разорвали и сожгли?
Адвокат кашлянул.
- Гм, - сказал он. - С формально-юридической точки зрения это вовсе
не закон. Это просто мирный договор между Шадауром Аломом и Дехкат Ятуном.
Дехката убили, и договор сгинул.
Ах, да совсем не в формальностях дело...
За порогом камеры молодая женщина нагнала адвоката и справилась о
старинном законе, требующем от убийцы женитьбы на вдове убитого, чтоб
восполнить убыток кормильца.
Адвокат сухо сказал, что он в данном случае вряд ли применим.
- Только если выдать замуж за вассала...
Женщина свесила головку и пошла, глотая слезы и запрятав в рукаве
клочки бумаги, исписанной его рукой, к знакомой колдунье.
Марбода Кукушонка выпустили из тюрьмы за пять дней до Весеннего
Совета. Обвинение в сожжении корабля отпало, а за убийство суконщика он
заплатил тройную виру.
Вдова суконщика уехала с ним, и говорили, что Марбод берет ее второй
женой. Люди знатные при известии о столь неравном браке качали головами и
говорили, что Кукушонку многое можно простить. В семье суконщика и в цехе
ничего подобного не подозревали и очень удивлялись:
- Вот гордый бес! - говорили родственники вдовы. Да если бы мы знали,
- так его б неделей раньше выпустили.
Имя Кукушонка стало совсем было популярно.
За три дня до Весеннего Совета, оказалось, однако, что никто из
сеньоров не решается даже огласить на совете петицию, потому что за это,
видать, придется поплатиться головой, а одно дело - умереть в бою, а
другое - под топором палача. И Марбод Кукушонок сказал, что огласит
прошение - он.
В городе опять сожгли его чучело.
А на следующий день были заморозки и выпал легкий снег. Повсюду снег
был как снег, белый и мокрый, а в замке Кречетов снег был красный, как
кровь: так и текло, капало.
Снег стаял к вечеру, а накануне Весеннего Совета в замке устроили
пиры и игры. Марбод Кукушонок прислал королевскому советнику Клайду
Ванвейлену дары и настоятельное приглашение его посетить.
Теперь советник Арфарра и советник Ванвейлен сидели над столиком "ста
полей", рассеянно двигали фигуры и обсуждали, что может предложить
Кукушонок и как отвечать на его предложение. Третьим при них был Хаммар
Кобчик, начальник тайной стражи. Ну и, конечно, Неревен, - послушник сидел
в углу со своей вышивкой.
- Не нравится мне этот брак с горожанкой, - сказал Ванвейлен. - Если
это по расчету... Говорят, он изменился.
- Яйцо не бывает квадратным, - сказал Арфарра-советник.
- Да, - сказал Ванвейлен. - Если бы Кукушонка повесили, одним уроком
для сеньоров было бы больше, а одним поводом для резни на завтра - меньше.
- Думать вам, об этом, господин Ванвейлен, надо было раньше, -
насмешливо заметил Арфарра, и Ванвейлен понурил голову.
Киссур Ятун, старший брат Марбода, вышел к Ванвейлену во двор с
поклоном. Оба расцеловались. Всем было известно, что советник Ванвейлен
был у Арфарры, как говорится, "куда глаз - туда и зрачок", но благородный
противник лучше низкого друга, а только человек благородного происхождения
мог поступить так, как Ванвейлен.
Киссур Ятун повел гостя в покой брата, а Неревена отослали на кухню.
- Зачем вы водитесь с этим маленьким шпионом? - упрекнул советника
Киссур Ятун.
Ванвейлен озадаченно вздрогнул:
- Откуда вы взяли, что он - шпион? Чей?
- По-вашему, юноша такого росточка и происхождения может быть
порядочным?
Ванвейлен понурил голову. Неревен и в самом деле ходил за ним, как
привязанный. Ванвейлен думал, что делается это по приказанию Арфарры - но
даже и это готов был Арфарре простить.
Сеньоры в серединной зале не замолчали, конечно, при виде Ванвейлена
- знатные господа тайн не имеют, - а продолжали громко обсуждать
завтрашнюю петицию. Махуд Коротконосый настаивал, чтоб пункт, запрещавший
горожанкам иметь в приданом золотые украшения, был перенесен с десятого на
восьмое место. "Да, - подумал Ванвейлен, - яйцо не станет квадратным", и
спросил Махуда:
- А что городское прошение? Как вы к нему относитесь?
