дящему. Мы знаем, откуда оно приходит, но не знаем, куда уходит. До-
вольно!
Потомки ленапов слушали слова Ункаса с тем уважением, которое внушает
суеверный страх, и тайно наслаждаясь тем образным языком, на котором го-
ворил юный сагамор. Ункас внимательно следил своими умными глазами за
слушателями и, убедившись, что его слова произвели выгодное впечатление,
постепенно отбросил свой властный тон. Окинув взглядом безмолвную толпу,
окружавшую возвышение, на котором сидел Таменунд, он впервые увидел свя-
занного разведчика. Ункас пробрался сквозь толпу к своему другу, быст-
рым, гневным движением ножа перерезал связывающие его тело ремни и дал
знак толпе расступиться.
Индейцы повиновались молча и снова сомкнулись в круг, как до появле-
ния Ункаса. Он взял разведчика за руку и подвел его к патриарху.
- Отец, - сказал он, - взгляни на этого бледнолицего: это справедли-
вый человек, друг делаваров и гроза макуасов.
- Какое имя заслужил он своими подвигами?
- Мы называем его Соколиным Глазом, - ответил Ункас, называя развед-
чика его делаварским прозвищем, - потому что зрение никогда не изменяет
ему. Мингам он известен своим верным ружьем, и они называют его Длинным
Карабином.
- Длинный Карабин! - воскликнул Таменунд, открывая глаза и сурово
смотря на разведчика. - Моему сыну не следовало бы называть его другом.
- Я называю другом того, кто на деле показывает себя другом, - отве-
тил молодой вождь спокойно и твердо. - Если делавары приветствуют Унка-
са, то и Соколиный Глаз находится среди друзей.
- Бледнолицый убил многих из моих воинов. Его имя славится ударами,
которые он нанес ленапам.
- Если какой-нибудь минг нашептал это на ухо делаварам, то этим
только доказал, что он лживая птица, - сказал разведчик.
Он решил, что для него наступило время оправдаться в таких оскорби-
тельных обвинениях.
- То, что я убивал макуасов, я не стал бы отрицать даже на их советах
у костра. Но никогда моя рука не принесла вреда делавару, так как я дру-
жески отношусь к ним и ко всем, кто принадлежит к их племени.
Легкий одобрительный шепот пробежал среди воинов, обменявшихся друг с
другом взглядами, говорившими, что эти люди начинают сознавать свое заб-
луждение.
- Где гурон? - спросил Таменунд.
Магуа смело выступил и встал перед патриархом.
- (Справедливый Таменунд не будет удерживать то, что гурон дал ему на
время, - сказал он.
- Скажи мне, сын моего брата, - проговорил мудрец, отворачиваясь от
мрачного лица Хитрой Лисицы и с радостью устремляя свой взор на открытое
лицо Ункаса, - имеет ли гурон над тобой право победителя?
- Нет. Барс может иногда попадаться в ловушки, расставленные женщина-
ми, но он силен и знает, как выпрыгнуть из них.
- А Длинный Карабин?
- Смеется над мингом... Ступай, гурон, спроси у своих женщин, каков
из себя медведь.
- А чужеземец и белая девушка, которые вместе пришли в мой лагерь?
- Должны идти свободно по какому угодно пути.
- А женщина, которую гурон оставил у моих воинов?
Ункас не отвечал.
- А женщина, которую минг привел в мой лагерь? - строго повторил Та-
менунд.
- Она моя! - крикнул Магуа, с торжеством потрясая рукой перед Унка-
сом. - Могиканин, ты знаешь, что она моя!
- Мой сын молчит, - сказал Таменунд, стараясь понять выражение лица
юноши.
- Это правда, - тихо ответил Ункас.
Последовала короткая красноречивая пауза, во время которой ясно было,
как неохотно толпа признавала справедливость требования минга. Наконец
мудрец, которому принадлежало право решения, сказал твердым голосом:
- Уходи, гурон.
- А как он уйдет, справедливый Таменунд, - спросил коварный Магуа, -
с пленницей или без нее? Вигвам Хитрой Лисицы пуст. Поддержи его, отдав
то, что ему принадлежит.
Старец сидел некоторое время, погруженный в глубокое раздумье; потом
он наклонил голову к одному из своих почтенных товарищей и спросил:
- Этот минг - один из вождей своего племени?
