Даттаму записку.
Даттам прочитал ее, повертел, поднес к носу и долго нюхал. Его тонкое
обоняние, обоняние жителя империи, химика и эстета, уловило, как ему
показалось, характерный запах храмовых подземелий, - смесь старинных
благовоний и химических реактивов. Даттам вспомнил о подземных ходах в
Золотой Горе, усмехнулся и подумал: "Ну, ладно. Какой строй будет в этой
стране, это мы еще посмотрим, но Арфарру-советника я из нее при всех
случаях выкину."
- Эту записку, - сказал Даттам, - советник Ванвейлен писал с
разрешения советника Арфарры. И уверяю вас, что честь будущего наместника,
или аравана, или еще какого чиновника будущей провинции Горный Варнарайн,
Клайда Ванвейлена, не пострадает от того, каким способом он расправится с
вашим братом.
Не прошло и времени, потребного для того, чтоб сварить горшок каши, -
Даттам, Киссур Ятун, Шодом Опоссум и еще десятеро вылетели из ворот замка,
и кони их перепрыгивали прямо через столы, расставленные во дворе.
Когда Марбод и Эльсил пришли в пещерный храм, Эльсил поначалу
испугался. Морок! Высятся стены там, где их нет, цветут и опадают небесные
своды, девушки танцуют с мечами на стенах.
- Клянусь божьим зобом! - сказал Эльсил, показав на золотого юношу с
золотым луком, нарисованного вверху. Это сам Ятун!
- Не сам Ятун, - усмехнулся Марбод, - а его Свойство, или Атрибут.
Сам Ятун, писали, безобразный и бесконечный, тела у него нет. Стало быть,
и рук тоже нет, - злобно добавил Марбод. Он очень устал.
Отыскали конец подземного хода, договорились, что делать. Эльсил
встал в божьем саду за серебристым лопухом в сорок локтей, упер в
основание лопуха лук, обмотанный лакированным пальмовым волокном, вынул из
колчана две стрелы и наложил их на тетиву. Стрелы были рогатые, из белого
тростника, с лебединым оперением, и два пера были окрашены в зеленый цвет
храма, а остальные были белые, как и полагалось вассалу экзарха Харсомы.
Потом Эльсил покачал головой, вышел из-за лопуха и промерил
расстояние до входа на пальцах; зеркальный морок сильно мешал.
Слева от входа, на приступке у белого столба, стоял идол. Марбод
пихнул его и встал на его место. Идол свалился вниз, а рук у него было
целых восемь.
Прошло столько времени, сколько нужно, чтобы зажарить среднего гуся.
Послышались шаги. В залу вошел Хаммар Кобчик, а за ним целых трое
стражников вели советника Ванвейлена. Ванвейлен был несвязанный, однако
квелый, как тритон зимой.
Белый Эльсил спустил тетиву. Он метил одной стрелой в Хаммара
Кобчика, а другой - в стражника. В стражника он попал точно, а Хаммару
Кобчику только оцарапал руку, - морок мешал. Тут Марбод со своего
приступка метнул в Хаммара дротик. Это был хороший бросок для человека, у
которого руки были как два шелковых яйца, но Хаммар уже был настороже и
успел повернуться на пятке, и дротик пролетел мимо.
Тут Марбод прыгнул на Кобчика, потому что в глубине души он был рад,
что Эльсил в него не попал, а Эльсил стал драться с обоими дружинниками.
Те выпустили Ванвейлена, а советник сел на землю и начал спать.
- Клянусь божьим зобом, - сказал Эльсил. - Вот опять мы деремся за
чужеземца, а он сидит и спит, словно это его не касается.
А Кобчик выхватил меч и ударил Марбода. И это был бы смертельный
удар, если бы Эльсил не вскрикнул:
- Смотри! Сбоку!
Так у них было условлено, и Марбод не повернул головы, а Кобчик
повернул, меч его поскользнулся в бронзовых шишках на щите Марбода. Марбод
дернул щит: Кобчик напоролся на свой собственный клинок и упал.
Однако он тут же вскочил, перехватил меч покрепче и сказал:
- Как, однако, это мы не подумали, что Марбод Кукушонок знает здешние
горы не хуже рудокопа! И сдается мне, что тебе самое время найти солнечный
меч Ятуна, потому что больше тебе ничто не поможет!
