занной недавно одним из моих родственников воину из твоего рода.
- Может быть, это было тогда, когда ингизы и голландцы сражались
из-за охотничьих полей делаваров? Тогда Таменунд был вождем и в первый
раз оставил лук для молнии бледнолицых...
- Нет, не тогда, - прервала его Кора, - гораздо позже. Я говорю о
том, что случилось совсем недавно, можно сказать - вчера. Нет, ты не мог
этого забыть!
- Только вчера, - сказал старик с трогательным пафосом, - дети лена-
пов были владыками мира! Рыбы Соленого Озера, птицы и лесные звери приз-
навали их своими сагаморами!
Кора в отчаянии опустила голову и в продолжение минуты боролась с тя-
желым горем. Потом, подняв свое красивое лицо с блестящими глазами, она
продолжала:
- Скажи мне, есть ли у тебя дети?
Старик взглянул на нее со своего возвышения с добродушной улыбкой на
истощенном лице, потом медленно обвел глазами всех присутствующих и от-
ветил:
- Я отец целого народа.
- Для себя я ничего не прошу, я готова нести кару за грехи моих пред-
ков. Но та, что стоит рядом со мной, до сих пор не испытывала тяжести
небесного гнева. Она дочь старого человека, дни которого близятся к кон-
цу. Многие, очень многие любят ее! Она слишком добра, слишком дорога для
многих, чтобы стать жертвой этого негодяя!
- Я знаю, что бледнолицые - гордое, алчное племя. Я знаю, что они не
только заявляют права на землю, но считают, что самые низшие из людей их
цвета лучше сагаморов красного человека. Собаки и вороны их племени, -
продолжал старик, - стали бы лаять и каркать, если бы они взяли в свои
вигвамы женщину, цвет кожи которой не был бы белее снега. Но пусть они
не слишком похваляются перед лицом Маниту! Они пришли в эту землю со
стороны восходящего солнца и могут уйти в сторону заходящего. Я часто
видел, как саранча объедала листья деревьев, но время цветения снова
наступало для них.
- Это так, - сказала Кора, глубоко вздыхая, как будто выходя из оце-
пенения. - Но тут есть еще один человек из твоего собственного племени,
которого не привели к тебе. Выслушай его, прежде чем позволить гурону с
торжеством удалиться отсюда.
Заметив, что Таменунд с недоумением оглядывается вокруг, один из соп-
ровождавших его сказал:
- Это змея, краснокожий наемник ингизов. Мы оставили его чтобы пы-
тать.
- Пусть он придет, - сказал мудрец.
Он снова сел на свое место, и, пока воины ходили, чтобы исполнить его
приказание, стояла такая тишина, что ясно был слышен шелест листьев в
соседнем лесу.
Глава XXX
Откажете - позор законам вашим!
Тогда в Венеции бессильно право.
Так отвечайте: будет он моим?
Шекспир. "Венецианский купец"
Тревожное молчание длилось несколько минут. Потом толпа заколыхалась,
расступилась и снова сомкнулась. В ее живом кругу стоял Ункас. Глаза, до
сих пор с любопытством изучавшие черты старца, теперь устремились с тай-
ным восхищением на стройную, гибкую фигуру пленника. Ни присутствие все-
ми почитаемого старца, ни исключительное внимание, возбуждаемое им, не
нарушили самообладания молодого могиканина. Лицо Ункаса не утратило сво-
его выражения спокойного внимания и детской любознательности и тогда,
когда, обведя глазами присутствующих, он встретил враждебные взгляды
вождей. Но, когда взгляд его упал на фигуру Таменунда, юноша медленными,
неслышными шагами прошел к тому месту, где сидел мудрец, и остановился
прямо перед ним. Тут он стоял, зорко наблюдая за всем происходящим вок-
руг него, пока один из делаварских вождей не сказал
Таменунду о его присутствии.
- На каком языке говорит пленник с Маниту? - спросил патриарх, не
открывая глаз.
- Как и его отцы, на языке делаваров, - ответил Ункас.
При этом внезапном и неожиданном известии среди толпы пробежал тихий
яростный гул, который можно было бы сравнить с рычанием льва. Действие
этих слов на мудрец" было так же сильно, но выразилось иначе. Он прикрыл
рукой глаза, как будто для того, чтобы лишить себя возможности видеть
постыдное зрелище, и повторял тихим гортанным голосом только что слышан-
ные слова.
