когда тот, усмехаясь, сказал: "Слишком много вы просите у меня, станут
говорить, что меня можно оскорблять безнаказанно". И Даттам отдал за жизнь
Арфарры доходы с верхнелосских гончарен. Стало быть, меня провели, - думал
Даттам. Стало быть, ссора Арфарры и Харсомы была разыграна, и Харсома
послал в соседнюю страну человека, в преданности которого был уверен. И
зря был уверен, потому что советник навел бы порядок в королевстве, не
разинь король рот слишком широко. И получилось бы, что Даттам сам сосватал
своих ленников империи, чего бы он никогда добровольно не сделал, - а
советник Арфарра позаботился, чтобы в дружбе с империей были
заинтересованы те, кто не любил Даттама.
Даттам подумал, что ему делать, и решил, что самое лучшее сохранять -
как это самое слово называется? - сохранять верность экзарху Харсоме..
Каждый умный человек действует, по счастью, опираясь на опыт
прошлого. Король полагал, что усобица прекратится с объявлением войны, и
если бы речь шла о грызне знати, был бы, несомненно, прав. В своих шансах
завоевать империю он не сомневался, ибо знал: чем дальше от королевства -
тем менее воинственны люди. А что до колдовства - как человек суеверный и
умный, король верил в колдовство только тогда, когда верить было выгодно.
Да и в конце концов Арфарра-советник не мог быть хуже чародеев империи!
И поэтому, хотя Арфарра-советник сам замотал королю руки золотым
листом, и велел внимательно следить, чтоб ничто, кроме благородного
металла и камня не прикасалось к рукояти, король правильно понял, что
золото - металл неба, и что меч послан богами. И только когда клинок ни с
того, ни с сего завяз в глиняном чучеле и стал оплывать, так что осталась
одна золотая рукоять, король понял, что не надо было, вопреки легендам,
рубить колдуна мечом колдуна, а надо было - самым обыкновенным.
Советник сгинул, но морок, напущенный им, многое испортил.
Многие сеньоры, в самом деле, сняли подписи под прошением. После
полудня, однако, явилась депутация горожан. Они, видите ли, посовещались и
заявили, что война будет разорительна для них, потому что всякая война
начинается с налогов. Король даже изумился, потому что в его представлении
всякая война велась ради выгоды.
Горожане поэтому соглашались с Кукушонком касательно выборного
совета, и король сразу понял, что никаких военных налогов этот совет не
утвердит. Никогда бы города не решились быть такими смелыми, если б не меч
Кукушонка!
Правда, сам-то Кукушонок, долго, говорят, не сможет держать меча в
руках.
После этого явились люди из города Дитты, где графа недавно утопили в
бочке с вином, и сказали, что решили в случае войны быть на стороне
империи.
Более же всех поразила короля сестра.
Король велел ей отослать обратно свадебные подарки экзарха и портрет.
Девушка пришла к нему в слезах и сказала:
- Ты отказываешь экзарху. Он, однако, будет воевать за просватанную
невесту, и еще не было такой песни, чтоб война несправедливо отвергнутого
жениха не была удачной.
Король изумился: и тут колдовство Арфарры! Подумал и сказал:
- А знаешь ли ты, что Марбод Кукушонок затеял все вчерашнее дело,
чтобы стать вторым человеком после меня в королевстве, и получить твою
руку, а может, и трон. Стало быть, это тоже война жениха...
Айлиль заплакала и сказала:
- Может, так оно и было вначале, а теперь он женился на горожанке, и
в городе поют непристойные песенки о браке Неба и Земли, чтоб отвести беду
от этой свадьбы.
И только после всего явился Даттам, хитрый и осторожный, и заявил,
что храм - ленник империи, а не короля. А треть земель королевства, и,
естественно, столько же рыцарей - у храма.
Блеснул золотыми глазами:
- Вам не победить империи... Вы, я знаю, внимательно расспрашивали о
чудесах в Голубых Горах три недели назад. То же будет и с вашими воинами в
стране Великого Света.
Король рассердился, что его войска сравнивают с нищими бунтовщиками,
и сказал:
- Это несправедливо! Люди империи мягки и изнежены!
