самые суеверные из индейцев не могли усомниться в истине его слов. Слиш-
ком очевидно было, что они обмануты самым дерзким, оскорбительным обра-
зом.
Когда Магуа окончил свой рассказ, все собравшееся племя - так как, в
сущности, тут были все его воины - осталось на своих местах: гуроны пе-
реглядывались, как люди, пораженные в равной мере и дерзостью и успехом
своих врагов. Затем все стали обдумывать способ мести.
По следу беглецов послали еще новый отряд преследователей, а вожди
приступили к совету. Старшие воины один за другим предлагали различные
планы. Магуа выслушивал их в почтительном молчании. К изворотливому гу-
рону вернулись вся его хитрость, все самообладание, и он шел к своей це-
ли с осмотрительностью и искусством. Только тогда, когда высказались
все, желавшие говорить, он приготовился поделиться своим мнением. Его
соображения приобрели особую важность, потому что как раз в это время
вернулись некоторые из отправившихся на разведку и сообщили, что следы
беглецов ведут прямой дорогой в лагерь их союзников - делаваров. Магуа
осторожно изложил перед товарищами свой план. Как и можно было предпола-
гать, благодаря его красноречию план был принят единогласно.
Некоторые из вождей предлагали совершить неожиданное нападение на де-
лаваров, - с тем чтобы одним ударом захватить их лагерь и завладеть сво-
ими пленниками. Магуа нетрудно было отклонить это предложение, представ-
лявшее так много опасностей и так мало надежд на успех. А потом он изло-
жил свой собственный план действий.
Он начал с того, что польстил самолюбию слушателей. Перечислив много-
численные случаи, в которых гуроны выказывали свою храбрость и отвагу,
он перешел к восхвалению их мудрости. Он сказал, что именно мудрость
составляет главное различие между бобром и другими зверями, между людьми
и животными и, наконец, между гуронами и всем остальным человечеством.
Превознося благоразумие, он принялся изображать, каким образом оно при-
менимо к настоящему положению дел. С одной стороны, говорил он, их вели-
кий белый отец, губернатор Канады, смотрит суровыми глазами на своих де-
тей с тех пор, как томагавки их окрасились кровью; с другой стороны, на-
род, такой же многочисленный, как их народ, но говорящий на другом язы-
ке, имеющий другие интересы, не любящий гуронов, будет рад всякому пред-
логу вызвать немилость к ним великого белого вождя. Потом он заговорил о
нуждах гуронов, о дарах, которых они вправе ожидать за свои прежние зас-
луги, об утраченных ими охотничьих областях и местах поселений и о необ-
ходимости в подобных критических обстоятельствах следовать более советам
благоразумия, чем влечению сердца. Заметив, что старики одобряют его
умеренность, но многие из самых ярых и знаменитых воинов хмурятся, он
заговорил об окончательном торжестве над врагами. Он даже намекнул, что
при достаточной осторожности можно будет истребить всех делаваров. Коро-
че говоря, он так искусно смешал воинственные призывы со словами ко-
варства и хитрости, что угодил склонностям обеих сторон, причем ни одна
сторона не могла бы сказать, что вполне понимает его намерения.
Нисколько не удивительно, что мнение Магуа одержало верх. Индейцы ре-
шили действовать осмотрительно и единогласно предоставили ведение всего
дела вождю, предложившему им такие мудрые советы.
Теперь Магуа достиг наконец цели всех своих хитростей. Он не только
возвратил утраченное расположение своего народа, но и стал даже его вож-
дем. Он отказался советоваться с другими вождями и принял властный вид,
чтобы поддержать достоинство своего положения.
Разведчики были разосланы в разные стороны: шпионам приказали отпра-
виться в лагерь делаваров и выведать все, что нужно; воины были отпущены
по домам с предупреждением, что их услуги скоро понадобятся; женщинам и
детям было приказано удалиться, с указанием, что их удел - молчание.