- Делавар! Я дожил до того, что видел племена ленапов изгнанными из
мест, где издавна горели их костры совета, и рассеянными среди гор иро-
кезов, словно стада оленей! Я видел, как топоры чужого народа вырубали
наши леса, которым не причинили вреда даже небесные ветры; я видел, как
в вигвамах людей жили звери, бегающие по лесам, и птицы, летающие над
деревьями; но никогда еще не встречал делавара настолько низкого, чтобы
вползти, подобно ядовитой змее, в лагерь своего народа!
- Лживые птицы открыли свои клювы, - возразил Ункас самыми мягкими
нотами своего музыкального голоса, - и Таменунд услышал их песни.
Мудрец вздрогнул и склонил голову набок, как будто стараясь уловить
замирающие звуки далекой мелодии.
- Не спит ли Таменунд? - воскликнул он. - Что за голос раздается в
его ушах? Неужели зимы отодвинулись назад? Неужели к детям ленапов снова
возвращается лето?
За потоком несвязных слов, вырвавшихся из уст Таменунда, последовало
торжественное, почтительное безмолвие. Его народ легко принял эти непо-
нятные слова за одну из тех таинственных бесед, которые старец, как по-
лагали присутствующие, вел с Великим Духом, и все в страхе ожидали ре-
зультатов откровения. После долгого, терпеливого ожидания один из его
старых товарищей заметил, что мудрец забыл о занимавшем всех вопросе, и
решился напомнить ему о стоявшем перед ним пленнике.
- Лживый делавар дрожит, опасаясь услышать слова Таменунда, - сказал
он. - Эта собака воет, когда ингизы указывают ему след.
- Да вы, - сказал Ункас, оглядываясь кругом, - собаки, которые визжат
от радости, когда какой-нибудь француз бросает вам объедки своего оленя.
Ножей двадцать сверкнуло в воздухе, и столько же воинов вскочило на
ноги при этом язвительном и, может быть, заслуженном ответе; но жест од-
ного из вождей остановил взрыв их негодования. В это время Таменунд сде-
лал движение, показывавшее, что он собирается говорить.
- Делавар, - сказал он, - ты мало достоин своего имени. Мой народ не
видит яркого солнца в продолжении многих зим; а воин, покидающий свое
племя, когда тучи нависли над ним, - изменник вдвойне. Закон Маниту
справедлив. Так должно быть. Пока текут реки и стоят горы, пока цветы на
деревьях появляются и исчезают, так должно быть... Он ваш, дети мои!
Поступите с ним по закону.
Никто не шевельнулся, все затаили дыхание и молчали, пока последнее
слово приговора не вылетело из уст Таменунда. Тогда раздался громкий
крик, объединивший всех присутствующих в одном чувстве мести, страшный
крик, возвещавший об их жестоких намерениях. Среди этих продолжительных
диких криков один из вождей объявил громким голосом, что пленник присуж-
дается к пытке огнем.
Круг распался, и восторженные восклицания слились с шумом и суматохой
приготовлений к пытке. Хейворд бешено вырывался из рук державших его лю-
дей, Соколиный Глаз оглядывался вокруг с особенным, тревожным выражением
в глазах, а Кора снова бросилась к ногам патриарха, моля его о милосер-
дии.
Однако Ункас сохранил ясное спокойствие в эти ужасные минуты. Равно-
душным взглядом смотрел он на приготовления и, когда к нему подошли му-
чители, встретил их твердым, непоколебимым взглядом. Один из них,
разъяренный больше других, схватил молодого воина за ворот рубашки и ра-
зорвал ее. Затем с воплем дикой ярости он подскочил к своей жертве. Но
внезапно он изменил свое намерение, словно какая-то сверхъестественная
сила вмешалась, чтобы спасти Ункаса. Глаза делавара, казалось, выкати-
лись из орбит, рот открылся, и вся фигура словно окаменела от изумления.
Медленным движением он поднял руку и показал пальцем на грудь пленника.
Товарищи его столпились вокруг, и все взгляды с удивлением устремились
на прекрасное, татуированное голубой краской изображение маленькой чере-
пахи на груди пленника.
