- Да, уходи, - крикнул Дункан, передавая Алису на руки индейской де-
вушки, - уходи, Магуа, уходи! У делаваров есть свои законы, которые зап-
рещают удерживать тебя, но я... я не обязан подчиняться им. Ступай,
злобное чудовище, чего же ты медлишь?
Трудно описать выражение, с которым Магуа слушал слова молодого чело-
века. Сначала на лице его мелькнуло злорадство, но в следующее же мгно-
вение оно сменилось обычным холодным, хитрым выражением.
- Лес открыт для всех, - отвечал он. - Щедрая Рука может идти туда.
- Постойте! - крикнул Соколиный Глаз, хватая Дункана за руку и на-
сильно удерживая его. - Вы не знаете коварства этого дьявола. Он заведет
вас в засаду, а ваша смерть...
- Гурон... - прервал его Ункас. До сих пор, покорный строгим обычаям
своего племени, он оставался внимательным, серьезным слушателем всего,
что происходило перед ним. - Гурон, справедливость делаваров исходит от
великого Маниту. Взгляни на солнце. Оно стоит теперь около верхних вет-
вей вон тех кустов. Твой путь открыт и не длинен. Когда солнце поднимет-
ся над деревьями, по твоим следам пойдут люди.
- Я слышу карканье вороны! - сказал Магуа с насмешливым хохотом. -
Догоняй! - прибавил он, взмахнув рукой перед толпой, медленно расступив-
шейся перед ним. - Вейандоту не страшны делавары! Собаки, зайцы, воры, я
плюю на вас!
Его презрительные слова были выслушаны делаварами в мертвом, зловещем
молчании. Магуа беспрепятственно направился к лесу в сопровождении своей
спутницы, под защитой нерушимых законов гостеприимства индейцев.
Глава XXXI
Флюэллен. Избивать мальчишек и обоз - Это противно всем законам вой-
ны. Более гнусного злодейства и придумать нельзя. Скажите по совести,
разве я неправду говорю?
Шекспир. "Генрих V"
Пока враг и его жертва были еще на виду у толпы, делавары оставались
неподвижными, словно прикованные к месту, но, как только гурон исчез,
могучие страсти вырвались наружу, и толпа заволновалась, как бурное мо-
ре. Ункас продолжал стоять на возвышении, не отрывая глаз от фигуры Ко-
ры, пока цвет ее платья не смешался с листвой леса. Сойдя с возвышения,
он молча прошел среди толпы и скрылся в той хижине, из которой вышел.
Наиболее серьезные и наблюдательные воины заметили гнев, сверкавший в
глазах молодого вождя, когда он проходил мимо них. Таменунда и Алису
увели, женщинам и детям приказано было разойтись. В продолжение следую-
щего часа лагерь походил на улей потревоженных пчел, дожидавшихся только
появления своего предводителя, чтобы предпринять отдаленный полет.
Наконец из хижины Ункаса вышел молодой воин; решительными шагами он
прошел к маленькой сосне, росшей в расселине каменистой террасы, содрал
с нее кору и безмолвно вернулся туда, откуда пришел. За ним вскоре при-
шел другой и оборвал с дерева ветви, оставив только обнаженный ствол.
Третий раскрасил голый ствол темно-красными полосами. Все эти проявления
воинственных намерений предводителей племени принимались воинами в угрю-
мом, зловещем молчании. Наконец показался и сам могиканин: на нем не бы-
ло никакой одежды, кроме пояса и легкой обуви; половина его красивого
лица была сплошь разрисована угрожающей черной краской.
Медленной, величественной походкой Ункас подошел к обнаженному стволу
дерева и стал ходить вокруг него размеренными шагами, исполняя что-то
вроде древнего танца и сопровождая его дикими звуками военной песни сво-
его народа. Та песня была печальной, даже жалобной, и могла соперничать
с песнями птиц; то звуки ее внезапно обретали такую глубину и силу, что
слушателей охватывала дрожь. В песне было мало слов, но они часто повто-
рялись. Если бы можно было перевести слова этой необычайной песни, то
они звучали бы примерно так:
Маниту! Маниту! Маниту!
Ты велик, ты благ, ты мудр!
Маниту, Маниту!
Ты справедлив!