Покончив со всеми этими распоряжениями, Магуа прошел по лагерю, захо-
дя во все хижины, где, как он рассчитывал, посещение его могло иметь ус-
пех. Он поддержал уверенность своих друзей и успокоил колебавшихся. По-
том он отправился в свою хижину. Жена, которую вождь гуронов покинул,
когда народ изгнал его, уже умерла. Детей у него не было, и теперь он
оставался одиноким в своей хижине. Это было то полуразрушенное жилище, в
котором поселился Давид. В тех редких случаях, когда они встречались,
Магуа выносил его присутствие с презрительным равнодушием. Сюда удалялся
Магуа, когда заканчивал все дела свои.
Хотя все другие спали, Магуа не знал и не хотел знать отдыха.
Если бы кто-нибудь полюбопытствовал узнать, что делает вновь избран-
ный вождь, он увидел бы, что Магуа просидел в углу хижины, обдумывая
свои планы, всю ночь, вплоть до того времени, когда он назначил соби-
раться воинам. По временам ветер, пробивавшийся сквозь щели в хижину,
раздувал слабое пламя, поднимавшееся над пылающими углями, и тогда отб-
лески пламени освещали своим колеблющимся светом мрачную фигуру одиноко-
го индейца.
Задолго до рассвета воины один за другим стали входить в уединенную
хижину Магуа, пока не собралось двадцать человек. Каждый из них имел при
себе ружье и все боевые принадлежности, несмотря на то, что раскраска у
всех была мирная.
Эти свирепые на вид люди входили тихо, совсем бесшумно; некоторые са-
дились в темный угол, другие стояли, словно неподвижные статуи.
Когда собрался весь избранный отряд, Магуа встал, жестом руки прика-
зал воинам идти за собой и сам двинулся впереди всех. Воины пошли за
вождем поодиночке, в порядке, известном под названием "индейская шерен-
га". Они прокрались из лагеря тихо и незаметно, походя скорее на призра-
ки, чем на воинов, жаждущих военной славы, ищущих подвигов отчаянной
смелости.
Вместо того чтобы направиться по дороге прямо к лагерю делаваров, Ма-
гуа в продолжение некоторого времени вел свой отряд по извилистым бере-
гам ручья и вдоль запруды бобров.
Начало уже рассветать, когда они пришли на прогалину, расчищенную
этими умными и трудолюбивыми животными. Магуа облачился в свое прежнее
одеяние из звериных шкур, на котором виднелось изображение лисицы. На
одежде одного из воинов красовалось изображение бобра; это был его осо-
бый символ - тотем.
Со стороны этого воина было бы своего рода кощунством пройти мимо мо-
гущественной общины своей предполагаемой родни, не выказав ей знаков
почтения. Поэтому он остановился и сказал несколько ласковых, дружеских
слов, как будто обращаясь к разумным существам. Он назвал бобров своими
братьями, напомнил им, что благодаря его покровительству и влиянию они
остаются до сих пор невредимы, тогда как жадные торговцы давно уже под-
говаривают индейцев лишить их жизни.
Он обещал и впредь не оставлять их без своего покровительства.
Эту необычайную речь товарищи воина слушали так серьезно и внима-
тельно, как будто слова его производили на всех одинаково сильное впе-
чатление. Раз или два над поверхностью воды показывались какие-то черные
тени, и гурон выказывал удовольствие, что слова его не пропали даром.
Как раз в ту минуту, как он закончил свое обращение, из хижины, стены
которой были в таком жалком виде, что дикари сочли ее необитаемой, выг-
лянула голова большого бобра. Оратор счел такой необычайный знак доверия
чрезвычайно благоприятным предзнаменованием и, хотя животное сейчас же
спряталось, рассыпался в благодарностях и похвалах.
Когда Магуа нашел, что на изъявление родственной любви воина потраче-
но достаточно времени, он дал сигнал отправиться дальше: Индейцы двину-
лись все вместе осторожным шагом, не слышным для людей с обыкновенным
слухом.