Одно мгновение Ункас наслаждался своим триумфом, глядя со спокойной
улыбкой на эту сцену. Затем он отстранил толпу гордым, высокомерным дви-
жением руки, вышел на середину с царственным видом и заговорил голосом,
возвышавшимся над шепотом изумления, пробегавшим в толпе.
- Люди ленни-ленапов! - сказал он. - Мой род поддерживает Вселенную!
Ваше слабое племя стоит на моей броне! Разве огонь, зажженный делаваром,
может сжечь сына моих отцов? - прибавил он, с гордостью указывая на
простой знак на его груди. - Кровь, происходящая от такой породы, поту-
шила бы ваше пламя. Мой род - родоначальник всех племен!
- Кто ты? - спросил Таменунд, вставая на ноги скорее от поразивших
его звуков этого голоса, чем от смысла слов пленника.
- Ункас, сын Чингачгука, - скромно ответил пленник, отворачиваясь от
толпы и склоняя голову из уважения к личности и годам старика, - один из
сыновей великой Унамис - Черепахи.
- Последний час Таменунда близок! - воскликнул мудрец. -
День наконец близится к ночи! Благодарю Маниту за то, что здесь есть
тот, кто заменит меня у костра совета! Ункас, внук
Ункаса, наконец найден! Дайте глазам умирающего орла взглянуть на
восходящее солнце!
Юноша легко, но с гордым видом взбежал на возвышение, откуда был ви-
ден всей волнующейся, изумленной толпе. Таменунд не мог насмотреться на
него, видимо, вспоминая былые дни счастья.
- Не стал ли я юношей? - наконец проговорил пораженный старец. - Неу-
жели я видел во сне все эти зимы? Видел народ мой, рассеянный, как пе-
сок, гонимый ветром, видел ингизов, более многочисленных, чем листья на
деревьях? Стрела моя не испугала бы лани; рука моя высохла, как ветвь
мертвого дуба; улитка перегнала бы меня в беге, а между тем передо мной
стоит юный Ункас, такой же, как в былые дни, когда мы вместе сражались с
бледнолицыми! Ункас, барс своего племени, старший сын ленапов, мудрейший
сагамор могикан! Скажите мне, делавары, неужели Таменунд проспал сто
зим?
Глубокое молчание, последовавшее за этими словами, достаточно ясно
выражало благоговейный трепет, с которым народ принял слова патриарха.
Никто не смел отвечать - все ожидали затаив дыхание, что произойдет
дальше. Ункас, все время смотревший в лицо старика с любовью и глубоким
почтением, решился заговорить.
- Четыре воина из рода Ункаса жили и умерли, с тех пор как друг Таме-
нунда водил свой народ на войну, - сказал он. - Кровь Черепахи текла в
жилах многих вождей, но все они вернулись в землю, из которой пришли,
кроме Чингачгука и его сына.
- Это правда... Это правда... - заметил старец; луч воспоминаний рас-
сеял его забытье. - Но мудрецы часто говорили, что два воина древнего
рода живут еще в горах ингизов. Почему же так долго пустовали их места у
костра совета делаваров?
При этих словах молодой человек поднял свою голову, все время скло-
ненную в знак уважения к Таменунду; возвысив голос так, чтобы его слыша-
ла вся толпа, и как будто желая раз навсегда объяснить образ действия
своей семьи, он заговорил:
- Некогда мы спали там, где можно слышать гневный ропот Соленого Озе-
ра. Тогда мы были правителями и сагаморами всей страны. Но, когда у каж-
дого ручья стали попадаться бледнолицые, мы пошли вслед за оленями, на-
зад, к нашей родной реке. Делаваров не стало. Только немногие из воинов
остались пить воду любимой реки. Тогда предки мои сказали: "Здесь мы бу-
дем охотиться. Воды этой реки бегут в Соленое Озеро. Если мы пойдем в
сторону заходящего солнца, то найдем потоки, которые бегут в великие
озера сладкой воды; могиканин умрет там, как умирают рыбы моря в проз-
рачных источниках. Когда Маниту будет готов, то скажет: "Идите", - и мы
пойдем по реке к морю и вернем себе свое". Вот, делавары, во что верят
дети Черепахи! Наши глаза устремлены к восходящему солнцу, а не к захо-