В небесах, в облаках, о! я вижу
Много пятен - много темных, много красных,
В небесах, о! я вижу
Много туч.
И в лесах и вокруг, о! я слышу
Вопли, протяжные стоны и крик,
В лесах, о! я слышу
Громкий крик!
Маниту! Маниту! Маниту!
Я слаб - ты силен, я бессилен.
Маниту! Маниту!
Мне помоги!
Конец каждой строфы Ункас пел громко и протяжно, что вполне соот-
ветствовало выраженным в ней чувствам. Первый куплет песни, где выража-
лось почитание, Ункас пропел спокойно и величаво; второй куплет был опи-
сательный; в третьем куплете смешались все ужасные звуки битвы, и, сры-
ваясь с уст молодого воина, эта строфа воспринималась, как страшный во-
инственный призыв. В последнем куплете, как и в первом, слышались смире-
ние и мольба.
Трижды повторил Ункас эту песнь и три раза протанцевал вокруг дерева.
Когда в первый раз он пропел свой призыв, один суровый уважаемый
вождь ленапов последовал его примеру и запел тот же мотив, хотя с други-
ми словами. Воин за воином присоединялись к танцующим, и так все воины,
наиболее известные храбростью среди своих соплеменников, приняли участие
в пляске. Вся эта сцена внушала безотчетный страх. Грозные лица вождей
казались еще страшнее от дикого напева, в котором сливались их гортанные
голоса. Ункас глубоко всадил в дерево свой томагавк и испустил крик, ко-
торый мог быть назван его личным боевым кличем. Это означало, что он бе-
рет на себя предводительство в задуманном походе.
Сигнал пробудил все страсти, дремавшие до сих пор в делаварах. Около
ста юношей, удерживаемых до тех пор застенчивостью, свойственной их воз-
расту, бешено кинулись к воображаемой эмблеме врага и стали раскалывать
дерево, щепа за щепой, пока от него ничего не осталось - одни только
корни в земле.
Как только Ункас вонзил в дерево свой томагавк, он вышел из круга и
поднял глаза к солнцу, которое как раз подходило к той точке, которая
означала конец перемирия с гуронами. Выразительным жестом руки он сооб-
щил об этом факте, и возбужденная толпа, прекратив мимическое изображе-
ние войны, с криками радости стала приготовляться к опасному походу про-
тив врага.
Вид лагеря сразу изменился. Воины, уже вооруженные и в боевой раск-
раске, снова стали спокойны; казалось, всякое сильное проявление чувства
было невозможно для них. Женщины высыпали из хижин с песнями, в которых
радость и печаль смешивались так, что трудно было решить, какое чувство
одерживает верх. Никто не оставался без занятия. Кто нес свои лучшие ве-
щи, кто - детей, кто вел стариков и больных в лес, расстилавшийся с од-
ной стороны горы. Туда же удалился и Таменунд после короткого, трога-
тельного прощания с Ункасом; мудрец расстался с ним неохотно, как отец,
покидающий своего давно потерянного и только что найденного сына. Дункан
в это время отвел Алису в безопасное место и присоединился к разведчику.
Выражение лица Хейворда показывало, что он со страстным нетерпением ожи-
дает предстоящей борьбы.
Но Соколиный Глаз слишком привык к боевому кличу и военным приготов-
лениям туземцев, чтобы выказывать какойлибо интерес к происходившей пе-
ред ним сцене. Он только бросил мельком взгляд на воинов, которые собра-
лись вокруг Ункаса; убедившись в том, что сильная натура молодого вождя
увлекла за собой всех, кто был в состоянии сражаться, разведчик улыбнул-
ся. Потом он отправил мальчика-индейца за своим "оленебоем" и за ружьем
Ункаса. Подходя к лагерю делаваров, они спрятали свое оружие в лесу на
тот случай, если им суждено будет очутиться в плену; кроме того, безо-
ружным было удобнее просить защиты у чужого племени. Послав мальчика за
своим драгоценным ружьем, разведчик поступил со свойственной ему осто-
рожностью. Он знал, что Магуа явился не один, знал, что шпионы гурона
следят за каждым движением своих новых врагов на всем протяжении леса.
Поэтому ему самому было бы опасно пойти за ружьем; всякого воина могла
также постичь роковая участь; но мальчику опасность угрожала только в
том случае, если бы его намерение было открыто.