Даттам засмеялся:
- Лучше на несправедливых условиях прийти к согласию, чем погибнуть.
Король хотел разорить покои советника и явился туда сам. Заплакал и
не велел ничего трогать. Зашел вечером в розовый кабинет: покой и порядок,
только укоризненно глядели глаза зверей и переплеты книг. На низком
столике стояли фигурки купцов и мышей. Мыши были яшмовые, мертвые, никуда
не бегали. Порядок фигурок был противоположный принятому, и у Золотого
Дерева треснул сучок. Круглый хрустальный шар не отражал ни прошлого, ни
будущего. Король велел всем уйти, глядел в шар, глядел - но заклинаний не
знал.
Вдруг шар стал мутнеть, зазвенел. Король обернулся: за ним, у стены
стоял Арфарра-советник. Король сначала решил, что это дух-двойник, потом
разглядел тень на полу и сказал:
- Как вы осмелились сюда явиться!
Советник глядел на короля своими золотыми глазами:
- Вы сами выбрали свою судьбу. Вы не захотели процветания своего
народа. Есть, однако, множество причин, по которым вам не суждено стать
государем Великого Света.
- Вроде недавних чудес в Голубых Горах? - горько спросил король.
Арфарра-советник помолчал и ответил:
- Главная причина та, что вы худший государь, чем экзарх Харсома.
Советник снова помолчал и продолжал:
- Первые короли из рода Ятунов правили Варнарайном как вассалы
государя. Собственно, король - была такая же должность, как граф или
викарий. Но пользовались они много большей властью, неужели даже вы.
Рыцари повиновались господину, а горожане - представителю империи. Вы
проиграли войну, не начав ее. Пусть это будет справедливая война, - вы
можете сохранить свое королевство, признав себя вассалом экзарха
Варнарайна, и женитьба вашей сестры будет порукой этого союза.
Король сощурился и сказал:
- Никогда!
- У вас есть выбор. Или ваша власть будет крепче прежней, но вы
признаете себя ленником империи. Или вы сохраните титул, а править будет
выборный совет от городов и местечек, как хочется калеке с обожженными
руками...
Король сказал:
- А если я предпочту последнее?
- Тогда, - ответил Арфарра, - небо покарает и этот замок, и этот
город, как оно покарало бунтовщиков в Голубых Горах, и все, что я строил в
течение года, я заставляю исчезнуть в один миг.
- А если первое? - спросил король. - Куда вы денете Марбода
Кукушонка? Убьете?
- Ни в коем случае, - ответил Арфарра. - Мертвый герой - это еще
хуже, чем мертвый колдун.
Наутро, когда народ вновь собрался у Белой Горы, король покаялся,
признал себя вассалом государя Великого Света и принял королевство в лен
обратно. Заросла трещина, разделившая мир и прошедшая через сердце
Золотого Государя.
Об Арфарре-советнике, однако, не было на клятвах и жертвоприношениях
ни слуху ни духу, и друга его, Клайда Ванвейлена, тоже не было.
15
На столе перед Неревеном лежали бумаги, писанные Клайдом Ванвейленом,
и послушник, склонив голову, делал еще одну, таким же почерком. Неревен
кончил, Арфарра взял бумагу, посыпал песочком, оттиснул личную печать
Ванвейлена, и отдал вместе с нефритовым кольцом начальнику тайной стражи
Хаммару Кобчику. Тот взял письмо и спросил:
- А если он не придет?
Арфарра-советник усмехнулся и ответил:
- В прошлый раз он был довольно глуп, чтобы взяться за меч, и
довольно умен, чтобы выпустить меч раньше, чем кислота разъест кости. В
этот раз он будет достаточно глуп, чтобы прийти, и достаточно умен, чтобы
взять с собой товарища.
Хаммар Кобчик еще раз покачал головой. Дело в том, что он был
кровником Марбода Белого Кречета, и поэтому затея Арфарры ему была не
очень по душе. Но Арфарра решил так, что Кобчик боится ответственности,
если что-то не выйдет, и сказал:
- Хорошо. Тогда возьмите с собой Неревена, и в случае неожиданности
считайте, что его решение - мое решение.
