашими силами
невозможно, -- сказал Мунаг. -- Иначе бы вы не вывозили сюда
всё подряд ещё прежде, чем ван узнал о восстании. Я считал, что
моя задача продержаться как можно дольше, чтобы дать Тройгалу
возможность закрепиться здесь и наладить оборону. А те земли всё
равно были потеряны для нас.
-- Он считал!.. -- задохнулся Хооргон. -- Если это так, то почему
ты не перебил оставшееся мужичьё, почему не поджёг поля?
-- Всходам нет и недели, -- возразил Мунаг, -- они не горят.
А со старухами я не воюю -- я солдат, а не палач.
-- Ты трус и предатель! -- заорал Хооргон.
-- Ложь! -- багровея взревел Мунаг. -- Вы, ради своих удобств,
послали меня на смерть, и теперь вам досадно, что я сумел выжить!
Мунаг шагнул вперёд, хватаясь за кинжал, но четверо охранников
повисли на нём и бросили на колени, заломив руки.
-- Говоришь, ты не палач? -- звенящим от бешенства голосом
спросил Хооргон. -- Это верно. Но ты сейчас познакомишься с нашим
новым палачом. Предателям место в шаваре, а ты давно у меня на
примете. Думаешь я забыл, как ты лгал моему отцу, подсовывая
травяной ножик? Тебе не удалось убить меня тогда, не выйдет и
сейчас. Ну что, вспомнил, пособник бандитов?
Мунаг поднял голову, безуспешно попытался встать, потом в его
лице что-то изменилось, и Мунаг сказал тихо:
-- Вспомнил. Наверное это был единственный правильный поступок в
моей жизни.
-- В шавар! -- распорядился Хооргон.
Мунага приволокли на мокрый оройхон, к подножию суурь-тэсэга.
Дверь, недавно закрывшаяся за благородным Пуирталом, а потом с
великими трудами перетащенная сюда, уже висела на месте.
Кажется, это было первое, что обустроил Хооргон в своей стране.
Палач распахнул тяжёлые створки.
-- Великий государь добр, -- возгласил он, -- и даёт тебе
возможность спастись и очиститься в его глазах. Если ты
действительно так храбр, как говоришь, то пройди через шавар, и,
если останешься жив, государь простит тебе всё.
Мунаг взглянул на палача и узнал его. Перед ним лыбился щербатым
ртом громила Боройгал, лизоблюд и осведомитель, заправлявший
делами на Свободном оройхоне и наконец получивший тёплое местечко
на сухом. Боройгал сорвал с Мунага порубленный панцирь и боевые
башмаки, приготовился втолкнуть бывшего дюженника в темнеющий
проём, но Мунаг вырвал руку из пальцев палача, презрительно
плюнул и ушёл в шавар сам.
* * *
Наместник Моэртал пристально рассматривал стоящего перед ним
молодого охотника. Слишком уж он молод, полутора дюжин лет,
которые он назвал, ему явно не исполнилось. Но с другой стороны,
это и хорошо, значит парень ещё не служит двум господам, и можно
не опасаться, что он станет наушничать в пользу вана или
кого-нибудь из соседей. А воины после возмущения западной
провинции нужны. Особенно здесь, на северной оконечности страны,
где непрерывно приходится усмирять шайки изгоев, основавшихся на
раскиданных безумным илбэчем оройхонах.
-- Как, говоришь, тебя зовут? -- переспросил Моэртал.
-- Шооран, -- ответил охотник.
-- Где живут твои родственники?
Шооран повёл рукой в сторону далайна и ответил:
-- Их нет.
-- Ты из западных земель, -- не спросил, а лишь констатировал
одонт, -- наверняка сын цэрэга, это видно, ты слишком хорошо
одет. Отец твой погиб, иначе ты сбежал бы вместе с ним. Как
видишь, я знаю о тебе всё, ещё прежде, чем ты начал рассказывать.
Но мне непонятно, почему цэрэги не позаботились о своих семьях в
первую очередь?
-- Они так и сделали, -- сказал Шооран. -- Но я не сын цэрэга,
мой отец был охотником со Свободного оройхона. Хооргон прошёл
через наши земли, многих убил, многих угнал с собой. А прежде мы
жили богато.
-- Ах да! -- вспомнил наместник. -- Свободный оройхон! Было на
западе что-то такое. Но, в таком случае, ты должен хорошо знать
мокрые земли, уметь рыть чавгу, собирать харвах.
-- Я умею, господин, -- сказал Шооран.
-- А я и не сомневался, -- съязвил Моэртал, -- но мне нужны не
грязекопатели, а воины. Ступай за оружейником, он тебя проводит.
Седой дюженник привёл Шоорана в комнату полную всевозможного
оружия. Сделал широкий жест:
-- Выбирай.
-- Что придётся делать? -- спросил Шооран.
-- Охота.