Когда Хейворд подошел к Соколиному Глазу, разведчик хладнокровно до-
жидался возвращения мальчика.
Между тем мальчик с сердцем, бьющимся от гордого сознания оказанного
ему доверия, полный надежд и юношеского честолюбия, с небрежным видом
прошел по прогалине к лесу. Он вошел в лес недалеко от того места, где
были спрятаны ружья, и, как только листва кустарников скрыла его темную
фигуру, пополз, словно змея, к желанному сокровищу. Удача улыбнулась
ему: через минуту он уже летел с быстротой молнии по узкому проходу,
окаймлявшему подошву террасы, на которой находилось поселение. В обеих
руках у него было по ружью. Он уже добежал до скал и перепрыгивал с од-
ной на другую с невероятной ловкостью, когда раздавшийся в лесу выстрел
показал, насколько справедливы были опасения разведчика. Мальчик ответил
слабым, но презрительным криком; сейчас же с другой стороны леса вылете-
ла вторая пуля. В следующее мгновение мальчик показался наверху, на пло-
щадке горы. С торжеством подняв над головой ружья, он направился с видом
победителя к знаменитому охотнику, почтившему его таким славным поруче-
нием.
Несмотря на живой интерес, который питал Соколиный Глаз к судьбе сво-
его посланца, он взял "оленебой" с удовольствием, заставившим его на
время забыть все на свете. Он внимательно осмотрел ружье, раз десять -
пятнадцать спускал и взводил курок, убедился в исправности замка и тогда
только повернулся к мальчику и очень ласково спросил, не ранен ли он.
Мальчик гордо взглянул ему в лицо, но ничего не ответил.
- Ага! Я вижу, мошенники ссадили тебе кожу на руке, малый! - сказал
разведчик, взяв руку терпеливого мальчика. - Приложи к ране растертые
листья ольхи, и все пройдет. А пока я перевяжу тебе руку знаком отличия.
Рано ты начал ремесло воина, мой храбрый мальчик, и, вероятно, унесешь
множество почетных шрамов с собой в могилу. Я знаю многих людей, которые
снимали скальпы, а не могут показать таких знаков. Ну, ступай, - приба-
вил Соколиный Глаз, перевязав рану, - ты будешь вождем!
Мальчик ушел, гордясь струившейся кровью более, чем мог бы гордиться
своей шелковой лентой любой царедворец, и вернулся к своим сверстникам,
которые смотрели на него с восхищением и завистью.
Все были так озабочены в эту минуту, что подвиг отважного мальчика не
привлек к себе всеобщего внимания и не вызвал тех похвал, которые он
заслужил бы в более спокойное время. Зато позиция и намерения врагов
стали ясны делаварам. Тотчас же был послан отряд воинов, чтобы выгнать
скрывавшихся гуронов. Задача эта была быстро исполнена, потому что гуро-
ны удалились сами, увидев, что они обнаружены. Делавары преследовали их
на довольно далеком расстоянии от лагеря и затем остановились, ожидая
распоряжений, так как боялись попасть в засаду. Оба отряда притаились, и
в лесах снова воцарилась глубокая тишина ясного летнего утра.
Спокойный на вид, Ункас собрал вождей и разделил свою власть. Он
представил разведчика как заслужившего доверие и испытанного воина. Ког-
да Ункас увидел, что индейцы хорошо приняли разведчика, он поручил ему
начальство над отрядом в двадцать человек. Ункас объявил делаварам поло-
жение, которое занимал Хейворд в войсках ингизов, и затем предложил офи-
церу занять командную должность в одном из отрядов.
Но Дункан отказался от этого назначения, сказав, что желает служить
волонтером под началом разведчика. Затем молодой могиканин назначил раз-
личных туземных вождей на ответственные посты и, так как времени оста-
лось мало, отдал приказ выступать. Более двухсот человек повиновались
ему, молча, но охотно.
Они вошли в лес совершенно беспрепятственно и спокойно дошли до мест,
где укрывались их собственные разведчики.
Здесь Ункас велел остановиться, и вожди собрались на совет.
Тут предлагались различные планы, но ни один из них не соответствовал
желаниям пылкого предводителя. Если бы Ункас последовал влечению своего