Тут Хаммар Кобчик размахнулся и ударил. Марбод отскочил, но удар снес
у щита навершие и две шишки светлой бронзы, так что верх его стал гладким,
как девичья щека, а так как щит был, против обыкновения, привязан к локтю
Марбода, тот полетел на пол.
Хаммар Кобчик наступил ему каблуком на забинтованную руку и сказал:
- Это хорошо, Кукушонок, что мы встретились здесь, а не у Золотой
Горы, потому что лучше, чтоб ты погиб от хорошего меча, чем от козней
Арфарры-советника.
А Марбод закусил губу, потому что руке было очень больно, и сказал:
- Арфарра, однако, сильно облегчил твой труд.
Тут Хаммар Кобчик осклабился и отвел руку для удара, и вдруг Марбод
увидел, как меч разлетелся в его руках от цветного луча, а луч пошел
дальше, разрезал панцирь, как ниткой режут бобовый сыр, и лак на пластинах
пошел пузырями. Кобчик удивился и упал, а цветной луч ушел далеко за ним в
каменный столб, и со столба посыпались каменные листья и ягоды.
Марбод вскочил на ноги и увидел, что Эльсил и двое стражников лежат
на камне, а третий стражник собирается бежать. Тут, однако, Клайд
Ванвейлен опять поднял руку: цветной луч рассек стражника издали и еще
сдул каменную чашу, как золу с обгоревшего пня.
Марбод подошел к Эльсилу и увидел, что он лежит со стражником в
обнимку, и меч стражника - в груди Эльсила, а меч Эльсила - в груди
стражника.
Другой стражник тоже был мертв. Марбод поглядел на рассеченную
каменную чашу и вернулся к Хаммару Кобчику. Тот был еще жив, однако было
ясно, что очень скоро он кончится как человек и снова начнется как Кобчик.
За его спиной луч из рук Ванвейлена сильно порезал гранитный столб, но не
перерубил, завяз в локте от поверхности.
Марбод побоялся сделать Хаммару Кобчику дурное, добивая его такими
руками, а Ванвейлена ему просить не хотелось: это, действительно, не
поединок, а как курицу резать.
Марбод подошел к Ванвейлену и сел рядом. Зрачки у чужеземца были
страшно сужены, лицо бледное и потное. Марбод потрогал лицо губами -
действительно, не совсем живой.
Марбод похолодел: он понял, что вдвоем им из подземного храма не
выбраться, потому что оружие в руках Ванвейлена все-таки завязло в
каменной стене и гору не разрубит.
Ванвейлен попробовал улыбнуться и сказал:
- Это пройдет. Посидим и пойдем. Как вы, однако, меня нашли?
Тогда Кукушонок стал пересказывать свой разговор с Неревеном.
Ванвейлен слушал, свесив голову и плохо дыша.
- Верно? - спросил, кончив, Марбод.
- В целом - да, - ответил Ванвейлен. - А что вы сделали с Неревеном?
- А что мы могли с ним сделать? - возмутился Марбод. - Он же как
разбитое яйцо: и дома не оставишь и в дорогу не возьмешь.
- Да, - сказал тихо Ванвейлен, - убить безоружного королевского
советника - это, видите ли, крах политической карьеры, а убить безоружного
мальчишку... Впрочем, ладно.
Марбод снял кое-как с убитого стражника плащ, подоткнул его под
Ванвейлена и помог тому сесть. Советник явно не мог еще идти, и руки-ноги
у него были холодные. Кроме того, Хаммар Кобчик был еще жив, и Кукушонку
хотелось посмотреть, как умрет его кровник.
- Что же, - сказал Кукушонок, сев рядом с Ванвейленом, у каменного
цветка, - можете вы устроить Арфарре потеху, как в Голубых Горах?
- Прежде всего, - сказал Ванвейлен, - надо окружить и отбить дамбу.
Она вся нашпигована динамитом.
- Чем? - спросил Марбод.
- Такой штукой, от которой взрываются даже скалы, как это было у
Даттама в Голубых Горах. В случае чего, мы еще закидаем этим динамитом
весь храм.
- Не надо закидывать храм, - сказал Кукушонок. - Господин Даттам и
так не знает, с какой стороны лепешка масляней. Он к нам перебежит
быстрей, чем утка переплывает заводь.