- Первый среди своих соплеменников.
- Чего же ты еще хочешь, девушка! Великий воин берет тебя в жены.
Иди, твой род не угаснет.
- Лучше, в тысячу раз лучше, чтобы он угас, - воскликнула с ужасом
Кора, - чем подвергнуться такому унижению!
- Гурон, ее душа в палатках ее отцов. Девушка, которая идет замуж по-
неволе, приносит несчастье в вигвам.
- Она говорит языком своего народа, - возразил Магуа, смотря с
горькой иронией на свою жертву. - Она из рода торгашей и торгуется из-за
ласкового взгляда. Пусть Таменунд скажет что следует.
- Возьми за нее выкуп, а от нас пожелание тебе счастья.
- Я не возьму ничего, кроме того, что принес сюда!
- Ну так уходи с тем, что принадлежит тебе! Великий Маниту запрещает
делавару быть несправедливым.
Магуа подскочил к своей пленнице и с силой схватил ее за руку. Дела-
вары отступили в полном молчании, и Кора, как бы сознавая, что всякие
мольбы будут напрасны, приготовилась беспрекословно подчиниться своей
участи.
- Погоди, остановись! - крикнул Хейворд, выскакивая вперед. -
Сжалься, гурон! За нее дадут такой выкуп, что ты станешь первым богачом
в твоем племени.
- Магуа - краснокожий, он не нуждается в побрякушках бледнолицых.
- Золото, серебро, порох, свинец - все, что нужно воину, будет в тво-
ем вигваме, все, что необходимо великому вождю!
- Хитрая Лисица очень силен! - крикнул Магуа, бешено потрясая рукой,
в которой держал руку несопротивлявшейся Коры. - Месть в его руках.
- Боже всемогущий, - сказал Хейворд, в отчаянии сжав руки, - неужели
ты допустишь это? Тебя, справедливый Таменунд, молю о пощаде!
- Слова делавара сказаны, - ответил старик, закрывая глаза и опуска-
ясь на свое место. - Мужчины не говорят дважды.
- Великий вождь поступает мудро и благоразумно, не теряя времени на
повторение того, что уже сказано, - проговорил Соколиный Глаз, делая
Хейворду знак, чтобы он замолчал, - но каждый воин должен, в свою оче-
редь, хорошенько обдумать решение, прежде чем всадить томагавк в голову
своего пленника... Гурон, я не люблю тебя и вообще не могу сказать, что-
бы ктонибудь из мингов видел снисхождение с моей стороны. Можно смело
предположить, что война окончится не скоро и много еще ваших воинов
встретится со мной в лесу. Ну, так рассуди, кого ты предпочитаешь при-
вести пленником в свой лагерь: эту женщину или такого человека, как я?
- Неужели Длинный Карабин отдаст свою жизнь за женщину? - нереши-
тельно спросил Магуа, который уже собрался уходить из лагеря со своей
жертвой.
- Нет-нет, я этого не говорил! - ответил Соколиный Глаз, отступая с
надлежащей осторожностью при виде жадности, с которой Магуа слушал его
предложение. - Это была бы слишком неравная мена: отдать воина в полном
расцвете сил за девушку, даже лучшую здесь, на границах... Я мог бы сог-
ласиться отправиться на зимние квартиры теперь же, по крайней мере, за
шесть недель до того, как опадут все листья, с условием, что ты отпус-
тишь девушку.
Магуа отрицательно покачал головой и сделал толпе знак расступиться.
- Ну, хорошо, - прибавил разведчик с видом человека, еще не пришедше-
го к окончательному решению, - я добавлю еще "оленебой". Поверь слову
опытного охотника, это ружье не имеет себе равного.
Магуа ничего не ответил на это предложение и продолжал прилагать уси-
лия, чтобы раздвинуть толпу.
- Может быть... - сказал разведчик, теряя свое напускное хладнокро-
вие, - может быть, если бы я согласился научить ваших воинов, как вла-
деть этим ружьем, ты бы изменил свое решение?
Магуа снова приказал расступиться делаварам, которые продолжали окру-
жать его непроницаемым кольцом в надежде, что он согласится на мирное
предложение.