Если бы гуроны оглянулись, то увидели бы, что животное, снова высунув
голову, следило за их движениями с наблюдательностью и интересом, кото-
рые легко можно было принять за проявление разума. Действительно, все
движения животного были так отчетливы и разумны, что даже самый опытный
наблюдатель не в состоянии был бы объяснить это явление; но в ту минуту,
когда отряд вошел в лес, все объяснилось. Животное вышло из хижины, и
из-под меховой маски показалось мрачное лицо Чингачгука.
Глава XXVIII
Только покороче, прошу вас,
Сейчас время для меня очень хлопотливое.
Шекспир. "Много шума из ничего"
Племя делаваров - или, вернее, половина племени, - расположившееся в
данное время лагерем вблизи временного поселения гуронов, могло выста-
вить приблизительно то же число воинов, что и гуроны. Подобно своим со-
седям, делавары последовали за Монкальмом на территорию, принадлежавшую
английской короне, и производили смелые набеги на охотничью область мо-
хоков. Однако с обычной сдержанностью, свойственной индейцам, они отка-
зались от помощи чужеземцам в тот самый момент, когда те особенно нужда-
лись в ней; делавары велели посланным Монкальма передать ему, что топоры
их притупились и необходимо время, чтобы их отточить. Командующий Кана-
ды, как тонкий политик, решил, что умнее иметь пассивных друзей, чем
превратить их в открытых врагов неуместно суровыми мерами.
В то же время, когда Магуа вел в лес свой молчаливый отряд, солнце,
вставшее над лагерем делаваров, осветило людей, предававшихся занятиям,
свойственным более позднему времени дня. Женщины бегали из хижины в хи-
жину: одни - приготовляя утреннюю еду, другие - прибирая внутренность
хижины; большинство останавливались, чтобы перекинуться между собой нес-
колькими словами. Воины стояли отдельными группами; они больше раздумы-
вали о чем-то, чем говорили, а если и произносили несколько слов, то с
видом людей, дорого ценящих свое мнение. Повсюду между хижинами видне-
лось множество принадлежностей для охоты, но Никто не брался за них. Там
и сям какой-нибудь воин осматривал свое оружие. Иногда глаза многих вои-
нов сразу устремлялись на большую хижину в центре поселка, словно она
составляла предмет размышлений всех этих людей.
На самом краю плоской возвышенности, на которой был расположен ла-
герь, внезапно появился какой-то человек. Он был безоружен, и разрисовка
скорее смягчала, чем увеличивала природную суровость его строгого лица.
Когда он приблизился настолько, что делавары могли видеть его, он сделал
жест, выражавший его дружественные намерения, сначала подняв руку к не-
бу, а затем выразительно прижав ее к груди. Жители поселения ответили на
его приветствие и пригласили подойти ближе.
Ободренный этой встречей, смуглый незнакомец покинул край природной
террасы, где он стоял, резко выделяясь на фоне заалевшего утреннего не-
ба, и важной поступью пошел к середине стана.
По мере того как он приближался, слышалось легкое бряцание серебряных
украшений на его руках и шее да звон маленьких бубенчиков, окаймлявших
его кожаные мокасины. Он любезно приветствовал мужчин, не обращая ника-
кого внимания на женщин.
Когда незнакомец дошел до группы людей, по гордым лицам которых можно
было догадаться, что это вожди племени, он остановился, и делавары уви-
дели статную, стройную фигуру хорошо знакомого вождя гуронов, известного
под именем Хитрая Лисица.
Его встретили серьезно, молчаливо и настороженно. Стоявшие впереди
воины расступились, пропустив лучшего делаварского оратора, говорившего
на всех языках северных туземцев.
- Добро пожаловать, мудрый гурон! - сказал делавар на языке макуасов.
- Он пришел отведать сакка-туш вместе со своими приозерными братьями?
- Он пришел, - повторил Магуа, наклоняя голову с величием восточного
государя.
Вождь, протянув руку, взял гурона за запястье, и они снова обменялись
дружескими приветствиями. Потом делавар пригласил гостя войти в хижину и
разделить с ним утреннюю трапезу.
Приглашение было принято, и оба воина спокойно ушли в сопровождении
трех-четырех стариков, покинув остальных, снедаемых желанием узнать при-