- Да. Вы правы, - сказал Ванвейлен. - Это очень важно, даже важней,
чем выборный совет. Будет время - это мы будем ввозить в империю не меха и
не шерсть, а готовую ткань... Еще, - сказал Ванвейлен, - надо догнать
позавчерашний караван и вернуть моих товарищей. Нечего им ходить одним в
империю. Если экзарх Харсома здесь умел свой дела устроить, он у себя под
носом разберется, что к чему... Впрочем, нам скоро придется нанести ему
вооруженный визит. Есть в империи одна штучка, я очень не хочу ее
оставлять в любопытных лапах экзарха... Если она уже не пробыла в них
слишком долго.
Ванвейлен говорил все тише и тише, наконец, выдохся и замолк. Ему
было холодно, одежда липла к потной коже. "Какой же дрянью меня опоили, -
подумал он. - Видно, это не просто эфир". Вслух он сказал:
- Да, коготок увяз - всей птичке пропасть. Вы, однако, не можете дать
мне воды?
Кукушонок поднялся, нашел на полу довольно большой черепок,
принюхался к ближней луже: вода была зеленая и старая, но вполне пригодная
для питья. Кое-как окунул черепок в лужу и стал поить Ванвейлена.
- А мне? - сказал в углу Хаммар Кобчик.
Кукушонок подумал, что тот скоро умрет, и нехорошо отказывать
мертвецу в просьбе. Кукушонок наполнил черепок и отнес его Кобчику. Тот
завозился, приподнимаясь, протянул руку.
- Это, - сказал он слабо, - за ваш успех. Ваш и чужеземца!
Однако не удержал черепок, выронил и разлил. Кукушонок отыскал другой
черепок, но на этот раз встал на колени и нагнулся над умирающим. Тот
напился.
- Жалко, однако, - сказал Кобчик, - что во главе такого дела будет
стоять мой кровник.
Тут он вскинул руку с кинжалом и всадил его Кукушонку точно в сердце.
Последнее, что заметил Кукушонок, падая, была страшная белая вспышка,
- но тут уже трудно было решить, отчего она.
Через час Даттам с товарищами вломился в подземный храм. Посмотрел и
сказал:
- Все - померли.
Померли, однако, не все. Советник Ванвейлен был только без сознания и
даже не оцарапан, а на кинжале в его руках не было ни капли крови. В
остальном крови было много, рубка была большая, мечи напились вдоволь.
Всего, однако, труднее было понять, кто и как убил Хаммара Кобчика, потому
что его сначала смертельно ранили, а потом развалили страшным ударом от
головы до бедра, меж тем как у Кукушонка меча не было, а Эльсил лежал
далеко и умер раньше. Многие говорили, что, поскольку дело было в родовом
храме Кречетов, Марбод взмолился перед смертью, бог исцелил ему руки и
вложил в них пропавший Ятунов меч, который покойник столько искал.
Даттам только кривился и считал, что Кобчика убил Эльсил. В чудеса он
не верил, цветного луча в храме Виноградного Лу своими глазами не видел,
и, кроме того, в отличие от маленького послушника Неревена, отлично знал,
что нерассеивающийся пучок света сделать невозможно, потому что даже если
он будет монохроматический, - как добиться одной фазы?
Сайлас Бредшо мирно читал "Сиреневую повесть", один в большом доме,
когда к нему явился человек от сыщика Доня.
- Друг ваш, - сказал он, - лежит в королевском замке, в покоях
Даттама. Жив, не ранен, но немножко нездоров. Собирайтесь!
И вытряхнул из мешка крестьянский балахон. Сам он был в таком же.
- Я скоро, - сказал Бредшо, имея в виду спуститься в подвал,
проверить замки, связаться с товарищами.
- Не скоро, а сейчас, - наставительно сказал сыщик и распахнул окно.
- Эка, - сказал он, - кричат! И петухов теперь не нужно!
Бредшо с сыщиком выскочили во двор, а толпа была уже у ворот. Сыщик
пихнул Бредшо в дворовую кухню и сам вскочил за ним. Через минуту в кухню
ворвалась толпа.
- Экая, - сказал сыщик, - у хозяев отличная буза! А ну, ребята,
выкатываем бочку.
Бочку вынесли и не столько распили, сколько пролили. Люди уже
облепили дом, как муравьи - гнилую смокву.
- Куда! - Тихо сказал сыщик, заметив, что Бредшо норовит утечь за