- Чему суждено быть, то должно случиться раньше или позже, - продол-
жал Соколиный Глаз, оборачиваясь к Ункасу с печальным, смиренным взгля-
дом. - Негодяй знает свое преимущество и пользуется им! Да благословит
тебя бог, мальчик! Ты нашел себе друзей среди своего родного племени; я
надеюсь, что они будут так же верны тебе, как я. Что касается меня, то
рано или поздно я должен умереть, и большое счастье, что мало кто будет
плакать обо мне. Этим чертям, по всей вероятности, все-таки удастся зав-
ладеть моим скальпом, а днем раньше, днем позже - это не имеет значения.
Да благословит тебя бог! - проговорил суровый житель лесов, опуская го-
лову.
Но он тотчас же поднял ее и, смотря печальным взглядом на юношу, при-
бавил:
- Я люблю вас обоих - тебя и твоего отца, Ункас, хотя у меня с вами
разный цвет кожи. Скажи сагамору, что в самые тревожные минуты я никогда
не забывал о нем. Прошу тебя, думай иногда обо мне, когда будешь идти по
счастливому пути. Ты найдешь мое ружье в том месте, где мы спрятали его:
возьми его и оставь себе на память. И слушай, мальчик: так как ваши обы-
чаи не отрицают мести, не стесняйся пускать это ружье в дело против мин-
гов. Это несколько смягчит горе обо мне и успокоит твою душу... Гурон, я
принимаю твое предложение: освободи эту женщину. Я - твой пленник.
При этом великодушном предложении в толпе раздался тихий, но ясный
шепот; даже самые свирепые из делаваров выражали одобрение при виде та-
кой мужественной решимости. Магуа остановился, и одно мгновение каза-
лось, будто он поколебался. Но, взглянув на Кору глазами, в которых сви-
репость как-то странно сочеталась с выражением восторженного удивления,
он принял окончательное решение.
Он выразил свое презрение к предложению разведчика, немедленно вски-
нул голову и сказал твердым, уверенным голосом:
- Хитрая Лисица - великий вождь, он не меняет своих решений... Пой-
дем, - обратился он к пленнице, властно кладя руку ей на плечо. - Гурон
не пустой болтун: мы идем.
Девушка отшатнулась с горделивым видом, полным женского достоинства;
ее темные глаза вспыхнули, яркий румянец, похожий на прощальный луч за-
ходящего солнца, разлился по лицу.
- Я ваша пленница, и, когда наступит время, я буду готова идти хотя
бы на смерть, но сила здесь ни при чем, - холодно проговорила она и,
обернувшись к Соколиному Глазу, прибавила: - От души благодарю вас, ве-
ликодушный охотник! Ваше предложение бесполезно, я не могла бы принять
его, но вы можете оказать мне услугу даже большую, чем та, которую вы
так великодушно предлагали. Взгляните, на это несчастное, изнемогающее
дитя! Не покидайте ее, пока она не доберется до места, где живут ее
друзья! Я не стану говорить, - прибавила она, крепко пожимая жесткую ру-
ку разведчика, - что ее отец наградит вас, - люди, подобные вам, стоят
выше наград, но он будет благодарить и благословлять вас. Боже мой, если
бы я могла услышать благословение из его уст в эту ужасную минуту!..
Голос ее внезапно прервался; она молчала в течение нескольких минут,
потом подошла к Дункану, продолжавшему поддерживать ее лишившуюся чувств
сестру, и добавила более спокойным тоном:
- Мне остается еще обратиться к вам. Нечего говорить, чтобы вы берег-
ли сокровище, которым будете обладать. Вы любите Алису, Хейворд, и ваша
любовь простила бы ей тысячу недостатков! Но она добра, кротка, мила,
как только может быть живое существо. В ней нет ни одного такого недос-
татка, который мог бы заставить покраснеть самого гордого из людей. Она
красива... О, удивительно красива! - прибавила она с любовью и печалью,
кладя смуглую руку на мраморный лоб Алисы и откидывая золотые волосы,
падавшие на глаза девушки. - А душа ее чиста и белоснежна. Я могла бы
сказать еще многое, но пощажу вас и себя...
Голос ее замер, она наклонилась над сестрой. После долгого, горестно-
го поцелуя она поднялась и со смертельно бледным лицом, но без малейшей
слезинки в лихорадочно горящих глазах повернулась к дикарю и сказала с
прежним надменным видом:
- Ну, теперь я готова идти, если вам угодно.