Шооран оглядел полки и стены. Здесь были булавы и пращи, годные
лишь для охоты на человека, их Шооран обошёл стороной. Были копья
с кремнёвыми наконечниками, выдававшиеся даже не всем цэрэгам. На
мгновение взгляд Шоорана задержался на огромной коллекции
хлыстов, но Шооран предусмотрительно решил не выдавать своего
знакомства с этим оружием. Выбрал поножи, упруго обтягивающие
икры и позволяющие ходить по колено в нойте -- кто знает,
не в шавар ли пошлёт его одонт? Отобрал два гарпуна -- гладкий и
зазубренный. Долго держал в руках длинную пику для охоты на
гвааранза, потом отложил её в сторону. Что с пикой, что без пики
-- с гвааранзом ему не справиться. Зато взял тонкую сеть, равно
годную и против парха, и для охоты на тукку. Не жанчем же в неё
кидать, словно в детстве. Перемерил несколько кожаных шлемов с
прозрачными щитками, спасающими глаза от брызг нойта. На богатые,
но неудобные костяные шлемы даже не взглянул, вызвав
одобрительное ворчание оружейника. А под конец не выдержал и взял
длинный кинжал из цельной кости, способный и колоть и резать.
Одонт бросил небрежный взгляд на вооружение Шоорана и сказал:
-- Вчера мои охотники поймали в шаваре зверя. Он заперт в одном
из залов дворца. Ты должен пойти и убить его.
Вслед за оружейником Шооран спустился во второй ярус
алдан-шавара. Остановился перед тяжёлой дверью. Через дверь
донёсся резкий запах нойта. Шооран удивлённо пожал плечами.
Таскать нойт с мокрого оройхона, чтобы держать в алдан-шаваре
какую-то мерзость! Что это, глупость или особое тщеславие?
Двое цэрэгов приоткрыли дверь, Шооран вошёл в скупо освещённый
зал. Дверь гулко захлопнулась за ним. Шооран остановился,
выставив гарпун и готовый отпрыгнуть в сторону. Разумеется,
бледного уулгуя здесь не может быть, гвааранза тоже не так просто
поймать живьём, значит, скорее всего, ему предстоит встретиться с
пархом.
И тут тёмная громада, которую Шооран вначале принял за выступ
скалы, шевельнулась, и лишь тогда Шооран понял, что это и есть
зверь. Шооран невольно попятился -- зверь был больше самого
огромного гвааранза. Поблёскивающий панцирь поднимался вровень с
грудью Шоорана, две пары клешней, каждая из которых могла
перекусить охотника пополам, шевелились, судорожно раскрываясь и
со стуком захлопываясь. Клешнями зверь напоминал гвааранза, но
был много крупнее и, главное, там, где у гвааранза в два ряда
бугрятся уязвимые для пики глаза, у этого блестела гладкая и
наверняка несокрушимая броня. По бокам чудовища волнообразно
шевелились острые плавательные перья, бесполе
бросаться на звук или выпустит тонкие осязательные щупальца, по
которым можно бить. Шооран переложил оба гарпуна в левую руку,
правой потянул из-за пояса нож, готовясь отсекать гибкие усы,
прежде чем они скрутят его. Потом быстро шагнул в сторону. Стоять
перед громадными клешнями явно не стоило, так же как и соваться
под хвост, способный одним ударом растереть его в нойт. Зверь,
скрежеща панцирем, начал разворачиваться. Несомненно, он видел
охотника. Но и Шооран заметил кое-что. Разворачиваясь, мон
бросаться на звук или выпустит тонкие осязательные щупальца, по
которым можно бить. Шооран переложил оба гарпуна в левую руку,
правой потянул из-за пояса нож, готовясь отсекать гибкие усы,
прежде чем они скрутят его. Потом быстро шагнул в сторону. Стоять
перед громадными клешнями явно не стоило, так же как и соваться
под хвост, способный одним ударом растереть его в нойт. Зверь,
скрежеща панцирем, начал разворачиваться. Несомненно, он видел
охотника. Но и Шооран заметил кое-что. Разворачиваясь, монстр не
пользовался хвостом, но зато его панцирь приподнимался над полом.
Значит, там ноги -- уязвимые сочления, хрупкие суставы. И,
следовательно, есть надежда обездвижить противника.
Не дожидаясь, пока чудовище приблизится, Шооран прыгнул вперёд и
в сторону и ударил под панцирь двумя гарпунами сразу. Гарпуны с
громким стуком ударились о край хитинового покрова и, не встретив
сопротивления, неожиданно глубоко вошли внутрь. Лишь там один из
них за что-то зацепил. В ответ раздался громкий человеческий
крик.
Зверь повалился набок, и Шооран увидел, что под пустым панцирем
прячутся двое цэрэгов. Один двигал клешнями, другой -- хвостом и
плавательными перьями. Чудовище оказалось фальшивым. Теперь один
из цэрэгов стонал, зажимая глубокую рану. Гарпун ударил его в
бок и лишь по счастливой случайности не вспорол живот.
Распахнулась дверь, вбежали люди. Раненого унесли. Старый
оружейник хлопнул Шоорана по плечу и велел идти к одонту. Моэртал
больше ни о чём не спрашивал, лишь сказал:
-- Ты действительно отважен и неплохо владеешь гарпуном. Я беру
тебя, хотя для цэрэга этого недостаточно. Только не думай, что ты
будешь служить при алдан-шаваре. Для начала тебе придётся