Хаммар Кобчик нахмурился, но кивнул.
Арфарра еще раз оглядел своего послушника, потом вдруг спросил:
- Однако, что это за история с нарушенным обетом?
- Каким обетом? - тревожно спросил Неревен.
- Ты ведь вышивал покров Парчовому Бужве, а отдал его за жемчужное
ожерелье королевской сестре. - Арфарра усмехнулся и добавил: - Я, конечно,
не скажу, что это Бужва рассердился, а только она его в тот же вечер
изорвала в старом саду. Обрывки, говорят, до сих пор по воде плавают.
Неревен опустил глаза и покраснел по самые ушки.
- Ладно, - усмехнулся советник. Я не Парчовый Бужва. Беги.
Советник долго глядел в раздвижную дверь, закрывшуюся за Неревеном,
потом вдруг подошел и быстро распахнул ее. Никого. Советник вернулся, сел
в кресло и сказал Хаммару Кобчику:
- Побежал за покровом.
- Зачем? - изумился Хаммар Кобчик.
- Затем, что он его не дарил, - сказал советник.
Помолчал и добавил:
- Мой послушник - шпион экзарха Харсомы. Это, впрочем, было ясно с
самого начала.
Хаммар Кобчик изумился:
- И вы все равно преданы экзарху?
Арфарра поднял голову и сказал ровным голосом:
- Истинный государь действует, внимая мнению народа и зная все
обстоятельства дела... Как же знать мнение народа без шпионов и
жалобщиков?
Арфарра помолчал и добавил:
- Я, однако, лично хочу передать эту вышивку экзарху, чтобы не
создавать недоверия между нами.
Хаммар подумал и все понял:
- Даже если вы прочтете в этой вышивке вещи неблагоприятные?
Арфарра усмехнулся и сказал:
- Я ничего не смогу прочесть в этой вышивке. И никто не сможет, кроме
секретаря экзарха. И экзарх это знает.
Арфарра подошел к зеркалу, вделанному в стену храмового подземелья,
стал вглядываться. Ничего, однако, кроме собственного лица, не увидел;
опять кровь на лбу, мешки под глазами, глаза из золотых стали чуть
красноватыми.
Арфарра обернулся и сказал:
- Неревена, однако, убьете у Золотой Горы. За этим я его и посылаю с
вами. Идите.
Хаммар Кобчик ушел, Арфарра неслышно повернул зеркало, прошел темными
храмовыми коридорами, раскрыл тяжелую дверь. За дверью, на золотом
алтарном покрове, разостланном прямо на полу, лежал Клайд Ванвейлен, дышал
редко и тяжело. Советник потрогал его лоб, холодный, бледный и очень
потный.
Советник подумал, что, не считая Даттама в молодости, человека более
близкого у него не было и, вероятно, не будет. Что же до экзарха Харсомы,
то Харсома - не человек. Бог. Бог воскресающий и умирающий, по имени
государство.
Когда Хаммар Кобчик ушел, из смежной комнаты, другой, чем та, в
которую он вышел поначалу, показался Неревен, лег на пол и заплакал горько
и страшно. Он слышал все. Неревен ждал, пока Арфарра вернется. Но советник
не возвращался, и Неревен не знал, куда и как он ушел. Неревен заметался,
схватил было бумагу и тушечницу, разбил ее второпях. Это показалось ему
плохим предзнаменованием, он бросил бумагу и побежал вон из храма.
После того, как король в один день объявил войну стране Великого
Света, а на другой день признал себя ее вассалом, после речей Марбода
Белого Кречета и чудес в лощине у людей, присутствующих на Весеннем
Совете, звенело в ушах и прыгало в глазах, - а это, надо сказать,
состояние опасное.
У Ламасских горожан тоже звенело и прыгало.
Заявив королю, что они не собираются воевать, а собираются лучше
стать на сторону Марбода Белого Кречета, граждане Ламассы собственно,
никак не думали, что король бросит войну, а думали добиться торговых