- Я бы сказал, - ответил Махуд, - что в нем есть дельные мысли. Вот,
например, запретить рыцарям торговать... Все погибнет, если то, что
выгодно, станет еще и почетно.
Марбод Кукушонок в горнице был один: лежал среди атласных подушек и
рассеянно крутил свиток с послезавтрашним прошением. Ванвейлен заметил в
полутьме, на низком столике, еще книги, и среди них - хорошо знакомый свод
законов Золотого Государя, и подумал, что Кукушонок все-таки изменился.
"А я - еще больше", - подумал Ванвейлен.
- А что, - спросил Кукушонок, - правда ли, что вы рассорились с
обвинителем Ойвеном?
"Рассорились - это мягко сказано", - подумал Ванвейлен. Четыре дня
назад у входа в ратушу некто в зеленом пытался пырнуть Ойвена кинжалом:
тот выбежал на улицу в разорванных одеждах, громко крича. Тут же вокруг
закрутился народ, а из народа сама собой возникла маленькая личная охрана,
из всего этого стало возникать городское постановление, что-де гражданину
Ойвену надобно иметь известное число телохранителей. Арфарра почуял
неладное, послал Ванвейлена, Ванвейлен - сыщика Доня.
Некто в зеленом был разыскан, и покушение вышло - фиктивным; Ойвен
боялся, впрочем, дождаться настоящего. Ванвейлен мягко, но ненавязчиво
сумел убедить Ойвена, что нынче и так много армий, не надо создавать свою
собственную, что для его охраны хватит и боевых монахов... Гражданин
обвинитель поморгал колючими глазками и согласился: при том так как-то
вышло, что это не советник Арфарра, а советник Ванвейлен ему не доверяет.
- Правда ли, - отвечал Ванвейлен, что вы по-прежнему в ссоре с Лухом
Медведем?
Лух Медведь был молодой рыцарь, который с весны взъелся на Кукушонка,
- однако ж подписал прошение.
Оба помолчали. Ванвейлен смотрел на руки Кукушонка - сильные, с
длинными цепкими пальцами, с зеленым нефритовым кольцом. Волка кормит
пасть, воина - руки. Ванвейлен смутился и отвел глаза.
- А чем, - спросил мягко Кукушонок, - вам, советник, не нравится наше
прошение?
Ванвейлен усмехнулся:
- Этот вопрос обсуждался уже и будет обсуждаться завтра.
- А что бы вы из него убрали и что добавили?
- В нем ни убавить, ни прибавить, - сказал Ванвейлен. - Волков не
обучишь вегетарианству...
- Да, - сказал Марбод Кукушонок. - Вижу я, вы теперь с другими лазите
за Ятуновым мечом.
Ванвейлен вздрогнул. Откуда он узнал? Потом понял, что Кукушонок
просто - вспоминал, и успокоился.
- Да, - проговорил Марбод Кукушонок, - Белый Эльсил сказал мне:
"Придет день, и ты раскаешься, что этот человек жив". Я, однако, не
раскаиваюсь. Тут он снял с руки кольцо и протянул его Ванвейлену, а
Ванвейлен улыбнулся и протянул свое.
Больше они ни о чем не говорили. Потом Кукушонок попросил помочь ему
встать, и они вместе вышли во двор замка, где недавно растаял красный
снег, и поцеловались на прощание.
Когда Кукушонок вернулся обратно в свои комнаты, у его постели сидел
пожилой адвокат и мешал железным прутом в жаровне. Он слышал весь
разговор.
- Ну, - сказал адвокат, - и зачем его было звать? Это же маленький
советник Арфарра...
- Когда, - сказал Кукушонок, - Алом вызвал на поединок Пернатого Вея,
всем было известно, что Вея можно поразить лишь его собственным копьем. И
Алом попросил перед боем поменяться копьями, а Пернатый Вей не посмел
отказать, ибо был человеком благородным. Господин Ванвейлен - благородный
человек, и, если бы что-то знал, - предложил бы. И что, однако, он так на
мои руки глядел? А если, - осклабясь, прибавил Кукушонок, - он человек
неблагородный, он, по крайней мере пойдет и донесет Арфарре о моем
нездоровье и речах Махуда...
Кукушонок отодвинул в сторону прошение, как вещь совершенно ненужную,
и вместе сел с адвокатом над бумагами.
А королевский советник Ванвейлен поехал от замка Ятунов на Песчаный
Лог, что в Мертвом Городе. Там, под самыми городскими стенами, освящали
новую - и первую - городскую больницу для бедных. Собралась вся городская
верхушка, были советник Арфарра и господин Даттам.
Погадали на прутьях, и гадание вышло очень хорошим; потом прутья
собрали в связку и отдали бургомистру; бургомистр напомнил, что прутья
легко переломать поодиночке и нельзя сломать в связке, и советник Арфарра
и господин Даттам перевили руки и выпили за прутья, которые нельзя сломать
в связке. Люди глядели и радовались.
- Хорошо, что обвинителя Ойвена нет, - сказал один цеховик другому.
Это же как злой дух при советнике Арфарре!
Был ли обвинитель Ойвен злым духом при советнике - неизвестно. Но вот
что он кричал на улицах, что люди из цехов скупают все земли, а беднякам
нечего есть, и добивался, чтоб никто не мог купить новых земель больше,
чем на сто золотых шагов, и чтобы каждому бедняку был выделен один золотой
шаг - это уж точно.
В это время Лосси, по прозванию Розовое Личико, зашел в рыбную лавку.
Лосси много повидал в свои двадцать семь лет, а теперь служил у Шамуна
Большеротого. Шамун Большеротый был с недавних пор вассалом Даттама, и
Даттам дал Шамуну землю под городом: сто восемьдесят золотых шагов.
Итак, Лосси Розовое Личико зашел в рыбную лавку, разинул рот и стал
разглядывать полки. Наконец восхищенный взор его остановился на двух
плававших за белым стеклом рыбах. Рыбы были то плоскими, зелеными и
чешуйчатыми, то вдруг раздувались, становились в точности как шар, и из
этого шара лезли желто-красные иголки. Рыбы эти назывались ушанчики, и
Лосси это прекрасно знал.
- Экое чудо! - сказал Лосси, - это что ж такое?
Хозяин лавки оглядел посетителя. На ногах у Лосси были деревянные
башмаки, на плечах - бродячий плащ с конопляной завязкой, и вид он имел
чрезвычайно придурковатый: только что из деревни. Хозяин решил пошутить и
сказал:
- А это - рыба Суюнь.
Рыба Суюнь водилась далеко-далеко, в Серединном Океане в империи, и
отвар из ее чешуи приносил здоровье на тысячу лет.
- Правду, однако, говорят у нас в деревне, - сказал Лосси, - в городе
в лавке можно купить все, даже рыбу Суюнь... И сколько ж она стоит?
Торговец увидел, что дело серьезное, вздохнул и сказал:
- Ну, если из деревни... уступлю, за сколько взял: два "золотых
государя" штучка... только покупать-то надо сразу обоих, самца и самочку.
Лосси вздохнул, достал из-под плаща тряпочку, размотал и высыпал на
доску.
- А здесь сколько?
Стали пересчитывать всякую пузатую мелочь и рубленую медь, и вышло на
три золотых государя.
Торговец долго думал, потом прослезился и махнул рукой:
- Ладно! Бери, раз из деревни! Торгуем себе в убыток!
Красная цена рыбкам была - три гроша. Лосси нанизал рыб на прутик и
вышел с ними на улицу. На улице было солнечно, людно и весело. Младший
хозяйский сын жарил в плоском чане с кипящим маслом карасей, и раздавал
приятелям и клиентам. Далеко Лосси идти не пришлось: мимо как раз ехал
обвинитель Ойвен.
Лосси закричал и бросился перед конем:
- Господин Ойвен! Мы все - маленькие и пришлые. Молимся вам... то
есть за вас... То есть я хочу сказать, что вот купил рыбу Суюнь и чтоб вам
жить всегда.
Лосси запнулся от избытка чувств и протянул прутик. Все вокруг
засмеялись. Обвинитель Ойвен глянул на ушанчиков, перевел взгляд на
простоватого парня, недавно из деревни, и понял, что жадные торговцы опять
надули бедного человека.
- Друг мой! - сказал обвинитель Ойвен. Тебя провели, это не рыба
Суюнь, это ушанчик.
На шум сходились люди. Привели из лавки торговца. Лосси напустился на
